– Решаю не только я, но и комитет, – сказал он.
– И в Лос-Аламосе решали не только вы, – ответил Теллер, – но всегда выходило по-вашему. И в Консультационном совете по международному контролю за атомной энергией решали не только вы, но всем известно, что доклад Ачесона – Лилиенталя был написан под вашу диктовку. Вот и теперь, куда вы ни свернете, хоть в нужную, хоть в ошибочную сторону, остальные последуют за вами.
– Ладно, Эдвард, ладно. Я это устрою: вы получите медаль.
– Хорошо, – утвердительно произнес венгр. Немного помолчал, удовлетворенно кивнул и снова заговорил: – Ну а теперь к делу. Значит, к звездам на водородной бомбе, да? Вот и займемся.
Глава 501959
[Проект «Орион»] позволит нам доставить колонию из нескольких тысяч человек к альфе Центавра, расположенной на расстоянии порядка четырех световых лет от нас, примерно за 150 лет [времени в пути]. Эти цифры представляют собой абсолютный нижний предел того, что можно было бы сделать, используя наши нынешние ресурсы и технологии, если бы какая-нибудь астрономическая катастрофа вынудила нас строить Ноев ковчег, чтобы спастись из гибнущей Солнечной системы.
– Водородные бомбы – это единственный известный нам способ сжигать самое дешевое топливо, которое у нас есть, – дейтерий, – сказал Фримен Дайсон. Он стоял на сцене в лекционном зале круглой библиотеки, диаметр которой совпадал с рабочим проектом корабля «Орион». – В настоящее время, – продолжил он с обычным блеском в немигающих голубых глазах, – я не знаю точно, насколько эффективны водородные бомбы, а если бы и знал, то не сказал бы вам. – В аудитории находились все пятьдесят сотрудников «Дженерал атомикс», занятых в проекте «Орион»; и почти все они дружно рассмеялись. – Далее я установлю верхний и нижний пределы величины, которую нам не положено точно знать…
Это была прощальная лекция Дайсона; вскоре он возвращался в Принстон и Институт перспективных исследований. Но он оставил после себя технико-экономические обоснования решения, которое, как и было обещано, позволило бы доставить пилотируемые космические корабли «Орион» на Марс через шесть лет, к 1965 году, и к спутникам Юпитера еще на каких-то пять лет позже. Если какой-то из этих планет суждено стать новым домом для человечества, у «Ориона» будет возможность сразу приступить к перевозкам, причем задолго до того, как химические ракеты фон Брауна смогут доставить людей на мертвую – а в сравнительно недалеком будущем еще более мертвую – земную Луну.
В кабинет Оппи вошел Дик Фейнман с научным журналом в руке и заявил:
– Переселение человечества на Европу можно выбросить из головы.
Оппи работал над бюджетом. Он закончил подсчет чисел в таблице и авторучкой записал семизначную сумму. Лесли Гровз уволился из армии, чтобы занять пост вице-президента в компании – производителе вычислительной техники и военном подрядчике «Сперри рэнд», но как-то умудрялся держать открытым кран, откуда текли неподконтрольные деньги.
– Почему? – спросил Роберт, подняв наконец глаза на Фейнмана, который остановился, прислонясь к дверному косяку.
– Слишком сильная радиация.
Оппи выколотил трубку в пепельницу.
– Вы имеете в виду Берка и Франклина? – Четыре года назад, в 1955 году, эти два астронома сделали открытие. Оказалось, что от Юпитера идет декаметровое радиоизлучение частотой до сорока мегагерц. – Из их работы следовало наличие мощного магнитного поля…
– Да, да, – сказал Фейнман. – Возможно, даже больше десяти гаусс. А в прошлом году «Эксплорер» обнаружил радиационные пояса Ван Аллена.
Весь мир знал «Спутник», первое искусственное небесное тело, запущенное на орбиту вокруг Земли в октябре 1957 года. «Эксплорер-1», первый американский спутник, запущенный всего на 119 дней позже, уже подзабыли. А ведь «Эксплорер-1» сделал поразительное открытие: обнаружил радиационные пояса Ван Аллена у Земли. За девять месяцев, прошедших с тех пор, физики определили, что тороидальные пояса, улавливающие высокоэнергетические частицы солнечного ветра, обеспечивают сохранение атмосферы нашей планеты; без них солнечный ветер давно унес бы большую ее часть. Они также были жизненно важны для защиты жизни на поверхности Земли от вредного излучения.
– Высокоэнергетические частицы вокруг Земли, – наставительно произнес Оппи.
– Конечно. Но если такие радиационные пояса дает магнитное поле Земли, то они, вероятно, есть на любой планете с сильным биполярным магнитным полем, а поле Юпитера гигантское, по меньшей мере в десять, а то и в двадцать раз больше земного.
– Но если с планеты исходит только дециметровое излучение…
– Да, в этом не было бы ничего слишком страшного. – Фейнман помахал последним номером «Астрономического журнала», датированным октябрем 1959 года. – Но вот тут напечатано сообщение Фрэнка Дрейка. Он обнаружил дециметровое излучение, исходящее от Юпитера. Деци-, а не дека-. Не десять метров, а одна десятая метра.
Оппи нахмурился:
– То есть в сто раз короче, чем следовало из первоначальных данных, а это… Черт! Это же значит, что…
– Совершенно верно. Синхротронное излучение, испускаемое электронами, несущимися с релятивистскими скоростями в юпитерианском аналоге поясов Ван Аллена. Излучение в миллион раз интенсивнее, чем в наших собственных поясах. И, упреждая ваш вопрос: я уже разобрался. Спутники Юпитера: Ио, Европа, Ганимед и даже Каллисто, – вероятно, вращаются в пределах поясов Ван Аллена Юпитера. Возможно, на Европе действительно есть океан, как предполагают некоторые, но его поверхность не может быть пригодна для жизни. С таким же успехом можно попытаться переселить человечество внутрь ядерных реакторов.
Оппи жестом попросил у Фейнмана журнал. Дик заложил нужную страницу листком бумаги, но Роберт на мгновение растерялся. В этом номере были опубликованы сразу два сообщения Фрэнка Дрейка, одно за другим. Первое не имело отношения к данному вопросу, а вот второе – «Нетепловое микроволновое излучение Юпитера» как раз и вызвало беспокойство у Фейнмана. Вообще-то, у публикации был соавтор, которого журнал указал как С. Хватума. Оппи сразу заметил, что инициал умудрились поместить с опечаткой: коллегу Дрейка по Национальной радиоастрономической обсерватории в Гринбанке звали Хейн. К сожалению, к остальной части краткого материала – всего три абзаца, занимающих гораздо меньше страницы, – было труднее придраться. Дрейк был хорошим ученым-эмпириком: признанным, уравновешенным, иногда блестящим. Его вывод, изложенный обычным для таких вещей бесстрастным языком – «из наблюдений следует, что общее число частиц в 106 раз превышает таковое в земной системе», – означал, что Фейнман прав. Относительно продолжительное существование биологических молекул на поверхности Европы или других крупных спутников Юпитера нельзя было обеспечить никоим образом. О, воскликнул про себя Оппи: на Европе могла бы существовать глубоководная жизнь, защищенная многими десятками или сотнями метров воды, если за пределами Земли вообще существует жизнь и если на Европе действительно есть океан. Но в качестве второго дома для человечества? Не годится.
– Ну что ж, – сказал Оппи, закрыв журнал, – ничего не попишешь. Если мы собираемся отправиться на какое-нибудь крупное тело Солнечной системы, остается только Марс.
– Или какая-нибудь из лун Сатурна. Например, Титан.
– Да, пожалуй. Но я все равно ставлю на Красную планету. Слава богу, она, по крайней мере, выглядит несколько гостеприимнее.
Фейнман философски пожал плечами:
– Где есть жизнь, там есть и надежда.
Неделей позже к Оппи в кабинет явился И. А. Раби с потертой канцелярской папкой под мышкой.
– Вы не хотите слетать посмотреть испытание «Ориона»? – Он открыл папку и взглянул на верхний лист. – Оно состоится на Тихоокеанском побережье, в Пойнт-Ломе, неподалеку от Сан-Диего, в следующую субботу.
Пусть Сан-Диего находился очень далеко от Сан-Франциско, но все же в одном штате; даже через столько лет любое упоминание о Калифорнии вызывало в памяти образ Джин.
– Думаю, хорошая мысль, – ответил Оппи. – Взгляну наконец на эту чертову штуку.
– Но я должен предупредить вас, – сказал Раби, приподняв папку, в которой, судя по всему, содержались какие-то новости. – Туда может заявиться Роландер.
У Оппи заныло под ложечкой. К. Артур Роландер, проныра из Совета по благонадежности КАЭ, участвовал в сборе материалов против него и сидел рядом с Роджером Роббом на всем протяжении пресловутого слушания о лояльности.
– Какого дьявола ему там нужно?
Раби покачал головой:
– Вы не поверите, но теперь он вице-президент «Дженерал атомикс».
– Вот же пакость! – буркнул Оппи. – Я рассчитывал, что в следующий раз встречусь с ним, когда буду ссать на его могилу. – Он мотнул головой. – Нет, останусь здесь. В те места часто ездит Силард. Вы не попросите его заехать туда?
– Три!
Лео Силарда, стоявшего на теплом склоне холма, покрытом кактусами и цветущими кустарниками, с видом на Тихий океан, позабавило, что эксперимент начинается с обратного отсчета. Такой метод подготовки к запуску ракеты изобрели немцы, но не Вернер фон Браун и даже не его великий предшественник Герман Оберт, а всего лишь сценаристка Тея фон Харбу, придумавшая такой эпизод в 1929 году для научно-фантастического кинофильма Фрица Ланга «Женщина на Луне».
– Два!
Вообще-то, влияние научной фантастики в эти дни сделалось повсеместным. Испытательная модель «Орион» длиной всего метр походила на корабль, описанный Жюлем Верном в 1865 году в романе «С Земли на Луну» – в форме короткой пули, – и в набросках проектов создания полноценного судна предусматривались хитроумные амортизаторы наподобие тех, что были на космическом снаряде, выдуманном Верном.
– Один!