К. Как это соотносится с другими цивилизациями?
К-М. Это – одна из главных альтернатив жизнеустройства. Запад предложил очень мощную конструкцию, основанную на конкуренции, но в ней силен хищнический элемент. Эта система неприложима ко всему человечеству. «Золотой миллиард» – итог этого пути, глобальный фашизм.
К. Запад от фашизма открещивается – из-за нацизма. А интернационал-фашизм выглядит не так страшно.
К-М. Да, но суть не меняется. Избранная раса – и внешний пролетариат, который на нее работает и поставляет ресурсы. Это доведение до логического конца идеи немецкого фашизма. Кстати, столкновение с ним сильно изуродовало весь ход советского проекта. Нам на самой ранней стадии, «в нежном возрасте» пришлось создать такой же жесткости тоталитарное государство, чтобы выстоять в войне с тем фашизмом, отбить крестовый поход.
Как ни юлят сегодня наши правители перед Западом, и сейчас почти нет шансов на то, что Россия встроится в Запад даже на правах его периферии. И дело не только в хозяевах. Не станут русские и выросшие вместе с ними народы частью фашистской «золотой» расы. Не захотят и не сумеют. И как же тогда им уцелеть при очередном витке глобализиции под эгидой мирового фашизма? Придется все равно собираться в какой-то тип общества, соединенного солидарностью, а не конкуренцией.
Грубо говоря, мы в конце концов встанем перед таким выбором: солидарность банды против всех или солидарность всех против банды. К такой дилемме подталкивают мир.
К. Сильно сказано. Но давайте от советской цивилизации как нашей истории перейдем в нынешнее время и в ближайшее будущее. Вот вы говорите: все равно не встроимся. А удастся ли вырваться и вернуться на тот путь, который для нас реально возможен? Ведь курс, заданный и политическим режимом, и его идеологами, и всяческими «духовными авторитетами», уводит нас с того пути. Они же утверждают, что мы как раз встраиваемся в Запад. Все экономические и политические институты, которые они создают, толкают нас в эту сторону.
К-М. Идеологи и «духовные авторитеты» – прикрытие. Они практически и не скрывают, что являются приказчиками Запада и создают из России типичную страну с дополняющей экономикой. Народное хозяйство, которое предназначено для жизнеобеспечения народа, заменяется на экономику, поставляющую ресурсы для обеспечения «золотого миллиарда». Такая экономика, естественно, устроена совсем иначе, чем народное хозяйство, и мы это уже начинаем видеть вполне наглядно. В этой экономике будут более или менее современные и процветающие анклавы, производящие на экспорт продукт нужного качества, сфера обслуживания этих анклавов – и окружающее эти анклавы море беднеющего населения, теряющего все признаки цивилизации и опускающегося в огромную трущобу. В этой трущобе люди станут быстро вымирать – мы не в теплой Бразилии находимся.
Эта модель периферийного капитализма для России излагается совершенно спокойно на любом круглом столе экономистов и политологов, а вовсе не где-то в темных масонских ложах. Вопрос только в том, согласны мы на это или нет. Часть соглашается – надеется попасть на шлюпку. Часть не хочет этого слышать, зажимает уши, глушит водку. А кому-то нестерпима сама мысль, что их соплеменники – русские, башкиры, коми – будут загнаны в трущобу и вымрут. Они ищут знание о том, что происходит и как этому можно противостоять. Меня воспитание и моя жизнь привели как раз в эту часть.
Думаю, если люди узнают, как наш народ в похожем положении сто лет назад перебирал возможные решения и находил выход, то и сегодня быстро поймут, что, исходя из самых главных условий жизни, данных нам судьбой, мы опять должны искать выход не на пути разделения и конкуренции, а на пути собирания и братства.
К. А идущий сегодня процесс глобализации, не вносит ли он коренных изменений в картину мира? Одно дело Россия сто лет назад, а другое – в начале XXI века. Не упрощаете ли вы картину, отбрасывая эти сто лет? Мы же не можем выскочить за рамки всемирных процессов, этой самой глобализации.
К-М. Нашего положения по сравнению с началом ХХ века глобализация коренным образом не меняет, а напротив, делает его еще более похожим. Вспомним, что важной вехой в созревании революции была работа Ленина об империализме. И тогда главная опасность для России была в том, что ее превращали дополняющую экономику, в зону периферийного капитализма. Это все понимали, потому и революция воспринималась как спасение именно от национальной, а не классовой катастрофы.
Другое дело, что в самом революционном движении были разные проекты, и революционеры передрались, но все понимали главное противоречие в положении России: надо догонять капитализм и в то же время убегать от него. Это слова не Ленина, а Макса Вебера, одного из крупнейших мыслителей и теоретиков Запада. То, что сегодня появились новые технологии и идеологии, в принципе не меняет дела.
К. Технологии важны.
К-М. Важны, но в принципе не меняют дела. Сто лет назад России навязали точно такой же режим: финансы под контролем западных банков, промышленность и хлебная торговля в руках иностранного капитала, элите на кормление отдан внутренний «третий мир» – крестьянство. И эта элита, сплошь патриоты, крестьян обдирает, а деньги вывозит в Париж и Баден-Баден, где проигрывает в рулетку и тратит на кокоток. Сейчас почти то же самое – зачем менять схему, если она хорошо работает. Полезно почитать доклады генералов из русской разведки начала ХХ века – как будто Сергей Глазьев пишет.
Дело не в нюансах, не в ошибочных или хитрых решениях Касьянова или Грефа. Дело в выборе. Или тебя загоняют в трущобу западной периферии – против этого восстали русские сто лет назад, – или ты ставишь империализму эффективный барьер, как сделал сегодня Китай и даже Япония. Хотим выжить – надо отвечать на вызовы, осваивать технологии, догонять и убегать. Кролик, правда, предпочитает сам ползти к удаву, но в том-то и состоит выбор народа в критический момент истории.
К. Значит, вы считаете, что есть возможность такой барьер поставить?
К-М. Захотим – будет возможность, не захотим – не будет. Почему же такая возможность есть у Вьетнама или Тайваня, а Россия должна вымереть. Это полная чушь, просто людей оглушили идеологическим и психологическим ударом.
Конечно, вьетнамцам и китайцам легче, там люди не так проникнуты европейским образованием, и они этих змеев-соблазнителей просто не понимают, смотрят на экран тупо, и гипноз их не берет. Кролики другой породы, не понимают удава. С какой, мол, стати мы будем становиться придатком этих красноволосых варваров? Они извернутся, но к себе в душу не пустят. Американцы даже оккупировали Японию, пытались даже заменить иероглифы на латинский алфавит. Японцы кланялись да улыбались, но так и остались японцами.
К. Сейчас наши академики утверждают, что русские должны перейти на латинский алфавит – глобализация того требует.
К-М. Это «не наши» академики.
К. Вы, Сергей Георгиевич, да и покойный В.В.Кожинов, все время говорите о сложном противостоянии Россия—Запад. Но ведь сейчас все большую роль в мире начинают играть именно страны Востока – Япония, Китай, Индия. Не становится ли сегодня более актуальной «угроза с Востока»? Угроза для существования России в геополитическом смысле.
К-М. Когда страна больна, всякий сосед стремится что-то у нее урвать. О нашем нынешнем больном состоянии надо говорить особо. В этих условиях конечно надо охраняться от самых прямых и актуальных угроз – с любой стороны. Но и В.В.Кожинов, и я, мы говорим больше о цивилизационном пути России, и проблема его продолжения, то есть сохранения нашего культурного «генотипа», никак не исчерпывается периодами болезни. Возможно, как раз в периоды нашего видимого здоровья и силы, в 70-е годы, мы оказались именно в цивилизационном смысле очень уязвимы.
К. Я тоже имею в виду не сиюминутные опасности, а угрозы XXI века. Много говорилось о том, что в этом веке главные угрозы будут исходить с Востока – от Китая, от ислама.
К-М. Все эти «угрозы» и идеологии «цивилизационных войн» проектируются на Западе. Им нужно создать образ врага, чтобы сплотить «золотой миллиард» непонятной и страшной угрозой. Для этого они организуют и «исламских террористов», и Бен Ладена изобретут, и Басаева с Хаттабом вооружат со складов. Пока что это организуется и контролируется теневыми хозяевами мира. Если Россия утратит свою силу и волю, ее, конечно, эти шакалы разорвут. Мы это прекрасно на примере Югославии видели – там целую свору таких отечественных шакалов науськали, и каждому дали свое знамя. И демократы появились, и исламисты – хотя и Корана в руках не держали.
Но из всего этого не следует, что с Востока исходит угроза для России как цивилизации. В восточных философии и идеологиях нет пафоса униформизации, изживания культурного разнообразия. Ни китайцу, ни индийцу и в голову не придет мечтать, чтобы шведы приняли индийский или китайский образ жизни. Напротив, мессианизм Запада основан на идее, что только Запад идет по «столбовой дороге цивилизации», а все остальные отстали или уклонились. Они должны на эту дорогу «вернуться», и тех, кто сопротивляется, надо наказывать. Такова, мол, «ноша белого человека». Именно идеология евроцентризма (А.А.Зиновьев предлагает слово «западнизм») прямо угрожает культурному разнообразию – и в этом смысле прежде всего России.
К. Вернемся к советской истории. Что бы вы назвали главными достоинствами советского строя и что было его слабыми сторонами? Можно ли было от них избавиться?
К-М. Вообще, на всех поворотах советской истории, вплоть до сравнительно благополучных 70-х годов, выбор делался под угрозой действия могучих внешних сил. Первой, самой приоритетной задачей было выживание страны и народа. Поэтому при всех издержках, неудобствах и даже страданиях, которые причиняло людям принятое решение, оно оценивалось именно по этому критерию. Еще Менделеев сказал, что Россия вынуждена жить бытом военного времени. Вынуждена! Никто же не предпочтет жить в окопе или казарме, если это не вызвано необходимостью. Тогда это понимали, а теперь многие забыли.