– Это было гадко, – говорю я, кивая.
– Да, зато сейчас она стала настоящей куколкой. Я видел ее на встрече выпускников и пригласил на свидание. Она рассмеялась, сказала, что я уже видел ее трусы и больше мне этого не светит.
Я смеюсь – так искренне, что сотрясаюсь всем телом. Ной ко мне присоединяется. Я все еще улыбаюсь, когда вдруг понимаю, что связалась с еще одним бойскаутом.
– Итак, Фелисити. Это и есть худшее, что ты когда-либо делал?
– Еще я как-то украл магнит из магазина «Все за доллар».
– Ох, – говорю я. – Не уверена, что ты готов к моей истории.
– А ты проверь.
Я смотрю на его лицо, вспоминая о том, как Калеб однажды сказал мне – можно судить о чьей-то личности по внешности. Если это правда, то я могу доверять Ною: у него самые добрые глаза, которые я когда-либо видела.
– Я влюбилась под деревом во время дождя, – начинаю я.
В Риме идет дождь. Я стою у отеля «Де ля Виль Рома», прячась под смешным желтым пончо, который едва защищает меня от ливня. Не знаю, почему я здесь, – я ничего не смогу добиться, пока выгляжу, как мокрая крыса. Но я чувствую потребность увидеть это окно, посмотреть его глазами на этот вид, которым он наслаждался все утро. Их отель – небольшой, но роскошный, и он величественно стоит на вершине Испанской лестницы. С их балкона наверняка видно весь город. Как романтично. Вздохнув, я продолжаю смотреть. За окном обозначается некое движение – а затем на балконе появляется знакомая рыжеволосая фигура, которая стоит под навесом с зажженной сигаретой в руке. Разве она не знает, что никотин плохо влияет на беременность?
– Продолжай курить, – говорю я, прищурившись.
Секунду спустя дверь открывается, и к Леа присоединяется Калеб – красивый, как римский бог. Он без рубашки, волосы влажные после душа. Я притворяюсь, что мое сердце не подпрыгнуло от одного его вида, и поправляю пальцем макияж под глазами, смазавшийся от дождя.
Не трогай его, не… Она соблазнительно проводит рукой по его груди. Калеб ловит ее пальцы на поясе своих штанов и смеется.
Я отворачиваюсь, когда он притягивает ее ближе и обнимает обеими руками. Мое сердце начинает ныть – это чувство не оставляет меня последние девять лет. Я раздраженно топчу тротуар, и из горла у меня вырывается скулеж. Я так устала его любить.
– Ладно, Оливия, они вот-вот применят ту фертильную штуку. Нужно предотвратить размножение Леа, – говорю я себе, доставая из кармана мобильный.
Звонок стоит мне целое состояние, но кого это волнует? У любви нет цены.
Набирая номер отеля, я прячусь под навесом парфюмерного магазина и с нетерпением жду, пока не слышу гудок.
– Buona sera, «Де ля Виль Рома», – отвечает женский голос.
– Эм… привет… вы говорите по-английски?
– Si. Чем я могу помочь?
– Я пытаюсь дозвониться до гостя вашего отеля, мистера Калеба Дрейка, – это срочно, и я была бы признательна, если бы вы немедленно связались с ним и передали, чтобы он мне перезвонил.
Я слышу, как она что-то печатает на компьютере.
– Ваше имя?
Ох! Как там звали его секретаря? Что-то рифмующееся с «пина колада»…
– Рена Вовада, – выдыхаю я. – Я звоню из его офиса: скажите ему, что это важно, ему стоит перезвонить мне как можно скорее. Спасибо большое.
Я вешаю трубку, прежде чем она успевает задать мне больше вопросов.
Закончив с этим, я выхожу обратно под дождь. Калеб и Леа все еще на балконе. Она тушит сигарету одной рукой, а другой позволяет ему втянуть себя обратно в комнату. Я вижу, как он резко поворачивает голову в направлении номера, а потом отпускает ее руку и скрывается за дверью. Я представляю приглушенную трель стационарного телефона.
Хорошо. Это даст мне как минимум полчаса. Надеюсь, этого достаточно, чтобы испортить им настроение на делание детей. Удовлетворенная, я иду к отелю, где остановилась сама, – «Монтеситорио». Он не такой роскошный, как «Де ля Виль», но все равно очаровательный, и мне плевать на Сьюзан Сарандон.
Мои туфли промокли насквозь и хлюпают водой, когда я захожу в лобби. Девушка за стойкой регистрации возмущенно смотрит на меня и тянется к телефону, чтобы вызвать уборщицу.
– Вы мисс Каспен, верно? – зовет она меня, когда я направляюсь к лифтам.
Поколебавшись, я оборачиваюсь.
– Да.
– У меня для вас сообщение.
Она протягивает мне кусочек бумаги, и я осторожно беру его двумя самыми сухими своими пальцами.
– От кого?
Я почти боюсь спрашивать. Но когда она отвечает «от Ноя Штейна», моя тревога немного успокаивается.
Ной, тот незнакомец, которому я рассказала о себе все, – приятно, что он звонил. Как будто быть в Риме – это не так уж и страшно: у меня уже есть тут друзья.
С запиской и капающим на пол пончо я возвращаюсь в номер и иду в душ, не читая сообщение. Все, включая моего нового приятеля Ноя, подождет до тех пор, пока я не высохну и не согреюсь.
Выйдя из душа, я сворачиваюсь клубком на миниатюрной кровати и разворачиваю влажную записку.
«Ужин в восемь, La Tavernetta.
Тебе нужно поесть».
Я улыбаюсь. Мне и правда нужно поесть и почему бы не с тем, кто мне нравится? Взяв телефон, я набираю номер, который Ной вручил мне в аэропорту при расставании.
– Только на крайний случай, – сказал он, подмигивая. – Не используй мой секретный номер слишком часто.
Я сомневалась всего секунду, прежде чем взять его. Я была одна в Риме. Он мог мне пригодиться.
– Ной, это Оливия, – говорю я в трубку.
– Не хочу говорить с тобой, если только ты не звонишь, чтобы согласиться на ужин.
– Я приду, – смеюсь я.
– Отлично. В ресторане есть некоторый дресс-код, у тебя найдется что-нибудь подходящее?
– Ну, смотри: я приехала сюда, чтобы убедить любовь всей моей жизни, что он должен ко мне вернуться… У меня есть четыре платья фасона «возьми-меня-назад-и-люби-меня». Какое ты предпочитаешь?
– Черное.
– Хорошо. – Я вздыхаю. – Увидимся в восемь.
Я вешаю трубку – голова кружится от радостного волнения. Вот оно. Я снова контролирую свою жизнь. Сегодня я поужинаю и расслаблюсь. Завтра я найду Калеба и все ему расскажу. Вишневый Кексик и не догадывается, что грядет. Ураган Оливия вот-вот обрушится на Рим и встряхнет все как следует.
Собираясь на ужин, я думаю о последней соломинке, переломившей наши отношения. О том, как громко стучало мое сердце, когда я стояла на пороге офиса Калеба, зная, что человек, которого я любила больше всего на свете, предавал меня в этот самый момент. Я думала тогда уйти и притвориться, что в этом офисе кто-то другой флиртовал с девушкой, а не Калеб. Потом я подумала о своем отце и о том, как он постоянно изменял матери, причиняя ей больше боли, чем все раковые опухоли, вместе взятые. Я должна была увидеть это. Не только его, но и ее. Кем была та, кому хватило наглости нас разлучить?
Глава 19
Я знала, что сейчас мне будет очень плохо. Очень больно. Что это изменит мою жизнь. Дверь бесшумно открылась – так тихо, что ни Калеб, ни его сообщница не заметили появления ошеломленной публики в моем лице.
– Калеб, – сказала я сухо, потому что в этот момент из меня как будто высосали жизнь.
Они оба резко повернулись ко мне, и Калеб отступил на шаг. Я взглянула на девицу: платье на ней было задрано до бедра, и в животе у меня осела тяжесть. Это была реальность – он, она, моя жизнь, разваливающаяся на части. Он ни за что не сможет объяснить это, и даже если он попытался бы – я знала, что не смогу ему поверить.
Я взглянула на его лицо. Оно было очень бледным.
– Калеб, – сказала я снова.
Он казался таким потрясенным, что я мысленно поморщилась. «Ну, извини, что поймала на измене!» – хотелось сказать мне. Его рот открылся и закрылся, так и не издав ни звука. Девица выглядела довольной. Я хотела закричать: она? Почему она?!
– Я любила тебя.
Тогда я впервые сказала эти слова. На его лице отразилось множество эмоций. Как жестоко было с моей стороны говорить ему то, что он ждал услышать так давно, в момент его неверности. Это был удар ниже пояса, но уж если я тонула, то собиралась утянуть его на дно с собой. Девица на столе смотрела на нас так, как будто происходящее ее забавляло.
– Ты, должно быть, Оливия, – сказала она, спрыгивая со стола.
До чего же мерзко, что она знала мое имя. Они что, говорили обо мне? Моя фотография в рамке стояла на столе рядом с тем местом, где она только что сидела. Мое лицо было свидетелем тому, чем они занимались. Я не смотрела на нее. Я не могла. Она ушла, шелестя юбками, и оставила двух сломленных людей наедине.
– Я не хотел, чтобы так получилось, – сказал он, когда дверь за ней закрылась.
– Не хотел, чтобы я застала вас, или не хотел изменять? – Я попыталась скрыть дрожь в голосе, но тщетно.
– Оливия, – сказал он умоляюще, шагнув ко мне.
– Нет! – Я подняла руку, останавливая его. – Не подходи ко мне – как ты мог? Ничего хуже ты сделать просто не мог. Ты в точности как мой отец, – выплюнула я.
– Мы с твоим отцом ничем не похожи. Ты слишком долго используешь его грехи как оправдание, чтобы никого не любить.
Я не верила своим ушам. Я любила людей. Я любила многих людей. Я просто не говорила им об этом.
– Меня от тебя тошнит, – сказала я. – Ты мог бы просто сказать мне прямо, как мужчина, что больше меня не хочешь.
– Я всегда буду хотеть тебя, Оливия. Дело не в том, что я тебя не хотел, – напротив, я хотел тебя слишком сильно, вот только ты не хотела меня в ответ!
Я смахнула злую слезу с лица и ядовито улыбнулась.
– Значит, все дело в сексе?
– Думаю, я неоднократно доказывал тебе, что дело не в сексе, – его голос был низким и угрожающим. – Я любил тебя так, что готов был отодвинуть в сторону все свои чувства ради твоего комфорта. Что я получил взамен? Холод и эмоциональную отстраненность. Ты всегда думаешь только о себе, и ты бы не узнала благо, даже если бы оно упало с неба тебе под ноги.