– Здесь холодно, – я издаю смешок, прижимая колени к груди.
Он закатывает глаза.
– Мы в Джорджии, а не в Мичигане.
– И все-таки, – говорю я лукаво, – у нас нет ни одеял, ни теплой одежды. Придется греться друг о друга.
Он удивленно распахивает глаза. Я смеюсь над его реакцией и выталкиваю через открытую дверь.
– Иди! – велю я, показывая на офис.
Калеб чуть не спотыкается, пятясь от машины в притворном изумлении, а потом разворачивается и забегает в здание. Я устраиваюсь на сиденье поудобнее, довольная своей глупой шуткой.
Через десять минут Калеб выходит в сопровождении пожилой женщины. Когда он доходит до машины, она машет ему, как знаменитости мирового уровня. Ее щеки раздуваются, как наволочки на ветру, и я усмехаюсь. Он везде заводит себе друзей… или поклонников. Амнезия, похоже, на это не повлияла.
– Палатки здесь не разрешены, – сообщает он, – но есть хижины, которые они сдают в аренду. Выглядят как палатки, только больше и с деревянными полами.
Я это уже знаю. В первый раз, когда Калеб обманом заманил меня сюда, он заявил, что мы будем ночевать в роскошных апартаментах. Я собрала вещи, радуясь возможности уехать из Флориды, чего никогда не делала раньше, и гадала, будет ли в наших «апартаментах» камин. Когда мы приехали в парк, я огляделась с предвкушением в поисках нашего коттеджа.
– Где он? – спросила я тогда, вытягивая шею, чтобы заглянуть за деревья.
Все, что я видела, – это шатры, напоминающие индейские типи. Может, дома были дальше в лесу? Калеб тогда улыбнулся мне и остановил машину прямо перед одним из таких типи. Он рассмеялся, видя, как я побледнела.
– Я думала, мы будем жить в доме, – сказала я, скрещивая руки на груди.
– Поверь, Герцогиня, условия здесь роскошные. Обычно палатку приходится ставить самому, а пол – это просто тонкий брезент на земле.
Заворчав, я с несчастным видом уставилась на шатер. Он обманул меня. И все же, несмотря на мой изначальный ужас, это оказались лучшие выходные в моей жизни, и я навсегда стала зависимой от таких вот «роскошных условий».
– Пойдем купим меховые накидки, – возвращает меня в реальность Калеб, включая в машине обогреватель.
Я киваю, довольно глядя в окно.
В нескольких милях отсюда мы находим «Уоллмарт» и идем туда, оставляя Пиклз в машине. Калеб приобнимает меня за плечи, пока мы бежим к дверям. Люди пялятся на нас, как будто у нас торчат во лбу антенны. Некоторые из них одеты в шорты.
– Да тут же мороз, как на Северном полюсе, – говорю я Калебу, и он улыбается, как будто я сказала глупость.
– Не для них.
Я ужасно мерзну, хотя на улице по меньшей мере плюс десять, и размышляю о том, каково это – жить там, где идет снег. Я думаю спросить о снеге Калеба, но потом вспоминаю, что он об этом ничего не помнит.
Мы направляемся в отдел с одеждой. Калеб находит нам одинаковые толстовки с котятами, на которых написано: «Я котею от Джорджии».
– Мы покупаем это, – говорит он, бросая толстовки в тележку.
Я смотрю на них с ужасом и качаю головой.
– В этом невозможно хорошо выглядеть.
Он аккуратно трогает меня за нос.
– Ты будешь красивой даже в грязном мешке из-под картошки.
Я отворачиваюсь, чтобы спрятать улыбку.
Мы заполняем тележку нижним бельем, спортивными штанами и носками, а потом направляемся к отделу с едой.
К тому времени, как мы встаем в очередь перед кассой, у нас набрано еды на две недели вперед. Калеб достает свою кредитку и отказывается принимать от меня деньги. Мы натягиваем толстовки через голову рядом со стопкой бесплатных журналов в фойе и идем с сумками к машине.
– Завтрак, – говорит Калеб, бросая мне консервную банку с вареным арахисом.
Я кривлюсь в отвращении.
– Я точно видела «Макдоналдс» по пути. – Я бросаю банку обратно.
– Ни за что. – Он впихивает банку мне в руки. – Мы будем отдыхать на природе, как полагается. Ешь свой арахис!
– «Как полагается», – ворчу я. – Поэтому ты купил электрический обогреватель?
Он косится на меня, и я вижу улыбку, прячущуюся в уголках губ. Ему всегда нравилось, когда я дерзила в ответ.
Около девяти утра мы останавливаемся на подъездной дорожке и начинаем загружать припасы в палатку. Я сдираю с наших новых спальников ценники и раскладываю их на противоположных сторонах тесного помещения. Выглянув из палатки, вижу, как Калеб складывает дрова для костра. Понаблюдав мгновение, как его сильные руки тянут и толкают, я подтаскиваю спальники ближе друг к другу. Раз так вышло, лучше быть к нему так близко, как только возможно – пока это возможно.
Когда огонь занимается, мы берем по полуохлажденной банке с пивом и уютно устраиваемся на наших пляжных шезлонгах в радужную полоску.
– Так что? Это место кажется тебе знакомым? – спрашиваю я, поглаживая Пиклз по голове.
Он хмурится и отрицательно мотает головой.
– Нет. Но здесь здорово. Мне нравится быть здесь с тобой.
Я вздыхаю. Туше.
– Что ты собираешься делать со своей квартирой? – спрашивает он, не глядя на меня.
– Начну заново, видимо. Я не очень хочу об этом думать. Это вгоняет меня в депрессию.
Я открываю банку с вареным арахисом и достаю орех.
– Мы оба могли бы начать заново.
Он открывает еще одну банку пива и подносит к губам. Я молча за ним наблюдаю, ожидая, пока он продолжит.
– Отныне я буду делать все по-своему, – объявляет он. – Не знаю, кем я был до аварии, но, похоже, я был несчастен.
Я опрокидываю в себя остатки пива и вытираю рот рукой, размышляя, был ли он несчастен из-за меня. Возможно, вплоть до аварии он все еще переживал мое предательство?
Я думаю о Леа. Интересно, ждет ли она в его квартире, готовая вскрыть мою ложь, как гнилое яйцо. Может, мне стоит просто позволить этому случиться? Это все равно неизбежно. Я могла бы рассказать ему прямо сейчас, но потом мне придется ехать с ним обратно во Флориду. Восемь часов агонии. Я этого заслуживаю. Я открываю рот: правда горит на губах, умоляя выпустить ее наружу. Я могу быстро все сказать, а потом укрыться в палатке. Возможно, мне стоит позвонить Кэмми, чтобы она приехала за мной. Я смотрю на Калеба – тот встает и потягивается.
– Душ? – спрашивает он, почесывая грудь.
Я показываю на здание в центре зоны отдыха, похожее на смятую коробку из-под яиц. Это общая баня – там пахнет хлоркой. Калеб скрывается внутри, а я иду к машине, чтобы поискать собачий корм, который мы купили. Копаюсь в вещах на заднем сиденье, когда вдруг слышу какое-то гудение. Выпрямившись, заглядываю вперед. На панели с пассажирской стороны лежит телефон Калеба. Он вибрирует: я вижу на экране имя «Леа». Оглянувшись через плечо, я убеждаюсь, что парень все еще в душевой, и хватаю телефон.
Семнадцать пропущенных – все от Леа. Ого! Кажется, она готова вцепиться мне в горло. Вспомнив о своей разрушенной квартире, я вздрагиваю. Если Калеб увидит, сколько раз она звонила, то точно перезвонит ей. Он слишком заботливый, чтобы заставлять ее беспокоиться. Я закрываю глаза. Нельзя этого допустить. Так что я удерживаю кнопку выключения и смотрю, как гаснет экран. Затем сую телефон в карман.
– Оливия?
Я резко поворачиваюсь. Сердце бьется так быстро, что отдается даже в коленных чашечках. Калеб видел, что я сделала? Я открываю рот, чтобы оправдаться, когда он перебивает меня:
– Пойдем прогуляемся.
«Прогуляемся».
– Прогуляемся?
– Это тебя согреет. – Он протягивает мне руку, и я беру ее.
Я снова оттянула неизбежное. Пока мы гуляем, я сжимаю зубы. Весь этот сценарий с «едва-едва избежать опасности» начинает мне надоедать. Телефон Калеба оттягивает карман тяжелым грузом вины. Я молюсь, чтобы он не увидел, как тот оттопыривается, и всегда иду к нему противоположной от телефона стороной.
Позже, когда мы возвращаемся в палатку, я говорю ему, что мне нужно позвонить начальнице.
– Надо сказать ей, что я не выйду на работу в ближайшие несколько дней, – объясняю я.
– Ладно. Не торопись. Я, э-э… – Он показывает пальцем на подножие холма.
– Будешь бродить по округе? – смеюсь я.
Он гримасничает и уходит прочь. Дождавшись, пока он скроется из виду, я иду к озеру. Мои кроссовки отвратительно хлюпают по грязи.
Звонок Берни занимает всего минуту. Я кратко рассказываю про взлом и обещаю позвонить ей через несколько дней. Потом завершаю вызов и оглядываюсь через плечо. Калеба не видно. Я достаю его телефон из кармана и включаю его. Два голосовых сообщения. Я нажимаю на кнопку и прислоняю телефон к уху. Механический голос запрашивает у меня пароль. Черт! Я ввожу его дату рождения, но пароль неверный. Тогда я ввожу год его рождения и – бинго!
Первое сообщение:
«Калеб, это Леа. Послушай… нам правда нужно поговорить. У меня есть для тебя интересная информация касательно твоей новой подружки Оливии. Она не та, за кого себя выдает. Перезвони мне, как только сможешь. – Пауза. Потом: – Я люблю тебя».
Второе сообщение было оставлено через тридцать минут после первого:
«Это снова я. Я начинаю беспокоиться. Я у тебя дома, и ты как будто уехал куда-то в спешке. Мне правда надо с тобой поговорить, детка. Позвони мне».
Я морщусь и блокирую телефон. У нее есть ключ от его квартиры. Почему я не подумала о том, что у нее есть ключ? Она наверняка хозяйничала у него дома, пока он лежал в больнице после аварии. Маленькая шлюшка уже видела свое кольцо!
Я испепеляю телефон взглядом, обдумывая варианты. Кто-то должен исчезнуть. Или телефон, или я.
Я спускаюсь по грязному склону, ведущему к воде, и смотрю, как на гладкой поверхности пьяно танцуют комары.
– Леа, – я смотрю на телефон Калеба в руке, – не сейчас.
И бросаю телефон в воду.
– Оливия, ты не видела мой телефон?
Я сижу с банкой бобов, пытаясь управиться с дешевой открывалкой, которую мы купили. Я роняю их обе – и банку, и открывалку.
– Черт, – говорю я, отступая от коричневой массы, которая теперь ползет по земле к моим ногам.