– У меня сложилось ощущение, что мужчин он тоже не особо жалует. И всё живое. И мёртвое, – не удержавшись, заметила Ева.
– На то есть причины. Как и на всё остальное. – Призрак вздохнул. – Его первая и единственная пассия оставила у него… не самые приятные воспоминания. После этого он решил, что магия лучше людей.
– Так у Герберта была пассия?..
– Ещё до гибели его родителей. Господин Уэрт тогда был совсем юн. И пока не провозглашён наследником престола – но уже, конечно, считался завидной партией. Кровь Тибелей в жилах, дивной красоты лик, явное благоволение королевы… Айрес с детства привечала его, а в итоге стала ему ближе родной матери. Многие тогда зашептались, что вот он – самый очевидный кандидат на роль будущего властителя Керфи. А одна из королевских фрейлин… – Даже сейчас, много лет спустя, в прищуренных глазах призрака сверкнули чувства, которых прежде Ева в них никогда не видела. – Та недостойная прелестница была на пару лет старше Уэрта, однако для юнца, опьянённого сладостью первой любви, то не имело значения. Их отношения успели зайти весьма далеко, но потом… Когда его родителей объявили изменниками, от него многие отвернулись. И предположить не могли, что сын изменников в конце концов всё же будет избран наследником престола. Тогда господин Уэрт и узнал истинную цену дружбы придворных льстецов. Как и их любви.
Всё страньше и страньше.
– Изменниками?..
– Когда Уэрту было пятнадцать, его родители нанесли очередной визит в королевский дворец. Для семейного ужина с Её Величеством. Обычное дело. Но в тот вечер они попытались убить королеву. – Эльен отвечал отстранённо, точно музейный смотритель. – Стражники услышали отзвуки голосов – кажется, Айрес и Рейоли повздорили. Как бы там ни было, они напали на королеву, и та, защищаясь, случайно умертвила обоих. Когда стражники ворвались в комнату, Айрес плакала над телом сестры. – Призрак сцепил ладони в замок; голос его сделался сухим и невыразительным, как высохший до серости древесный лист. – Рейолей окрестили предателями короны. Их имущество было арестовано, все ждали, что их сын со дня на день отправится в ссылку. Пассия Уэрта, как и большинство его приятелей при дворе, тут же открестилась от него. Полгода спустя Айрес не только передала ему все земли Рейолей и положенный по крови титул главы Шейнских земель, но и объявила своим наследником. Фрейлина взмолилась о прощении, придворные сплетники залебезили перед ним пуще прежнего, но Уэрт был непреклонен. Он не умеет прощать, – добавил дворецкий со странной смесью гордости и осуждения.
– Так мать Герберта…
– Младшая сестра Айрес. Верно.
– Полагаю, королевские слёзы были немножко крокодильими. Или множко.
Ева не была уверена, водятся ли в этом мире крокодилы, но переводческая магия наверняка подобрала выражению достойный синоним. А история со «случайным» убийством в целях самообороны, подтверждённая лишь дворцовыми стражниками, выглядела крайне подозрительно.
– О, нет, нет. Маги Ковена провели расследование и постановили, что господин Рейоль действительно атаковал Её Величество. Он тоже был магом, а следы заклятий остаются надолго… Их трудно рассеять и невозможно изменить, и почерк мага распознать несложно. Госпожа Рейоль сжимала в руке нож – один из тех, которыми сервировали стол. Айрес души не чаяла в сестре. Может, потому так и привязалась к Уэрту. Хотя… госпожа Рейоль была… не самой лучшей матерью, – высказать это далось призраку мучительно трудно. – Светские развлечения интересовали её больше семьи. В некотором смысле Айрес компенсировала племяннику то, что не давали ему родные родители.
– Так отец Герберта тоже был светским щёголем?
– Нет. Но он был главой дома Рейоль. В первую очередь. И отчаянно желал возвеличить семью. – Призрак вдруг схватился за книгу, ждавшую на кровати подле них. – Простите старого болтуна, лиоретта. Пора начинать урок.
– Эльен, что вы имели в…
– Мне не должно обсуждать и осуждать хозяев. Особенно умершего главу того дома, которому я верой и правдой служу уже полтора века. – Решительно открыв книгу, дворецкий продемонстрировал схему какого-то родового древа. – Итак, лиоретта. В Керфи десять великих домов, и каждый из них…
Позже Ева поняла, что Эльену пришлось нелегко. Долг слуги Герберта, пытавшегося вызвать в ценной гостье сочувствие к нему, вступил в противоречие с долгом слуги рода Рейоль, не дозволявшего честить хозяев. Даже бывших и почивших – особенно учитывая, что в этой стране мёртвые порой ходили среди живых.
Но тяжёлое прошлое, каким бы оно ни было, не оправдывало омерзительного поведения в настоящем. По крайней мере, не полностью.
Каждую тренировку Ева старательно доводила венценосного нарцисса до белого каления, саботируя уроки, позволяя теням сколько угодно сдавливать её в щупальцах и швырять об пол (хвала регенерации и отсутствию боли). Применять против некроманта музыкальный гипноз Ева пока не решалась – ждала момента, когда тот не будет готов к атаке. Герберт, конечно, выпытал у Эльена, каким образом мерзкой пришлой девчонке удалось заморочить ему голову, и по возвращении с очередной тренировки Ева уже не нашла «Музыкальные чары» под подушкой. Подробности некромант пытался разузнать у самой Евы, но даже когда ей велели немедленно сказать правду, та ответила, что взмахнула смычком и приказала призраку отпустить её, а потом забыть об этом.
Герберт ведь не уточнил, сколько раз она взмахнула смычком. Что именно при этом делала. И что ещё приказала.
Каждый приказ венценосного сноба Ева старательно извращала: либо не выполняя, либо делая не то, что требовалось, пока Герберт наконец не подбирал формулировку, которой невозможно противиться. Взять хотя бы следующую ванну, что Еве пришлось принять. Ей велели раздеться, но девушка тут же скакнула в бассейн – в одежде, «бомбочкой», с головы до ног окатив некроманта волной золотистой воды.
Герберт ведь не уточнил, когда именно ей нужно раздеться. Может, на следующий день. Или вообще через год.
Каждую ночь Ева коротала в библиотеке. Перед побегом она велела зачарованному Эльену выписать названия и расположение книг, где можно почитать про воскрешение и чары, поднявшие её, а после спрятать список в платяной шкаф, чтобы некромант не добрался. Теперь под покровом темноты Ева пробиралась в библиотеку, проводя ночные часы в чтении при хрустальных свечах; Герберт по вечерам исправно запрещал ей выходить из комнаты, пока поутру не явится служанка-скелет, но с этим приказом Ева расправилась даже легче, чем с остальными.
Герберт ведь не уточнил, что ей также нельзя из комнаты выбегать. Или выползать. Или выпрыгивать.
Увы, ничего принципиально нового о воскрешении вызнать не удалось. Должно быть, всё важное Герберт хранил в личных журналах, которые где-то прятал. Книги лишь подтвердили, что обычно умертвия представляли собой безмозглых гниющих зомби (отчего из соображений эстетики и санитарии тела предпочитали доводить до состояния скелетов), ни капли не напоминавших себя при жизни. Если поднимали магов, то после смерти они теряли дар, покидавший их вместе с разумом и душой. Ева же не столько умерла и поднялась, сколько зависла в пограничном состоянии, близком к клинической смерти.
Весь вопрос в том, как – и можно ли – её реанимировать.
Что ж, изучая книжные полки и слушая уроки Эльена (их Ева не саботировала хотя бы из уважения к милому призраку), она всё равно узнала многое. Что каждое существо, живое и неживое, обладает аурой. Что свершённое колдовство оставляет следы в воздухе и на зачарованных предметах. Что маги видят ауру особым зрением, которое развивали, как музыкальный слух. Что маги делят человеческую энергию на три типа: роборэ – жизненная сила, сидис – магическая и амант – кхм, сексуальная. Что умертвия существуют, подпитываясь сидисом поднявшего их некроманта. Хотя Эльену, к примеру, подпитка не требовалась, а скелеты достаточно было «подзаряжать» пару раз в месяц, редкие некроманты могли содержать больше десятка мёртвых слуг.
Учитывая, что Ева потребляла сидис Герберта постоянно, а тот этого будто не замечал – венценосный сноб отличался не только умом и сообразительностью, но и поразительной силой. Эльен и вовсе гордо обмолвился, что «такие, как он, рождаются раз в несколько сот лет».
Надо сказать, Евины выходки некромант терпел с куда большим достоинством, чем она ожидала. Не срывался, не кричал и не бил, и общение их свелось к приказам, которые он отдавал неизменно прохладным тоном, и её невинным ответам – изредка. Хотя после выходки с бассейном Еве всё равно пришлось раздеться, а перед сном в золотистом растворе выслушать приказ, велевший ей с этого момента ходить голой круглосуточно.
Поутру Ева спокойно облачилась в подсохшую одежду, справедливо считая, что под ней-то она всё равно голая. Ожидала, что некромант в ответ придумает наказание поинтереснее, но тот очередную акцию протеста проигнорировал: то ли подустал воевать, то ли за ночь остыл и понял, что погорячился.
А ещё каждый свободный вечер Ева тренировала владение смычком. И заклятие, что восстанавливало целостность вещей, раскопанное в тех же библиотечных книгах. Упражняться сразу на Дерозе она не рискнула: предпочла разбить один из осветительных кристаллов (заодно и пар выпустила) и сращивать хрустальные осколки.
Увы, здесь не вышло бы просто наставить палочку на груду обломков и произнести заклятие, чтобы те собрались воедино. Заклинание работало скорее как магический клей: осколки следовало разложить и соединить, как пазл, после чего произносить волшебные слова, левой рукой выплетая руны, а правой накрывая трещину – или сжимая пальцами обломки. Если ты всё делал правильно, ладонь излучала голубой свет, под которым трещина срасталась, исчезая без следа. Если нет – в лучшем случае не происходило ничего, в худшем осколки разбивались на кусочки помельче. Пока делать правильно у Евы скорее не получалось, чем получалось: в музыкальной магии у неё было подспорье в виде десяти лет нежной дружбы с виолончелью, но в обычной приходилось мучительно начинать с нуля. Впрочем, она не сдавалась.