Плохо.
Рискнув ткнуться в незапертые комнаты, Ева обнаружила столовую и бальную залу – неизменно пустые, создававшие ощущение, что в доме, кроме неё, обитают разве что призраки. Попытки вылезти из окон пониже снова не увенчались успехом. Кричать «помогите» на весь пустующий сад Ева не рискнула: вряд ли её призыв мог услышать кто-то, кто захочет помочь, не задавая при этом лишних вопросов.
Ей не соврали. Браслет и правда держал её взаперти лучше, чем любые охранники. Лучше даже, чем давнишние приказы Герберта: их при желании можно было оспорить, но браслету было плевать на самую изощрённую софистику. Поэтому Ева вернулась в отведённые ей покои – и, больше не колеблясь, выдернула из-за спины рапиру, светившуюся зачарованным лезвием.
Сперва она попробовала клинком разбить браслет. Если бы волшебное оружие не управляло Евиными движениями, всё наверняка закончилось бы её отрезанной кистью, но поскольку гномы своё дело знали, усилия просто не увенчались успехом. Зато нападение на одно из платьев из гардероба принесло плоды: рукоять привычно потянула за собой руку, и лезвие десятком ловких движений изорвало белый бархат в ошмётки. Вскочить на подоконник, чтобы атаковать раму предварительно открытого окна, на сей раз тоже далось без труда: Ева застыла, лишь когда нацелила рапиру на балкон, расположенный наискось. И хорошо – без левитации достать дотуда всё равно было бы непросто.
Может, и получится, думала она, собирая с ковра обрывки светлой ткани. Один ментальный контроль против другого ментального контроля.
Если обездвиживающие чары браслета запоздают хоть на пару секунд, если сработают, когда лезвие уже достигнет цели…
– Да уж, попала ты в передрягу.
Ева почти обрадовалась, когда, обернувшись, увидела на кровати Мэта.
– Так и знала, что ты даже сюда пролезешь, – буркнула она, скрывая облегчение.
– Да брось. Разве ты мне не рада? – демон весело наблюдал, как Ева запихивает изрезанную ткань в подушки, пряча следы своих экспериментов в шёлковых наволочках. – Вижу, ты настроена воинственно.
– Ничего другого не остаётся.
Стоило бы, конечно, придержать рапиру в ножнах до момента, когда лиэр Кейлус не решит вновь поболтать с дорогой пленницей. Чтобы атака точно вышла неожиданной. Но без браслета на кисти всё было бы намного проще, и не попытаться избавиться от него Ева не могла. Значит, придётся просто выбрать для нападения подходящий момент… например, когда её тюремщик будет мирно спать.
Всё равно до того, как клинок должен вернуться в ножны, у неё остаются ещё целые сутки.
– Даже если ты сможешь убить гостеприимного дядюшку, что дальше? Да, чары на браслете могут рассеяться с его смертью. А могут и не рассеяться. Особенно если браслет зачаровывал не он.
– Как только он умрёт, всё станет проще. Герберту уже никто не будет угрожать. – Ева завернула Люче в длинный лоскут, оставшийся от юбки. Вскарабкавшись на постель рядом с Мэтом, который вежливо подвинулся, сунула рапиру и ножны между матрасом и изголовьем, набросав сверху подушки. – Ладно, на самом деле ему будет угрожать много кто… и что… но только не Кейлус. А там он придумает что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда.
– Каким образом?
– Не знаю. Вот ты передашь ему весточку, что его дядюшка мёртв, и он сразу меня и вытащит. Ты ведь не откажешь?
Мэт рассмеялся звонко и пакостно.
– Всё может быть куда проще, – сказал он, прежде чем Ева успела спросить, как истолковывать этот смех. – Сделка – и я вытащу тебя отсюда.
Она села напротив, мрачно скрестив руки на груди:
– Я уже говорила тебе, что думаю по этому поводу. Мой ответ не изменился.
– Если ты не забыла, малыш каждые три дня обеспечивал тебе целебные процедуры в виде питательных ванн. Как думаешь, сколько ты протянешь без них? И что начнёт происходить с твоим бедным мозгом, когда он не получит подпитку?
– До следующей плановой ванны у меня как минимум два дня. Нужно всего-навсего выбраться отсюда прежде, чем они истекут.
Ева произнесла это даже более уверенно, чем сама надеялась. Да только Мэта, судя по вежливо-сомнительному изгибу его бровей, всё равно не убедила.
– Ну-ну, – прежде чем исчезнуть, изрёк он с тем же многообещающим скептицизмом, с каким, должно быть, это междометие произносил бывший регент в клетчатом пиджаке, поигрывая ложечкой в чашке с чёрным кофе.
Когда за ней вернулись, Ева без возражений проследовала за служанкой в столовую: до ночи она твёрдо решила быть паинькой.
Вытянутый зал был выполнен в приятной бело-шоколадной гамме. Длинный стол – накрыт на одного. Хозяин дома сидел во главе, но при её появлении тут же поднялся; жестом, исполненным бесконечного эстетизма, он промокнул губы белоснежной салфеткой с монограммой «К. Т.» и, отодвинув стул по правую руку от себя, предложил Еве сесть.
– Рад, что ты ко мне присоединилась, – с любезностью, которой трудно было ожидать от тюремщика, сказал он, когда девушка безропотно опустилась на атласное сиденье. Вернувшись на место, вновь взялся за вилку и нож. – Предложил бы разделить трапезу, но, боюсь, в твоём прискорбном состоянии это будет скорее насмешкой.
– Боюсь, что так, – проглотив искреннее пожелание достопочтенному лиэру подавиться и немедленно скончаться в страшных муках, смиренно произнесла Ева.
Нож, отрезавший кусок от нежно-розового, умело не прожаренного мяса, замер в длинных пальцах.
– Какая покорность. С чего вдруг?
– Бывают ситуации, когда сопротивление бесполезно. Покорность разумнее.
Взгляд тёмных глаз медленно поднялся на неё.
– А ты умеешь держать себя в руках, как посмотрю, – заметил Кейлус спокойно и проницательно. – Признаться, я удивлён. – Он отложил приборы, сложив их на тарелке по всем выученным Евой правилам этикета, и взялся за бокал, где светлым гранатом краснело местное вино. – Неужели Уэрти не разжёг в твоём сердце жгучую ненависть к своему дядюшке-содомиту?
– Для этого мне рассказов не требовалось. Ваши посланцы, которые пытались нас прикончить, говорили сами за себя, – ответила Ева хладнокровно. – И меня никогда не волновало, что и с кем делают люди за закрытыми дверьми своих спален, пока всё происходит по обоюдному согласию. Но в последнем, признаться, после начала нашего знакомства я не уверена.
На самом деле Ева готова была сказать что угодно, лишь бы её тюремщик сегодня отправился спать без опаски, и мирное поддержание беседы казалось ей уместнее угрюмого молчания. Впрочем, она понимала: чрезмерная покорность насторожит Кейлуса Тибеля не меньше, чем злость. А то и больше. Так что чуть позже можно и проявить крохотную толику того, что клокотало внутри… В разумных пределах, конечно.
За этим ужином ей наверняка предоставят не один повод для ярости.
Кейлус сделал глоток, поверх бокала изучая её лицо.
– Можешь не беспокоиться. Немногие попадали в мой дом таким же образом, как ты. Предпочитаю, чтобы мои гости не грезили моим убийством. – Глаза, не сводившие взгляда с её лица, задорно блеснули. – Что касается спальни, я просто не вижу принципиального различия между мужчинами и женщинами, по причине чего не считаю нужным выбирать себе пару исключительно из числа первых либо вторых. – Кейлус лениво поднёс бокал к губам, и Ева впервые заметила, насколько они с Гербертом похожи. – Откровенно говоря, в вопросах выбора партнёра меня куда больше волнует внутреннее, нежели внешнее, и то, что у него в голове, нежели то, что между ног.
Ева порадовалась, что не может краснеть. Во всяком случае, изучающий взгляд Кейлуса наводил на мысли, что её провоцируют, и совершенно сознательно, желая посмотреть на реакцию и сделать выводы. И в более живом состоянии Ева могла отреагировать на подобные заявления довольно красноречиво.
Но сейчас её тюремщик не узнает о ней больше того, что ей хотелось показать.
– Весьма любопытная и, пожалуй, здравая позиция, – сдержанно произнесла она, опуская глаза.
Ответом ей было короткое насмешливое «ха». И тихий хрустальный «дзинь», с которым Кейлус Тибель щёлкнул пальцами по краю бокала.
– Так что ты решила?
– Я помогу вам. Я не буду сопротивляться. Только поклянитесь, что не тронете Уэрта, – глядя на белоснежную скатерть, откликнулась Ева, готовившаяся к этому вопросу с момента, как села за стол. – Желательно, магической клятвой.
– Я согласился бы на это лишь при условии, что ты, в свою очередь, обязуешься выполнить то, о чём я тебя прошу. Но чтобы скрепить договор магией, с тебя нужно снять браслет, после чего ты наверняка вытворишь какую-нибудь глупость, так что придётся нам верить друг другу на слово. – Краем глаза она увидела, как Кейлус Тибель склонил голову к плечу, облитому шёлком бордовой рубашки. – Откуда столь похвальное смирение?
– Я уже сказала. Иногда покорность разумнее. А вы привели убедительные аргументы, почему в данном случае она будет разумнее.
Осушив бокал до дна, Кейлус выразительно приподнял его на уровень глаз; только тогда Ева заметила скелет в костюме лакея, отделившийся от стены подле камина. Ну да, Кейлус ведь тоже некромант… Пусть, кажется, и пользуется Даром куда реже Герберта.
У него наверняка и сил не так много, чтобы позволить себе целый дом неживых слуг.
– Забавно, – изрёк Кейлус, когда скелет аккуратно, не пролив ни капли, наполнил его бокал из бутыли, бликующей в отсветах ажурной медной люстры. – Я выстраивал планы на твой счёт, предполагая, что ты окажешься иной. Думал, что прикончу тебя сразу, как ты исполнишь предназначенную роль. Учитывая, что юные девочки редко склонны к благоразумию, я не был уверен, что у меня хватит терпения не сделать это раньше. – Новый глоток Кейлус сделал будто бы с сожалением, следя, как скелет возвращается на место, чтобы вновь застыть экстравагантным элементом декора. – Даже обидно, что мы не встретились сразу, как ты прибыла в Керфи. Я бы не отсиживался в безопасности, пока тебя убивали… Хотя бы потому, что не мог позволить себе такую роскошь, как поднять тебя, удержав разум и душу.