«Я много чего знаю», хотелось ответить ей. Однако под его взглядом, ещё чувствуя призрак его дыхания на волосах, понимала: косить под дурочку будет не только глупым, но в какой-то степени подлым.
Они оба прекрасно знали, что интересного она может поведать названому жениху. А ещё Ева знала, что встретить Мирка сейчас будет проще, чем отпрашиваться на прогулку потом.
Если всё пройдёт так, как она надеется, необходимость в этих прогулках и вовсе отпадёт.
– Я же обещала не причинять тебе боль. – Она очень тщательно подбирала слова. – И не сделаю того, что может ранить тебя.
Истолковав ответный вздох как знак согласия, Ева поспешила к воротам.
– Я буду во внутреннем дворе, – шелестяще бросили ей вслед.
Они с Мираклом встретились где-то на середине главной дороги к замку; в лазурном свете смычка, которым Ева освещала себе путь, снег искрился лавандовыми искрами.
– Нехорошо с твоей стороны лишать бедного Эльена работы, – весело заметил Мирк, когда Ева приблизилась. Разглядев мокрые блики на её одежде, чуть умерил ширину улыбки. – Что с тобой стряслось? Если пыталась утопить Уэрта, вынужден заметить, что при всей… м… сложности его характера этого он всё-таки не заслужил.
– Скорее, он пытался утопить меня.
– Не его стиль. Для опостылевшей девы он предпочёл бы яд. Или тихое быстрое испепеление. Он ведь благовоспитанный молодой человек, в конце концов.
Ева представила, как Герберт со своим обычным скучающим выражением лица щелчком пальцев аннигилирует некую истеричную девицу.
Картинка, надо сказать, вышла до страшного убедительной.
– Мы репетировали сражение. С Гертрудой.
– Вот как? Забавно. До сегодняшнего дня я полагал, что драконы способны облить тебя исключительно огнём или презрением.
– Они-то да. А вот фонтан – нет. – На передний план, оттеснив массовку в виде дружелюбных и ничего не значащих мыслишек и фраз, выступило решение, которое Ева приняла на пути к воротам. – Знаю, тебе хочется узнать наш план, но это может подождать.
Слова заставили Миракла враз посерьёзнеть.
– А что не может?
Прежде чем высказать то, что так хотелось высказать, Ева всё же поколебалась. Потому что очень, очень не хотела снова солгать тому, кому лгать хотела меньше всего на свете.
Снова причинив ему боль.
С другой стороны, Герберт ведь позволил ей встретить званого гостя. Хотя не мог не понимать, к чему это может привести. Или это очередная проверка? Я доверю тебе свой секрет, дорогая Ева, и даже предоставлю возможность его разболтать, но если разболтаешь, пеняй на себя? И если сейчас она скажет Мираклу то, что так рвётся – нет, считает необходимым сказать, то снова предаст его доверие? Ранит его, подставив под удар брата, которым Герберт так не хотел рисковать…
…нет. Иногда болезнь приходится лечить болезненными же методами. Сделать укол, чтобы убрать воспаление. Причинить боль меньшую, чтобы избежать большей. Из всего, что Ева успела понять о Герберте, она сделала один важный вывод: в действительности ему до боли не хватало брата. И Миракл Тибель был не тем человеком, который хотел бы, чтобы решения о его мнимой безопасности (какая вообще может быть безопасность для того, кто собирается узурпировать престол?) принимали за него. Особенно ценой нелестного мнения о том, кем он дорожил – даже сейчас.
– Герберт будет очень зол, что я тебе рассказала, – предварив слова шумным вдохом, признала Ева. – Но я считаю, что ты имеешь право знать.
– Знать что?
Когда они вступили во внутренний двор, Герберт, как и обещал, ждал там: сложив руки за спиной, он отстранённо перекатывался перед дверьми с мысков на пятки.
– Да что вы, могли бы и не торопиться, – с затаённой желчью заметил он. – Моё ожидание того не стоит.
По быстроте шага, которым Миракл устремился к замку после их непродолжительной беседы, по его глухому молчанию всё время, пока Ева отчаянно пыталась поспеть за ним, она так и не смогла понять, что лиэр Совершенство думает об услышанном. Однако предполагала, что на встречу с Гербертом тот спешит, распираемый желанием извиниться и заключить брата в покаянные объятия (а как же иначе?).
Удар кулаком по скуле, которым наградили Герберта вместо извинений или приветствия, заставил её оторопело охнуть.
– Семь лет, сволочь! – прошипел Мирк, когда некромант без вскрика отлетел на шаг, с трудом удержав равновесие. – Семь лет – семь! – я считаю тебя предателем! А это, стало быть, просто выше твоего драгоценного достоинства – что-либо мне объяснять?! Паскуда высокомерная!
Cжатый кулак взметнулся вновь – экономным, скупым движением человека, который точно знал, как ударить с максимальной силой при минимальных усилиях. И удар наверняка вышел бы ещё лучше первого, если бы в паре сантиметров от лица Герберта кисть Миракла не обвило тёмное щупальце.
– Интересный у тебя способ извинения, – прижимая ладонь к ушибленной скуле, констатировал некромант, пока за спиной Мирка всё отчётливее прорисовывалась безликая тень, оттащившая взбешённого юношу подальше.
– Что, по-твоему, я должен был думать?!
– Может, нечто помимо того, что я сразу же побежал к Айрес с докладом, спеша поскорее оставить тебя сиротой?
– Мальчи… ребя… лиэры, – изрекла Ева, – давайте не будем больше ссори…
– Я спросил тебя! – Свободной рукой обнажив меч, Миракл одним движением перерубил щупальце, высвобождаясь из пут. – Так сложно было попросить своего грёбаного дворецкого дать ответ, который тебе дать не под силу?
– Зачем? Ты ведь прекрасно ответил за меня. Ваше будущее Величество вообще всегда всех видит насквозь, а яблочко от яблони издавна гниёт неподалёку. – Ирония распускалась в голосе Герберта, словно ледяные цветы. – К чему нашему блистательному чемпиону нужен был в друзьях скучный книжный червь, сын казнённых изменников?
– А тебе, стало быть, блистательный чемпион в братьях был совершенно ни к чему? Завидовал?
Следующий удар – клинком плашмя по ногам – Герберт принял на щит. Ответное заклятие отбросило Миракла на добрую пару метров, и голубые искры отражённого заклинания затанцевали вокруг его плаща (неужели заговорённый?). Скользящими росчерками лезвия разрубив две тени, очертаниями подозрительно напоминавшие «коршунов», Мирк скакнул вперёд – чтобы замереть, когда на пути его оказалась Ева, раскинувшая руки в жесте защиты.
Как будто некромант за её спиной в этом нуждался.
– Лиоретта, буду весьма благодарен, если вы уйдёте с дороги, – сквозь зубы процедил Мирк, от избытка чувств сбившись на «вы».
– Жди в гостиной, – коротко подтвердил Герберт, отступая в сторону от дверей. – У камина. И одежду сменить не забудь.
– Что вы делаете?! Это же глупо! Айрес – вот наш враг! А вы тут собираетесь переубивать друг друга вместо…
– Никто не собирается никого убивать. – Герберт вновь встал напротив брата, так, чтобы между ними больше не было досадных живых помех. Двери красноречиво открылись на щёлку, в которую без труда могла юркнуть худенькая девушка. – Ева, иди. Это наше дело. Ты уже сделала всё что могла.
Ева так и не поняла, было это сарказмом или нет. Но, посмотрев на некроманта, отчётливо осознала, что на сей раз возражения не принимаются.
А если и принимаются, то не учитываются.
Ева нехотя опустила руки. Скользнула в услужливо приоткрытые двери, тут же сомкнувшиеся за её спиной. По холлу раскатился глухой рокот, призывая входящих оставить надежду в лучших традициях классики.
Ладно. Не будут же они в самом деле друг друга убивать. И если уж им так надо выпустить пар, скопившийся за годы ссоры…
Ева поднялась в спальню, чтобы наконец избавиться от мокрого наряда, на морозе начавшего деревенеть. Понаблюдала сквозь мелкий переплёт коридорного окна, как вспышки заклятий расцвечивают две фигурки во внутреннем дворе и живые тени, пляшущие вокруг них.
Тихонько приоткрыла дверь, отделённую от её спальни двумя другими.
Спустя несколько шагов ковёр под ногами откликнулся на её поступь звоном золота.
Этот визит снова противоречил заветам Герберта, велевшего ждать в гостиной. Но Еве хотелось немного согреться (холод она не особо ощущала, зато потерянную чувствительность носа и пальцев – вполне), а в «гнезде» будущего драконёнка сделать это было удобнее всего. Так что Ева прошла мимо камина, исправно горевшего сутки напролёт, к яйцу. Оно покоилось среди золотистой россыпи монет, серебряных кубков, блюд с искусной резьбой вокруг зеркального центра, камней, пёстрыми искрами сиявших в перстнях, серьгах, ожерельях… Должно быть, для сооружения драгоценной насыпи, окутавшей основание яйца подобием сверкающей шали-шарфа, Герберт опустошил все закрома с семейными ценностями Рейолей. «Гертруда говорит, он уже слышит, что происходит вокруг, – сказал некромант, когда Ева полюбопытствовала, зачем всё это. – Камни помогут ему с комфортом перенести смену гнезда».
Что ж, кто-то во время беременности усиленно слушает Моцарта, кто-то знакомит нерождённого малыша с песней камней… Трогательные причуды мам, заслуживающие уважения.
Помимо камина, рядом с яйцом полыхала жаровня, на дне которой Ева вполне могла бы свернуться калачиком, если б там не трещали угли. Дым клубился под миниатюрным защитным куполом, выпускавшим наружу один только жар, без чада и искр; в комнате наверняка царила жуткая духотища, однако недышавшей Еве было всё равно. Опустившись на колени подле яйца, прямо в жёсткую россыпь монет, она прижалась к гладкой, толстой, восхитительно тёплой скорлупе: казалось, её высекли из нагретого солнцем мрамора.
Непрозрачный янтарь мгновенно прогрел тело даже сквозь одежду.
Касаясь его ладонями, Ева приложила ухо к скорлупе. Ощутила под щекой шелковистую гладкость, под которой – где-то в светящейся непроглядной глубине – таился маленький драконёнок.
– Не желаешь сделать ставку, златовласка? Петушиные бои – что может быть прекраснее.
– Ненавижу азартные игры, – не соизволив даже обернуться, откликнулась Ева. Блаженно зажмурилась, пока замёрзшее тело отогревалось теплом жаровни, камина и драконьего яйца. – И это не предмет для ставок.