— Я… — эфирник задумался, явно разрываясь между инструкциями и человечностью.
— Мастер, вы можете сделать это сами, своей волей, — не выдержав, зарычал я, — и тогда крутите дырочку под награду за спасение гражданских. Или это сделаю я, прямо сейчас связавшись с куратором операции и получив от него соответствующие распоряжения. Тогда вам уже придётся подчиниться и, соответственно, можете забыть о какой-либо награде. За следование приказу, знаете ли, таковые не положены.
— Хорошо, — наконец решившись, тяжко вздохнул Перглер. — Мы сделаем это… Ведите людей.
Терять времени я не стал и, хлопнув мастера по плечу, развернул окно на самый нижний уровень замкового подземелья. На ходу укрывшись отводом глаз, я шагнул в марево перехода и, оказавшись в уже знакомом закутке поста охраны, ринулся к камерам. Ещё одно окно, и вот я уже в камере-одиночке. На узкой шконке с тонким, почти прозрачным матрацем, свернувшееся клубочком тело. Худющее, патлатое… тихо стонущее во сне. Унять дрожь в руках, прогнать накатывающую злость. Аккуратно провести ладонью над телом, отправляя его в более глубокий сон. Подхватить на руки вместе с матрацем, открыть окно… передать спасённую на руки Ведьме.
Повторить. И ещё раз. И ещё… ещё…
Пока я нырял в подземелье и выносил из него крепко спящих пленных, которых Илона тут же укладывала наземь, Перглер успел отослать сигнал в госпиталь и, выстроив своих подчинённых в круг, открыл переход, из которого тут же повалили царские гвардейцы, закованные в лёгкие тактики. Рассыпавшись по округе, они деловито заняли оборону по периметру поляны, а ещё через минуту переход выплюнул первых медиков.
— Что тут у вас? — оказавшись рядом с ведущим круга, задал вопрос один из белохалатников. И почему я не удивлён?
— Пациенты для вас, Осип Михайлович, — подал я голос, свернув забрало шлема.
— Кирилл Николаевич? — удивился Нулин и, поправив пенсне, прищурился. — Вы ли это, голубчик?!
— Он самый, господин майор, — улыбнулся я в ответ.
— Полковник, с вашего позволения, — поправил меня глава госпиталя Московского лёгкого бронеходного полка, но тут же стёр ответную улыбку с лица. — Итак, где ваши раненые?
— Среди наших раненых нет. Пока, — я мотнул головой и указал врачу в сторону лежащих на тюремных матрацах пленников… точнее, бывших пленниц замка иоаннитов. — Нужно эвакуировать их. Девяносто семь девушек и женщин. Их держали в плену. Как долго, не знаю, но у всех истощение, возможны психические травмы… Есть гематомы, переломы, как свежие, так и не залеченные. Последствия избиений и насилия.
— Понял, — посмурнел Нулин и, оглянувшись на столпившихся за его спиной подчинённых, рявкнул: — Что встали? Работаем-работаем!
— Есть! — грянули те в ответ и ринулись к спящим пленницам. Сам же полковник активировал коммуникатор и, краем глаза наблюдая за суетой своих медиков, связался с кем-то из коллег.
— Здравствуй, Алексей Васильевич, Нулин беспокоит… Понимаю, что время неурочное, конечно… но… служба, дорогой друг. И тебя она зовёт, — заговорил он. — У меня для тебя подарочки аккурат по специализации. Иммобилизованные. Общие травмы, следы насилия и ПТСР гарантированы… Уже радуешься? Сейчас порадую ещё больше. Их почти сотня человек… Во-от, оценил? Так что, поднимай своих сонных тетерь, отзывай из увольнений, выдирай из отпусков, ставь под ружьё коллег из Второго Московского и Бахрушинской лечебницы, и… высылайте конницу к моему госпиталю… Да-да, кто ещё тебя так порадует? Цени, друг мой… От такого слышу!
Пока Нулин общался с коллегой, а его подчинённые перетаскивали спящих без задних ног пленниц через окно перехода, я обратил внимание на эфирников. Если Перглер как ведущий круга ещё держался, то некоторые из его бойцов уже явно находились на пределе сил. Пришлось браться за собственный коммуникатор и, связавшись с отцом Илларионом, объяснять ситуацию. Благо, тот вник с ходу и не стал устраивать несвоевременный допрос.
— Маяк под номер девять, Кирилл, — со вздохом произнёс он. — Ведь как знал, что понадобится. Активируй и жди пополнение. Только не забудь бойцов предупредить, чтоб не расстреляли случайно подмогу.
— Сделаем, — отозвался я и, чуть помедлив, договорил: — Спасибо.
— Было б за что, — мотнул тот головой и отключился.
В два открытых перехода дело пошло живее, а там и последняя из пленниц оказалась в Москве, и Перглер распустил свой круг. Трое из десятка его людей тут же кулями осели на землю и… моментально оказались заброшены коллегами в закрывающийся переход. Ну да, если они себя до донышка исчерпали, то отлежаться под присмотром толковых полковых врачей им точно не помешает…
— Боярин… Кирилл Николаевич, — голос Ведьмы заставил встряхнуться, и я вопросительно уставился на воеводу.
— У въездных ворот замка остановился автобус с сотрудниками, — сообщила она, и мои губы невольно растянулись в предвкушающей улыбке, увидев которую Илона попятилась.
— Мастера, открывайте переходы по маякам. Господа гвардионцы, прошу в круг! Здешние вивисекторы уже ждут нас в гости!
Часть 3Кому какой мед лаком
Глава 1Экскурсии и истории с экскурсами в историю
М-да, Лагувский замок иоаннитов, конечно, не Рейхстаг, но развалины тоже ничего себе получились. Хотя, вообще-то, изначальным планом такой результат не предусматривался, но это, кажется, был тот самый случай, когда в столкновении с реальностью любые планы проигрывают всухую. А всему виной атмосфера лабораторий. Помнится, Брюхов, чтоб ему икалось, упоминал как-то об эффекте, который оказал на его команду карателей пропитанный болью и страданиями Эфир антарктической базы Новая Валгалла. Но у нас здесь, очевидно, концентрация этой гадости оказалась поменьше, иначе объяснить то состояние, в которое впали гвардейцы кар… государя, оказавшиеся в подвалах замка, я не могу. Страха там не было и в помине, зато ярости и злости хоть отбавляй. Так что, пришлось отправлять захваченных вивисекторов в тот же госпиталь, что и их жертв часом ранее. Ну, тех, что не пытались сопротивляться захвату. А их, решивших изобразить героическое сопротивление, оставалось только в совочек собрать, да развеять пепел над близлежащими озёрами.
В общем, когда мы уходили из Лагува, нагруженные трофеями и пленниками, за спиной гвардейцев поднималось зарево на полнеба, а поднявшийся над озёрами и руинами древнего замка эфирный ветер мало уступал по мощности тому, что сейчас бушевал над Апецкой. Ну, на то они и гвардейцы Первого Преображенского полка, чтоб впереди всё рыдало, а позади полыхало. Кстати, сильно подозреваю, что именно из-за этой весьма заслуженной, хоть и мрачной славы одного из трёх старейших гвардейских полков, бывшему боярскому городку в Москве была определена территория рядышком со слободой, где вплоть до середины двадцатого столетия квартировали Первый и Второй Преображенские полки. Знали государи русские, где жаловать земли под городские усадьбы буйным московским боярам. Правда, с тех пор много воды утекло. Ныне у этих полков совсем другие ППД[9], но и московский боярский городок ныне пуст. И будет пустовать, пока владельцы не отстроят заново разрушенные ударом мятежников особняки и имения. А это когда ещё будет…
Возвращение прошло… просто прошло. Сначала закинули гвардейцев на их базу, потом отправили на Апецку мою дружину, и лишь потом умотавшиеся вусмерть эфирники сами переправились в Москву, заодно прихватив с собой и меня.
Знакомое здание училища в Трёхпрудном переулке, куда открыли переход подчинённые Перглера, встретило нас гулкой пустотой бального зала и одинокой фигурой в рясе, маячившей в круге тусклого света единственного работающего светильника, расположенного над высокими створками входных дверей. Вот с кем общаться сейчас я не желал совершенно. Устал, да и жена ждёт!
— Группе — отдыхать, старший — доклад, — совсем не пастырский, резкий голос встречающего нас отца Иллариона разнёсся по залу, и я хмыкнул. Аркажские монахи, такие монахи…
Каюсь, не удержался и сыграл в мима, указав уставшему Перглеру сначала на свой, а потом и на его коммуникатор. Надо отдать должное мастеру, сегодня точно шагнувшему на ступень магистра, тот моментально понял мой посыл и, благодарно кивнув, направился к своему начальнику, тогда как его подчинённые с явным облегчением топали мимо монаха на выход из зала. Прикрывшись отводом глаз, потянулся следом и я, успев краем уха зацепить короткий разговор Перглера с начальством.
— Допуск? — бесцветным голосом произнёс мастер.
— Вячеслав, ты ничего не перепутал? — явно опешил отец Илларион. В ответ, перед лицом монаха полыхнул алым цветом спроецированный коммуникатором Перглера герб дома Рюриковичей, и мастер проговорил всё тем же тихим голосом: — «Слово и Дело». Допуск?
— Тьфу ты, нечисть! Ну, Николаев… ну, засранец! — пробормотал отец Илларион и, уже громче ответил мастетру: — Будет тебе допуск. Утром. В десять ноль-ноль жду у себя в кабинете.
— Есть явиться в десять ноль-ноль в ваш кабинет, — отозвался Перглер, умудрившись даже стойку «смирно» изобразить, но едва зло ворчащий монах, хлопнув полами рясы по ногам, развернулся к нему спиной и скрылся за дверью, как выпрямленные плечи мастера вновь устало опустились, и он медленно двинулся на выход, следом за уже покинувшими зал подчинёнными. Правда, оказавшись в холле, тут же закрутил головой, словно искал кого-то… Впрочем, почему «кого-то»? Меня он искал. Пришлось снять отвод глаз, не уходить же, не попрощавшись. Невежливо как-то…
— Кирилл Николаевич? — обернувшись на звук моих шагов, Перглер улыбнулся. — Спасибо за напоминание. Если б не оно, пришлось бы мне вместо сна в своей постели, с отцом Илларионом беседы вести. А что я ему могу сказать? Как эфирные потоки держал и работу подчинённых контролировал, пока бойцы через переход шастали и пленных таскали? Можно подумать, это такая важная информация, что не может подождать до утра…