Впрочем, до конца было далеко. В 1573 г. крымчаки снова напали на Рязань. Затем в 1572–1573 гг. было, хотя и с трудом, усмирено восстание «черемисов» в Поволжье. 6 октября 1573 г. главные силы русской армии выступили против казанских татар. В конце 1573 г. астраханские казаки взяли столицу Ногайской Орды Сарайчик (Кстати, опять вопрос: а какие степняки восставали? Нетели, которые хотели «расчингисханиться» и вернуться к традиционным степным порядкам и получили перевес в Степи после того, как Грозный вывел их «очингисханенных» соплеменников на Русь и поверстал в Опричнину. – Д. В.) И только в 1575 г. впервые за много лет (точнее, с 1568 г. – Д. В.) не зафиксировано было крымско-татарских набегов на Русь[710].
Как бы то ни было, победа на Молодях, похоже, спасла страну если не от полной потери независимости, то уж во всяком случае от потери всех присоединений, сделанных в первый, «либеральный» период правления Ивана IV. Это было спасение Отечества, сравнимое с 1380, 1612, 1812 и даже с 1941 годами. Впрочем, дань Крыму таки пришлось платить. По крайней мере, в 1582 г. о дани Москвы Крыму говорится как о факте[711]. И платила Русь дань до самого Второго Крымского похода князя В. Голицына 1689 г. Но не подлежит сомнению, что без победоносного сражения на Молодях итог был бы куда хуже.
Только помалкивают у нас о нем. Ибо бросает оно тень на Грозного царя… В том числе и потому, что командовал разбившим крымцев войском не опричный «выдвиженец», а «недорезанный» боярин – князь Михаил Воротынский (который, кстати, и в 1571 г. со вверенной ему частью войска сумел отбиться от врага и избежать поражения)[712]. И еще потому молчат об этой битве, что через год после великой победы спасителя страны таки «дорезали».
Р. Г. Скрынников, впрочем, приписывает подлинное руководство битвой на Молодях и главную роль в победе опричному воеводе Д. И. Хворостинину[713], и действительно, это был доблестный воин, наряду с уже казненным к тому времени Алексеем Басмановым – один из немногих опричников, умевших воевать не только со своим народом. И трудно не согласиться с А. Тюриным, который характеризует его как «мужественного воина, преданного слугу государства», а не «труса и захребетника» (другое дело, что он по одному примеру пытается судить об опричном большинстве)[714].
Однако Хворостинин в битве на Молодях защищал «гуляй-город» (вместе с пушкарями и немецкими наемниками), а решающий фланговый удар по врагу нанес сам Воротынский[715]. Хворостинин лишь поддержал его фронтальной атакой со стрельцами, пушкарями и немецкими наемниками. И в самом деле, непонятно: если главную роль сыграл Хворостинин, то в этом случае непонятно, почему о победе на Молодях молчат. Потому что «романовские» историки – против Ивана Грозного? Но о внешнеполитических провалах даже его критики романовской эпохи (ну, кроме либералов вроде Н. И. Костомарова) предпочитали писать по минимуму! А сам же Р. Г. Скрынников удивляется казни Воротынского, тогда как Мстиславского, обвиненного в измене, повлекшей за собой сожжение Москвы годом ранее, сделали главой земской думы[716].
Скорее, ближе к истине Дм. Володихин, который, отмечая заслуги Воротынского, в то же время подчеркивает, что в подчинении последнего имелся «сильный воеводский состав», среди какового особо выделяет Хворостинина[717]. Как бы то ни было, мое мнение – приписывать Дм. Хворостинину, занимавшему должность всего лишь второго воеводы передового полка[718], главную роль в победе на Молодях – все равно что приписывать главную роль в Сталинградской победе, скажем, В. И. Чуйкову (командующему одной из армий). При всем уважении к последнему.
А теперь – о печальной судьбе спасителя Отечества. Собственно, на Воротынских царь «опалился» еще в сентябре 1562 г. Тогда М. Воротынский не успел атаковать вторгшихся крымцев, поскольку они, узнав о приближении его войска, отступили[719]. Был арестован (по обвинению в намерении «отъехать в Литву) и старший из братьев-князей – Александр, но вскоре отпущен, во-первых, потому что за него ходатайствовал митрополит Макарий, а во-вторых, и это главное, другие бояре и дети боярские поручились за него на 15 000 рублей. За поручителей (среди которых был упоминавшийся князь И. Бельский, чей арест по тому же смехотворному обвинению в попытке «отъезда» застал в Москве Дм. Вишневецкий), в свою очередь, поручились другие. Александр был освобожден, но не перенес потрясения, связанного с подобной «наградой» за многолетнюю верную службу (между прочим, он вместе в И. Висковатым еще в 1553 г., во время болезни царя, склонял бояр к присяге малолетнему Дмитрию)[720] и через два года умер в монастыре[721]. Впрочем, К. Валишевский отмечает, что его содержали там достаточно комфортно[722]. Достаточно сказать, что он просил (и получил) три бочонка заморского вина разных сортов, 100 лимонов, по две свежие севрюги и стерляди, по полпуда винных ягод и изюма, три бочонка сливок и т. д.[723] Вот только такое незаслуженно-подозрительное обращение с верными царскими слугами в 1562 г. было еще в новинку, вот нервы и не выдержали!
Самому будущему победителю крымского хана, который, кстати, отличился еще при взятии Казани (где он был вторым воеводой Большого полка)[724], в 1566 г. вернули его удел, но без г. Перемышля, который тем временем отошел «в Опричнину». К тому же часть удела была этой самой Опричниной разорена (например, г. Новосиль), так что свои финансовые дела князь поправить не смог (мы уже видели, что как раз к 1566 г. подобное разорение имений опальных опричниками стало нормой). А через год после победы над крымчаками «благодарный» тиран снова арестовал спасителя Отечества, причем есть сведения, что причиной ареста стала именно ненависть к победителю на Молодях, ставшему народным героем[725], запытал его до смерти (по другим данным – пытал огнем, собственноручно подгребая под него горящие угли, а потом отправил в ссылку на Белоозеро, по пути куда бедняга и умер), а удел окончательно отобрал в казну[726]. Формальным поводом для расправы послужил оговор его, а также Шереметева и Мстиславского в измене, послужившей причиной сожжения Москвы, что под пыткой признали некие Костя и Ермолка[727].
Кстати, Хворостинин после 1572 г. тоже был не в фаворе. Правда, его не пытали и не казнили, но он занимал лишь второстепенные командные должности, хотя и впредь неоднократно отличался в боях – например, в сражении со шведами при Лялицах в феврале 1582 г., где он был первым воеводой передового полка[728]. Чем-то напоминает послевоенную судьбу Г. К. Жукова… Конечно, Жуков – военачальник куда большего калибра, чем Хворостинин, но его роль в Сталинградской битве (участие в составлении плана, не им задуманного) была едва ли больше роли Чуйкова. И едва ли больше роли Хворостинина при Молодях.
Однако теперь пошли и казни руководителей опричного войска, не сумевшего отстоять Москву от врага. Так, казнен был (посажен на кол) брат второй жены Грозного, Михаил Черкасский (Михайло Темрюкович): его, командовавшего в 1571 г. передовым полком, заподозрили в измене, когда крымчаки неожиданно оказались в четырех верстах от царской ставки. Подозрения усилились оттого, что прошли слухи: в войске Девлет-Гирея был и отец Михайлы, Темрюк. И что отец с сыном будто бы сговорились. По сведениям Г. Штадена, Михаила Черкасского зарубили опричные стрельцы[729]. Впрочем, можно ли верить Штадену, если он и сам дезертировал тогда с поля боя? За что и был лишен боярства (надо думать, и немецкого баронства. – Д. В.) и поместья, возвращенных прежним владельцам, земским – князю Оболенскому и дворянину Хпопову.
Казнили также воеводу передового полка, опричного боярина князя В. И. Темкина-Ростовского (по другим сведениям, это было сделано еще до сожжения Москвы, в феврале 1571 г., причем его имение отдали тем, кому он отказался вернуть долг)[730]. Казнили и воеводу Сторожевого полка Василия Петровича Яковлева-Захарьина (судя по фамилии, родственника первой жены царя), опричного кравчего Федора Салтыкова; обвинили и бояр Шереметевых.
Казни и опалы опричных бояр и думных дворян продолжились и после того. В число жертв попали: Лев Салтыков (казнен), Иван Чеботов (пострижен в монахи), Иван Воронцов (казнен), ясельничий Петр Зайцев, доверенный человек Алексея Басманова (повешен на собственных воротах)…[731] Само понятие «Опричнина» было уничтожено в августе 1572 г., даже употребление этого слова запрещено под страхом смертной казни[732]. Вместо Опричнины возник государев двор. Впрочем, в не столь долгом времени жизнь показала: от смены названий самой по себе мало что меняется.
Сам Малюта Скуратов и еще один из руководителей Опричнины Василий Грязной «попросились на фронт»; Р. Г. Скрынников предполагает, что попросились они действительно сами, чтобы доказать преданность царю чем-то кроме избиения безоружных соотечественников. При штурме 1 января 1573 г. Вейсенштейна (ныне Пайда в Эстонии), который русские ос