– Совершенство! – вздыхал принц, глядя на нее. Но она была холодна и не скрывала, что должна заботиться о своей репутации. Она не нуждалась в подарках, которыми он мог завалить ее, ведь она была замужем за одним из богатейших пэров парламента. Он мог бы надеяться завоевать ее, прислушиваясь к ее советам, но он принадлежал к вигам, а она – к несгибаемым тори.
Чтобы завоевать ее, приходилось преодолевать столько трудностей, и это было восхитительно.
Но она была признательна, если он вел с ней беседы о политике да еще просил у нее совета, тогда она становилась сразу благосклонной. И этим отличалась от Марии. Вряд ли можно было найти женщину, более непохожую на Марию. Может быть, поэтому его влекло к ней? Он хотел их обеих. Но Мария уже принадлежала ему. Мария была его любящей и преданной женой, ее уже не нужно было завоевывать. И он был без ума от этой ускользающей от него холодной модницы.
Она с интересом слушала его рассказ о состоянии здоровья Его Величества.
– Оно ухудшается, я слышала, – заметила она. Ее глаза блестели. – Это значит, что он недолго проживет.
«Король! – думала она. – Власть! Триумф партии тори!» На это можно было рассчитывать. Но пока король Георг III жив, это всего лишь мечта, а леди Гертфорд не была мечтательницей, она предпочитала суровую реальность.
Ей не следует обсуждать смерть короля. Это неблагоразумно, а она была хитрой женщиной.
– Это может означать регентство, – попыталась она смягчить свои предыдущие слова.
– Если я стану регентом, – сказал он, – я выполню любые ваши просьбы. Вы станете моей правой рукой. Как счастлив буду я назначить красивейшую женщину Англии моим первым министром.
«А что же Фитцгерберт? – удивилась она про себя. – Католичка». Она вздрогнула. Нет, не верила она в эмансипацию католиков, хотя принц, конечно, верил… тогда. Дело даже не в Фитцгерберт и не в ее влиянии, просто он проявляет терпимость… слабость, уточнила она.
Но если он когда-нибудь придет к власти – после коронации или даже как регент, – конечно, она будет к нему гораздо дружелюбней.
Принц понял, почему интересуется леди Гертфорд возможным регентством. Он хотел, чтобы она осознала, что не так долго осталось ждать.
– Я слышал, что мой отец предупредил недавно, отправляясь в парламент, что собирается начать свою речь словами «Мои лорды и павлины». Я думаю, они поволновались, ожидая, что он выполнит свою угрозу.
– Но ведь не выполнил, – сказала леди Гертфорд. – Если бы он это сделал, наступил бы конец всему.
– За последние несколько недель он ужасно сдал. Эти скандалы с Фредом и Эрнестом…
Леди Гертфорд поджала губы. Она не любила скандалов.
Принц чуть было не рассказал ей об инциденте с королем, когда тот инспектировал королевский парусник и на глаза ему попалась смазливая молодая женщина. Он повел себя так, как никто от него не ожидал.
– Клянусь честью, – воскликнул он, да так, что все услышали, – какой симпатичный зад! Вот бы по нему похлопать!
Присутствующие покатились со смеху, а король пытался обнять красотку, которая быстро вырвалась от него, сделала книксен и убежала.
Подобные инциденты на публике означали, что близится кризис.
«Бедный отец, – думал принц с состраданием. – Но если он будет вынужден уйти на покой, это означает регентство».
А если это будет его регентство, то он добьется леди Гертфорд. Она удовлетворит его тягу к романтике, столь сильную в нем, а Мария – это тихая семейная жизнь, пуховая перина, комфорт, она – его жена, его душа, к которой он так привык, что должен искать романтику на стороне.
Когда Каролина услышала о влечении принца к леди Гертфорд, она зашлась от смеха.
– Он, конечно, дурак, – говорила она леди Шарлотте. – Ему надо держаться Марии. Он не понимает, что в его руках сокровище. Говорят, он сидит и смотрит на мадам Гертфорд со слезами на глазах и с желанием во взоре. И что Мария Фитцгерберт очень сердита на него. Они ссорятся. А у нее есть характер, у нашей соперницы. Не то чтобы она не могла понять этого… но выйти замуж за этого несносного человека. Это у меня вызывает смех… о, что у меня вызывает смех, леди Шарлотта, моя дорогая, так это мысль обо всех этих толстых пожилых людях, ведущих себя, точно юные возлюбленные.
Она хотела слышать, как протекает роман мужа и госпожи Фитцгерберт. И расспрашивала всех, кто навещал ее, об этом романе.
От короля больше нельзя было скрывать новости. Амелия серьезно больна. С наступлением осени у нее началась болезнь, известная как огонь святого Антония.
То, что в это время праздновали королевский юбилей, было трагедией для короля. Пятьдесят лет назад он взошел на трон, пятьдесят лет тревог и страхов, которые со временем все возрастали. Бросая взгляд в прошлое, он не мог вспомнить всего, но две вещи застряли в его памяти. Потеря колоний и скандалы в семье. Что-то он делал не так. Все его попытки быть добрым человеком и хорошим королем не принесли успеха. Он превратился в трагичного старика. «Иногда я больше мертвый, чем живой, – бормотал он. – О Боже, как бы мне хотелось умереть, ведь я схожу с ума, и это страшно». Его, полуслепого старика, терзало желание любви к женщинам, не утоленное в юности. И все потому, что он желал быть хорошим мужем женщине, которую никогда не любил, тревожился за детей, а теперь лицом к лицу столкнулся с самой страшной своей трагедией – его дорогая Амелия умирала.
Да, нужно крепиться. Она уходит. У нее нет сил жить. Все знали это, хотя и скрывали от него. Все говорили: «Амелия значит для него больше, чем кто-либо. Она поддерживает и утешает короля».
И это была правда, ее нежная красота и ободряющий голос, ее любовь к нему делали его страдания ненапрасными.
Он послал за ее докторами.
– Скажите мне правду! – кричал король. – Не старайтесь меня ввести в заблуждение. Понятно, э, что? Я хочу знать правду. Моей дочери лучше? Ну что, да или нет?
– Она чувствует себя настолько хорошо, насколько можно при ее болезни, Ваше Величество.
– Я жду, что ей будет лучше. Можно надеяться? Скажите мне. Спасите ей жизнь. Разве это нельзя сделать, а? Возвращайтесь к ней. Что вам здесь делать? Вы обязаны быть с ней. Идите к ней… Скажите ей… Скажите ей…
Он закрыл лицо руками.
Доктора переглянулись. Он нуждался в их попечении не меньше, чем его дочь.
К нему пришла принцесса Мэри, ее лицо было в слезах. Мэри любила Амелию больше, чем всех остальных сестер, она почти не покидала комнаты больной. Король был очень признателен ей за это.
– Что там? – вскричал он и устремился к ней.
– Папа, она хочет видеть тебя, сейчас.
Он пришел к ней в комнату. Она улыбнулась ему. Бедный папа, он выглядел таким всклокоченным, особенно его кустистые седые брови, а лицо красное. Это был ее старый добрый папочка, который души в ней не чаял, который был ею очарован, она считала своим долгом утешить и ободрить его.
– Папа, мой самый дорогой, я ухожу от тебя.
Он склонил голову, и по его щекам потекли слезы.
– Не горюй обо мне, папочка. Я так много страдала, а теперь вся моя боль уйдет.
– Моя дорогая!
– И я знаю, что ты так любишь меня, что будешь рад этому. Дорогой папочка, я велела сделать для тебя кольцо. Вот оно. В нем прядь моих волос под хрусталем, обрамленная бриллиантами. Дай мне твой палец, папа. Ты ведь всегда будешь носить его и помнить обо мне?
Она надела кольцо ему на палец. Он смотрел на него сквозь слезы и не мог разглядеть.
– Мое дорогое дитя… моя самая любимая… – начал он и не смог договорить. Он вспомнил день, когда она родилась, двадцать семь лет тому назад, счастье, которое она внесла в его жизнь. – Нет, – заплакал он, – только не это… Я не могу потерять тебя. Все… все, что угодно, только не это.
Он целовал прощальное кольцо, которое она ему подарила, а она смотрела на него, улыбалась и вдруг откинулась на подушки.
Принцессу Амелию похоронили в Виндзоре с огромной пышностью.
В своих покоях король был в безутешном горе. Он потерял свою любовь, свою дорогую дочь и вместе с ней свой рассудок.
Для госпожи Фитцгерберт нет места
Принц Уэльский решил отпраздновать свое регентство самым блистательным спектаклем. Его решили дать в Карлтон-хаузе. Многие члены французской королевской семьи, которые были в это время в Англии, были приглашены гостями. Все только и говорили, что о предстоящем грандиозном зрелище.
Мария, тихо жившая в доме на Тилни-стрит, гадала, пришлют ли ей приглашение. Мисс Пигот наблюдала за ней с тревогой. «Благодарение Господу, – думала она, – у нас есть маленькая Минни, которая заменяет нам многое. И как мог Принни стать таким занудливым? Что он нашел в этой Гертфорд? Как можно ее сравнить с Марией»?.
Но он был очарован этим созданием, толки о них все росли, и чем настойчивей о них говорили, тем печальней становилась Мария.
Конечно, они не обсуждали это в присутствии Минни, но когда бывали одни, Марии хотелось излить всю свою боль:
– Сомневаюсь, что я получу приглашение.
– Что за чушь! – вскричала мисс Пигот. – Как это можно не пригласить жену?
– Очень просто, потому что ясно как день, что он не считает меня больше своей женой.
– Таких разговоров я и слушать не желаю. Конечно, считает. Он немножко сбился с пути истинного, должна признаться, но это все потому, что он как раз считает вас своей женой, думает, что может развлечься на стороне, а потом вернуться к вам.
– Он может просчитаться, – сказала Мария, явно сердясь.
Но как она радовалась, когда получила свое приглашение! Радость ее была короткой, потому что она скоро узнала, что на празднестве будет королевский стол, за которым принц будет сидеть с почетными гостями, включая членов французской королевской семьи. Для остальных гостей будет буфет – для двух тысяч приглашенных, – и все, кто будет пользоваться буфетом, будут обслуживать себя сами.