Ева немного удивилась тому, что довольный кот даже не думает мурлыкать. И лишь когда он сел, увидела нечто, в сочетании со словами о «процедурах» подсказавшее ей ответ.
Крупный рубин, мерцавший в груди среди белой шёрстки.
– Герберт, он что…
– Твой предшественник, можно сказать. Да. – Тонкие пальцы скользили по чистой недлинной шерсти, светлой как снег, который тихо накрывал землю, ждущую зимы. – Первый, кого я успешно посмертно исцелил и погрузил в стазис. Только хвост не смог прирастить.
Ева смотрела на кошачьего товарища по несчастью.
– Что с ним произошло?
– Я долго отрабатывал регенерацию и стазис на крысах. Пока учился. Выходило недостаточно хорошо. Тогда отец кинул Мелка своим охотничьим псам. Решил придать мне стимул. И был прав. Когда я понял, что у меня нет права на ошибку, то сделал всё идеально… не считая хвоста, но это мелочь. И мурлыкать он разучился, как потом выяснилось. А в остальном явно остался собой.
Он поведал это так спокойно, так отстранённо, что Еве на миг очень захотелось тоже сделаться некромантом. Дабы поднять достопочтенного господина Рейоля из могилы и собственноручно отправить обратно.
– Твой отец… Он просто…
– …не считал животных чем-то значимым. Не считал, что животное можно по-настоящему любить. Но знал, что Мелок важен для меня. Причуда, которой можно воспользоваться. – Герберт потрепал кота, развалившегося на постели рядом с хозяином, по блаженно подставленному меховому пузу. – Он лежал в стазисе несколько лет. В фамильном склепе. Пока я не изобрёл тот ритуал, которым поднял тебя. Отец сперва ругался, что я попусту расходую энергию, поддерживая стазис у какого-то животного.
– А потом? – боясь спугнуть хрупкую ниточку доверчивой откровенности, сплетённой музыкой, фейром и сказками, тихо спросила Ева.
– А потом отец погиб. Ритуал я вывел, уже когда остался один. И после его смерти больше мне никто никогда ничего не указывал… почти никогда. – Зарывая пальцы в белый мех, Герберт помолчал, наблюдая, как мерно пульсирует рубин в кошачьей груди. – Жаль, что правильные выводы из всего этого я сделал куда позже. Тогда мне преподали важный урок.
– Что твой отец – бесчувственный скот?
Это вырвалось непроизвольно. И, учитывая непростое отношение Герберта к покойному господину Рейолю, это наверняка стоило сдержать.
То, что некромант всё-таки ответил, стало для Евы ещё одной приятной неожиданностью.
– Что никогда нельзя показывать, что тебе дорого. Чтобы никто не знал твоих слабых мест. Даже самые близкие. – Его рука оцепенело замерла на кошачьем животе. – А лучше вообще не иметь слабостей.
То ли оттого, что ласка прекратилась, то ли оттого, что коту просто надоело лежать, Мелок перевернулся. Лениво выскользнув из-под хозяйских пальцев, спрыгнул с постели так же решительно, как пришёл; направился к двери, подтверждая гордое звание зверя, который гуляет сам по себе.
– По-настоящему близкие никогда не воспользуются твоей слабостью, – сказала Ева, провожая кота взглядом. – И никогда не причинят тебе боль.
Герберт равнодушно пожал плечами:
– Близкие всегда причиняют боль. Даже не желая того. Хотя бы тем, что однажды обязательно оставляют тебя одного.
– За всё приходится платить. Эта боль стоит того, за что ты в итоге платишь.
– Не уверен.
– Я платила. Я знаю.
Это он оставил без ответа. И, глядя в его лицо, замкнувшееся в мёрзлой невыразительности, Ева остро – на удивление – поняла, что отчаянно не хочет снова видеть его таким. Мальчиком, которому никто не дул на разбитые коленки, даже пока этот «кто-то» был жив; мальчиком, который потом коротал долгие годы в обществе призрака в своём замке и призраков в своей голове, пока где-то сам по себе гулял его мёртвый кот и таил молчаливые обиды его бывший единственный друг.
Когда её пальцы коснулись его руки, лежащей на покрывале, Герберт не вздрогнул. Лишь глаза выдали: этого он не ждал.
– Я не ударю тебя по больному. Ни за что, – дождавшись, пока он посмотрит на неё, произнесла Ева. – В том, что в моих силах, по крайней мере. Веришь?
Он опустил взгляд на её руку. Так, что Еве тут же захотелось её убрать. Но прежде чем она успела, Герберт перевернул ладонь; его пальцы оказались точно между её, чуть сплетаясь самыми кончиками – словно их руки были пазлом, и он проверял, сойдутся ли вместе разрозненные фрагменты.
– Тебе – пожалуй, – просто ответил некромант. Отдёрнув ладонь, тут же встал. – Увидимся завтра.
Когда он ушёл, Ева выключила планшет и откинулась на подушку, уставившись в потолок.
– И не стыдно?
– Что не стыдно? – прохладно откликнулась девушка, не глядя на Мэта.
– Сегодня давать обещание, которое не особо коррелирует с тем, что ты собираешься сделать завтра?
Ева зажмурилась, чтобы случайно не увидеть ехидное лицо под светлыми вихрами.
– Я не собираюсь делать ему больно. И всё обдумала. – Странно, но в этот миг она сама себе верила. – Он постоянно сообщает мне о своих гениальных планах постфактум. Я имею право разок поступить так же.
– После того, как приучила нашего малыша есть у тебя с рук?
Ева сделала вид, что не слышит.
– Я ведь могу ему рассказать, – вкрадчиво прошелестело в темноте, разлившейся перед глазами. – Сама знаешь.
– Не расскажешь. Тебе интереснее будет наблюдать за действом с попкорном, чем его пресекать.
– Какая уверенность.
– Хочешь сказать, напрасная?
Сквозь кружево слегка приподнятых ресниц она видела, как Мэт вскидывает руки, будто завидев полицейский отряд.
– Ладно, ладно. Твоя взяла. – Судя по звуку, демон зевнул, обесценивая её маленький выигрыш. – Но на твоём месте я бы приготовился к… интересным последствиям.
Ева демонстративно отвернулась к стенке, противоположной той, откуда звучал голос:
– Я стараюсь не совершать поступков, к последствиями которых могу быть не готова.
И постаралась забыть о том, что к последствиям приручения Герберта – судя по всему, что всплеснулось в душе перед его уходом, – она была готова не совсем.
Глава 17Deciso[26]
– Мне нужна телега, Эльен, – заявила Ева призраку на следующий день, когда часы в столовой приблизились к половине четвёртого по керфианскому времени. – Запряжённая.
Дворецкий, которого она снова застала в кладовой за пересчётом провианта, воззрился на неё в искреннем удивлении.
– Телега, лиоретта?..
– Хочу навестить одного дракона. А творить телепорты без предварительного обучения у Герберта я не рискну.
Записная книжечка, куда Эльен скрупулёзно заносил результаты ревизии, выпала у призрака из рук.
Сперва Ева собиралась улизнуть из замка по-тихому. Затем поняла, что её познаний в лошадях едва ли хватит даже на то, чтобы оседлать костяного коня (если на них вообще могло удержаться седло), не говоря уже о том, чтобы пуститься на нём в дальнюю дорогу. Оставалась телега, в которой Эльен когда-то привозил продукты, – Ева искренне надеялась, что править ею не слишком сложно.
После долгих раздумий она поняла, что лучше поговорить с призраком начистоту.
– Вы… собираетесь… к дракону?
– Герберт хочет его убить, – сказала Ева, без смущения встретив призрачный взгляд. – Я думаю, что убить его всегда успеется. Хочу попробовать уладить всё дипломатическим путём.
– И господин об этом…
– Узнает. Когда я всё улажу. Или если не улажу. – Ева запустила руку в вырез рубашки. – Эльен, он и слушать меня не захотел. Вы же знаете, какой он упрямый. Но он оставил мне это. – Когда она разжала пальцы, в них светился небольшой, с мизинец, голубой кристалл, занявший место по соседству с рубином. – Если что-то пойдёт не так, я сразу свяжусь с ним.
«Держи, – заглянув в её комнату перед уходом, произнёс Герберт, вручая ей подвеску на кожаном шнурке. – Надень».
Как выяснилось, работал кристалл просто: пока он на тебе, достаточно сосредоточиться на том, с кем хочешь связаться, и произнести вслух слова, которые собеседник должен услышать в голове. Кристалл могли использовать и люди без Дара, но лишь после долгих тренировок. У магов, которым артефакт подчинялся сразу и охотно, возникал странный побочный эффект – в течение суток после сеанса связи тебе грозил приступ жуткой мигрени. Предотвратить его можно было, лишь приняв специальное зелье, которое стоило недёшево, поэтому широкого применения изобретение не нашло, но у Герберта все нужные зелья имелись, а Еве, пребывающей в стазисе, мигрень вряд ли грозила.
«Спасибо, – искренне поблагодарила девушка, когда они успешно проверили связь. Тут же добавила: – Надеюсь, это не понадобится».
Жаль только, она точно знала, что врёт.
«Ты ведь всегда знаешь, где я, верно?» – подумав, невзначай осведомилась Ева, вспоминая предыдущий побег.
«Не всегда. Но узнаю, если захочу. Ты моё создание, определить это мне нетрудно. – Светлые ресницы сблизились в прищуре. – Опять собираешься бежать?»
«Просто интересуюсь. На случай, если кто-нибудь вздумает убежать от меня».
Видимо, ей удалось изобразить мрачную встревоженность. А учитывая секретаря дядюшки Кейлуса, разгуливающего на свободе…
«Я вернусь вовремя. И в замке тебе ничего не грозит, – сказал Герберт, смягчившись. – Не выходи на всякий случай никуда. Даже в сад».
Конечно, Ева пообещала не выходить. А что ещё ей оставалось? Меньше всего ей хотелось, чтобы неделю спустя Герберт рисковал жизнью, пока она будет отсиживаться за его спиной. Потому что в сражении с драконом она вряд ли ему поможет, а он вряд ли позволит.
Приходилось снова мириться с необходимостью ему врать. Пусть из самых благих побуждений.
– Эльен, я всё рассчитала. – Вытащив из-под мышки книгу, валявшуюся в комнате ещё с уроков по керфианской географии, Ева раскрыла её на карте, заложенной обрывком нотного листа. – Вы сами говорили, что по дороге к Драконьей Пустоши… вот этой… давно никто не ездит. Значит, меня на ней вряд ли заметят. И если я… и вы… не ошиблись в расчётах, я буду у драконьего замка как раз к тому времени, когда урок Герберта у Айрес закончится. Значит, он сможет прийти мне на помощь, если я его позову. – Закрыв сборник страниц, изрисованных стилизованными горами, лесами и ниточками дорог, Ева твёрдо посмотрела на растерянного призрака. – А если он всё равно сможет прийти мне на помощь, что я теряю?