Она лежала на спине, выжидающе глядя на него, и Эйрик почувствовал, как затрепетала давно омертвевшая часть его сердца.
— Ох, Идит, ты можешь себе представить, как сильно я тебя хочу?
Ее рот изогнулся в бессознательной улыбке вечной женственности.
— Тебе ведь нравится держать меня под своим каблуком? — нахмурясь, поинтересовался он, проводя по гладкой коже ее живота ладонью. Затем рука двинулась ниже, к спрятанным глубинам.
Она ахнула.
— Похоже на то, что у тебя каблук более тяжелый.
Он улыбнулся:
— Раздвинь для меня свои ноги, моя сладкая.
Когда он опустился на колени между ее ног, глядя на медовые складки ее женского лона, Идит вспыхнула и отвернула лицо в сторону:
— Ты делаешь мне больно.
— Я?
Она кивнула, затем резко всхлипнула, когда его пальцы нашли набухшую почку в ее сердцевине.
— А боль эта сильная?
Молча кивнув, она попыталась сдвинуть ноги.
— Хватит, это уже слишком! — воскликнула она, когда он отказался убрать свои трепещущие пальцы с ее расцветающего бугорка.
— Нет, этого еще недостаточно, — отрывисто сказал он, не уверенный, сколько еще «боли» он сможет выдержать сам. — Господи, ты как теплый мед стекаешь с моих пальцев.
Он вставил длинный палец в узкое отверстие ее лона и почувствовал дрожь ее нараставшего возбуждения. Желание загудело в его ушах, когда ее бедра поднялись кверху, в поисках завершения, к которому она стремилась, сама не понимая этого.
Он взял свой затвердевший жезл и, подхватив другой рукой ее под ягодицы, приподнял, чтобы войти внутрь.
Не успела его головка войти в ворота, как Идит задрожала от собственной неодолимой жажды. Мелкие спазмы с жадностью обхватывали его и едва не лишили заряда еще до начала.
— Не торопись, пройдем этот путь вместе, дорогая, — уговаривал он.
Она смотрела на него остекленевшими от страсти глазами, не вполне его понимая, пока он не накрыл с жадностью губами ее рот и не вошел длинным движением в узкое лоно.
— Ох… ох… о-о-х. — Ее горячие, шелковые складки приветствовали его ритмическими конвульсиями, которые становились сильней и сильней, пока она не достигла своего первого экстаза, мотая головой из стороны в сторону и издавая стоны.
Когда штормовые разряды страсти утихли и сменились тихой рябью, она открыла глаза и, казалось, впервые заметила его. Робко улыбнувшись ему, она вопросительно приподняла брови:
— Почему у тебя такой вид, словно ты напрягаешься изо всех сил?
— Потому что так оно и есть, — пробормотал он, по-прежнему жесткий, как пика, и вошел в нее до конца, но не надолго.
Он увидел, как Идит поразило осознание его затруднений.
— Это как раз то, что ты говорил про экстаз, верно?
Он кивнул:
— Не шевелись… пока что.
Упрямая ведьма замурлыкала и выгнула тело, как кошка.
Застонав, он почти полностью вышел из нее, и ее рот изумленно открылся. Когда он вошел снова, она выдохнула с громким шумом. С каждым восхитительно-мучительным прорывом его плоти в ее сердцевину он постепенно снова пробуждал задремавшую чувственность в своей сирене жене.
— Скажи мне, — шепнул он, тяжело дыша.
— Я хочу…
— Скажи мне.
— Хочу… ох, Эйрик, ты заставляешь меня чувствовать…
Его движения становились жестче и короче, и способность чопорной жены отзываться на ласки поражала его. Мотая головой из стороны в сторону, она несвязно шептала о том, чего хочет. Волна самого острого наслаждения, какое он когда-либо испытывал, нахлынула на него, и он тузил свою жену жестким орудием, которое никак не могло насытиться.
— Пожалуйста, — умоляла она.
— Скоро, — обещал он.
— Ты кончишь вместе со мной?
— Обязательно. Ах, Идит, ты сжигаешь меня своим жаром.
— Ты зажег во мне пламя, любовь моя.
«Любовь моя?» И тут Эйрик взорвался с ревом первобытного мужского удовлетворения, шея его изогнулась назад, орган выплеснул семя жизни в пульсирующее лоно Идит.
Поначалу Идит не могла пошевелиться, так ее поразили новые и чудесные волны удовольствия, которые продолжали рябить у нее внутри.
— Идит… ох, Идит… ты просто чудо, — прохрипел Эйрик, уткнувшись ей в шею. — Ты забрала все, что я мог тебе дать, и заставляешь меня желать отдать еще больше. Отдать все.
— Я была… я была хорошей? — нерешительно спросила она, вспоминая жесткий отзыв о ней Стивена.
Эйрик слегка поднял голову.
— Как можешь ты спрашивать? Ты все, о чем может мечтать мужчина, и даже больше.
— Правда? — спросила она, невероятно довольная.
— Правда. — Он наклонил голову и прижался губами к ее шее. Вскоре она почувствовала теплое дыхание его сна на своей коже. И не обиделась. Ведь и сама она ощущала себя в странной летаргии после всех взлетов, поэтому позволила и себе на минуту задремать.
Через несколько мгновений Идит проснулась, чувствуя себя замечательно наполненной. Она все еще лежала на спине, вес мужа придавливал ее к земле, а полуувядший мужской орган по-прежнему оставался в ней.
Она могла бы теперь, когда взрыв любви утих и чувства утихомирились, испытать отвращение. Но этого не было.
Она могла бы почувствовать себя раздавленной грубыми телесами мужчины, одного из тех, кого не хотела допускать в свою жизнь. И этого не случилось тоже. Взамен она испытывала странную радость, покоясь в колыбели его рук, крепко державших ее.
Она могла бы ужаснуться своей бесстыдной отзывчивости к похотливому чурбану, который повалил ее на спину. Этого тоже не случилось.
«Так вот что такое быть любимой», — подумала Идит. Впервые в жизни она поняла, какую силу обретает женщина, уступая. Она улыбнулась, выгнув бедра в чувственном позыве.
Пора будить этого развратного негодяя и его замечательно похотливое мужское орудие.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«Моя жена».
Эйрик дернул поводья и с удивлением поглядел вниз на женщину, сидевшую у него на коленях, положив голову ему на грудь. Она крепко заснула полчаса назад, почти сразу же, как только лошадь двинулась в путь.
Идит прильнула сильней — святые мощи, язвительная женщина действительно прильнула — и издавала нежное, удовлетворенное мурлыканье. Ну, она и впрямь должна была испытывать удовлетворение, после того как буквально опустошила его в тот второй раз. Наверняка у него на заднице остались пятна от травы, а на спине следы когтей.
Ему с трудом удавалось примирить в своем сознании ту правильную и чопорную леди, с которой он венчался, с той сиреной, которая только что проявила себя более чем ровней ему в любовном поединке. Приятно было наблюдать за ее невинным сладострастием, за тем, как оно раскрывалось в этом браке, против которого он поначалу сопротивлялся, но теперь воспринимал его совершенно в другом свете.
Откинув назад голову, он постарался получше разглядеть ее. Волосы падали, словно пучки серебряных нитей, в диком беспорядке. Ее губы, тонко очерченные губы, набухли и посинели от множества поцелуев. Нежные щеки окрасил розовый румянец любви. «Скромница Идит содрогнулась бы от ужаса, если бы могла сейчас увидеть себя», — подумал он с легким смешком, но ему нравилось осознание того, что его жена более чем удовлетворена и носит на себе следы его любви.
«Моя жена». Эйрик улыбнулся сам себе — не в силах поверить в такую удачу. Все равно что свалиться на кучу навоза и обнаружить, что это золото. Он сомневался, что Идит одобрит такое сравнение. Пожалуй, он все же скажет ей об этом, решил он со своевольным смешком.
Потом он сделался более серьезным. Та Идит, которую он сегодня увидел, оказалась женой, о какой он мечтал давным-давно: она могла создать для него дом и семью, а в то же время была чувствительной и страстной подругой в постели. Впрочем, слишком уж очаровываться не следует. В конце концов, он то же думал и до женитьбы на Элизабет. А та оказалась чистым разочарованием. Да, надо быть осторожней.
Идит медленно пробуждалась от ритма конской иноходи под собой и от гулкого сердцебиения Эйрика у своего уха. Сначала она не открывала глаз, желая продлить этот сладкий миг до бесконечности.
Нельзя надеяться слишком сильно. Кому, как не ей, это знать. Но ведь, о Святая Мария, она и представить себе не могла, что совокупление мужчины и женщины может быть таким замечательным. «Мужа и жены», — поправила она себя тут же с довольной улыбкой.
«Мой муж».
Идит захотелось громко петь от всех тех новых, чудесных ощущений, которые накапливались у нее внутри. И в то же время хотелось держать их при себе, в тайне от всех, проверять их и лелеять, а то вдруг они окажутся хрупкими и обманчивыми.
Она провела босой ногой по боку коня и подумала, что ей придется следить за своей внешностью и поведением после возвращения в Равеншир. Слуги не станут почитать ее, если она не сумеет держаться с достоинством, приличествующим хозяйке замка, пусть он даже находится в таком плачевном состоянии, как Равеншир. Однако приятно было на время почувствовать себя свободной от всяческих условностей.
Не сумев подавить довольный зевок, Идит привлекла к себе внимание Эйрика.
— Пора просыпаться. Мои люди ждут нас впереди.
Идит немедленно встрепенулась и попыталась разгладить морщины на платье и собрать волосы сзади в узел, насколько могла это сделать, сидя на лошади.
— Как я выгляжу? Я хочу сказать, видно ли что…
— Ты выглядишь чудесно, — тепло сказал Эйрик, стряхивая несколько травинок с ее плеча. Слабая улыбка удовлетворения играла в уголках его твердых губ. Губ, которые казались разбитыми от ее нескончаемых поцелуев.
Идит приложила пальцы к собственным губам, поняв, что они, вероятно, выглядят не лучше, а то и хуже. Она почувствовала, как жаркий румянец залил ей щеки.
«О Господи».
Эйрик торжествующе улыбнулся.
— Мой позор тебе нравится, не так ли?
— Нет, но вот сама ты — да. — Он быстро поцеловал ее и хотел сказать что-то еще, но тут ему пришлось осадить коня — навстречу им шел Вилфрид.