Итак, до VII века н. э. религия, которая бесспорно доминировала в Тибете до прихода буддизма, известна как бон – сочетание шаманистских верований, фетишизма и демонологии. Священнослужитель бона являлся своеобразным колдуном, в практику которого входило пение магических заклинаний и совершение разнообразных обрядов. Он исполнял непонятные для непосвященных танцы и бесстрашно вступал в общение с невидимыми демонами, окружавшими его и весь тварный мир. Бонские религиозные мероприятия имели весьма сложную структуру. Они состояли не только из «произнесения заклинаний», но включали также различные ритуалы, танцы и жертвоприношения. Спектр функций бонского священнослужителя был весьма широк: он выступал одновременно магом и некромантом, шаманом и волшебником.
Народы Тибета еще не вышли из стадии шаманизма, как испытали на себе влияние буддизма. Шаманский культ, подкрепленный буддийской философией, отрицающей любое божественное начало, породил религию, получившую, прямо скажем, весьма зловещее содержание. Ко всему прочему важным оказался и тот факт, что буддистско-шаманский союз был воплощен в наиболее маргинальной форме буддизма – его тантрической разновидности, которая является практикой ритуального контакта непосредственно с силами тьмы. «Тантра – буквально закон или ритуал. Определенные мистические и магические труды, главной особенностью которых является поклонение женской силе, олицетворенной в Шакти. Дэви или Друга (Кали, супруга Шивы) – это особая энергия, связанная с половыми ритуалами и магическими силами – худшая из форм черной магии и колдовства»[43]. Уже с VIII века в религиозных учениях Тибета наблюдается стремительный поворот к тантризму, обращение в сторону чародейства, всяческих суеверий и туманного символизма. Отныне считается, что «вместо длинной цепи перерождений человек может достигнуть нирваны через одно короткое тайное заклинание – дарани. Так вырождался буддизм из философской системы в простое колдовство»[44]. Именно магией покорили буддистские ламы сердца и воображение сначала тибетских жителей, затем монгольских кочевников и через Запад (они фактически использовали агрессию гитлеровской Германии в своих целях) мечтали двинуться на Россию.
История проникновения буддизма в Тибет оказалась связана с возведением знаменитого монастыря Самье, которому в дальнейшем было суждено стать своеобразным оккультным центром мира. Это место, где первые санскритские тексты были переведены на тибетский язык. Более того, что наиболее важно для нашего исследования, Самье в дальнейшем обрел негласный статус тайного научного центра. Там на протяжении столетий индийскими и тибетскими «учеными» собирались разнообразные знания. Самые известные «ученые» всех главных сект буддизма Sakyapa, Kagyuрa и Gelugpa в подземных «лабораториях» Самье проводили различные эксперименты, ставили опыты (ставшие в дальнейшем моделью для гитлеровских концентрационных лагерей с их экспериментальной научной базой), осваивали различные буддийские дисциплины, включая исследование буддийской Сутры, Тантры, изучение санскрита, буддийской логики, археологии, медицины, астрологии, поэзии, терминологии и другие. Именно сюда на рубеже веков за тайными знаниями, как мы увидели выше, устремились передовые державы мира.
С историей формирования тибетского учения связана легенда о строительстве этого уникального монастыря. Его возведение начал некий монах Шантаракшита, один из настоятелей индийского монастыря Наланда, который проповедовал в первую очередь буддизм сутры. Легенды связывают создание монастыря-лаборатории с кознями бонских демонов, многократно разрушавших возводимые стены. Считая место для строительства благоприятным, Шантаракшита активно приступил к строительству, но через некоторое время здание обрушилось. Тогда на помощь был приглашен известный тантрический мастер и великий махасидхи Падмасабаву. По приезде в Тибет Падмасабава завел себе новую жену Ёше Цогель. Поупражнявшись с ней в тантрическом сексе, он произвел шесть обезьян и с этим воинством двинулся на борьбу с бонскими демонами, разрушавшими монастырь Самье. Ученый-пандит, он легко выиграл теологический диспут с жрецами, а следом продемонстрировал и превосходство своей магии. После этого все демоны признали Падмасабаву своим властелином и даже принялись помогать в строительстве монастыря Самье. С этого момента демоны стали полноценными участниками культов тибетских лам, более того, высвобождаемые демоны по убеждению последних стали защитниками необуддийского правоверия.
Опираясь на философское учение тантризма, нашедшее воплощение в этом древнем предании, заискивание перед жестокими и кровожадными гениями заняло первенствующее место в тибетском культе. В буддистских монастырях Монголии и Тибета ежедневное утреннее служение начинается с принесения кровавой жертвы хранителю веры Чжамсарану и другим лютым божествам и гениям, божественным палачам и смертоносцам врагов веры и добродетели.
Вот как описывает эти обряды русский этнограф А. М. Позднеев в своем исследовании, переизданном в 1993 году в Калмыкии самими буддистами: «Приносящие балин хувараки перед началом служения долженствуют прежде всего созерцать Чжамсарана и представить себе все пространство мира пустым. В пространстве этой пустоты они должны представить себе безграничное море из человеческой и лошадиной крови, в котором треугольником волнуются волны; в самой середине этих волн – четырехугольную медную гору и на вершине ее – солнце, человеческий и конский труп, а на них Чжамсарана. Лицо у него красное; в правой руке, испускающей пламя, он держит медный меч, упираясь им в небо; этим мечом он посекает жизнь нарушивших обеты. В левой руке он держит сердце и почки врагов веры; под левой мышкой прижал он кожаное красное знамя. Рот страшно открыт, 4 острых клыка обнажены; имеет три глаза и страшно гневный вид. Он коронован 5 человеческими черепами. Стоит он среди пламенеющего огня премудрости».
Принеся этому и армии иных демонов чашу крови, хувараки обращают к ним свой «молитвенный» вопль, призывают их уничтожить врагов, а особенно тех, кто ограничивает распространение веры и святости буддийской.
Характерна для буддийского культа также древняя медитация, в том числе и практика известной йоги, которая является плодом невысокого состояния ума, еще мало развитого и неспособного к анализу явлений.
Древняя философия бытия, возникшая на почве простого наблюдения природы, положила начало так называемому преданию «посвященных», вследствие методов погружения в якобы сверхчувственное (усвоенных у мистиков язычества, гнозиса, каббализма, оккультизма и теософии), с течением времени облеклась в покрывало мистического запутанного учения, с характерными для оккультизма и масонства степенями посвящения и наличием избранных посвященных. То, что было когда-то созданием философствующего сознания древнего буддизма, отражалось теперь в искусственном погружении в бессознательные состояния, в которые приводили и приводят себя искатели мистического сверхчувственного начала.
Как утверждают медики, эти состояния можно наблюдать, в том числе в гипнотизме, сомнамбулизме и различных душевных заболеваниях, таких как истерия, эпилепсия и т. п., – то есть в состояниях психики человека, связанных с парализованным и угнетенным действием коры головного мозга – органа нашего сознания.
Так, в поведении новейшего индусского «святого» Рамакришны, прославившегося своими погружениями в область якобы сверхчувственного, психиатры обнаруживают все признаки истерика. Например, он погружался в свой транс («самадхи», т. е. созерцание), вследствие фиксации глаз, такое явление в точности наблюдается у истериков. У него были выявлены также вполне типичный признак истерика: ощущение как бы шара, подкатывающегося снизу к горлу.
«Между показаниями наших сомнамбул и тем, что сказано в Ведах о йогах, – говорит немецкий оккультный писатель Карл Дюпрель, – так много параллелей, что в обоих случаях, очевидно, говорится об одном и том же. Когда в Ведах говорится, что кто-то соединяется с Брамою, у того взор направлен к межбровью, – то уж по одному этому внешнему признаку можно догадываться, что речь идет о сомнамбулизме, в котором зрительные оси всегда бывают направлены к переносице. В таком состоянии, согласно Ведам, в «лоне сердца» пробуждается внутреннее лицо, отличное от лица, живущего бодрственной жизнью»[45].
В числе средств для достижения «самадхи» Макс Мюллер также отмечает: задержание дыхания, сохранение тела в неподвижном положении, фиксацию глаз на одном предмете и т. д. Таких упражнений множество. Например, так называемая поза лотоса представляет собой следующее: правая нога кладется на левое бедро, а левая на правое, руки скрещены, два больших пальца крепко держатся один за другой, подбородок опускается на грудь; сидя в такой позе, человек устремляет взор на кончик носа. Вообще, Макс Мюллер находит, что «йоги производят искусственное гипнотическое состояние»[46].
В некоторых случаях такой самогипноз доходит до истерической летаргии. Это есть знаменитый «сон йогов», почитаемый буддистами как достижение высшего совершенства и блаженства, когда человек, не будучи мертвым, не сознает уже ничего из окружающего мира. Упражнения для достижения этого разнообразны, но сущность всех одна: утомить сознание однообразным напряжением тела, связывающим кровообращение. После ряда таких упражнений приступают к задержке дыхания, которое доводится почти до полной его задержки. В результате получается состояние, в котором йог ничего не чувствует и не сознает. По определению баварского медика Макса Шлейс-фон-Левенфельда, это и есть истерическая летаргия. Йоги могут находиться в ней по целым месяцам, причем их можно даже зарывать в землю, а потом опять вырывать и возвращать к жизни.
Если же речь зашла о способах достижения медитативного состояния, то весьма востребованными здесь оказывались методы воздействия на кору головного мозга различных наркотических и алкогольных средств. Так, описание тибетского «святого» из ряда