ровать как-нибудь иначе, но тогда я просто не очнулась бы. – Ход собственных мыслей Ева изложила так рассудочно, словно доказывала теорему у доски. – Судя по первой нашей встрече, вы не из тех людей, которые захотят поглумиться над врагом, прежде чем с ним покончить. Разве что после. Если вы не лжёте и с Уэртом действительно всё в порядке, беспокоиться особо не о чем. Но в ваших интересах скорее запугать меня, чем успокаивать, так что в этом плане я вам верю.
На сей раз улыбка королевы была благосклонной. И будто поощряющей. Смешно… как бы Кейлус Тибель ни ненавидел свою сестру, у них наблюдалось немало общего. Интонации. Взгляд. Неуловимое сходство черт.
Изысканный аристократизм, сквозивший в каждом движении.
– Здравомыслящая. Воспитанная. Храбрая. Любящая, – резюмировала Айрес задумчивым перечислением. – Начинаю понимать, почему Уэрт выбрал тебя. – Она откинулась чуть назад – уже без улыбки. – Возможно, сложись всё иначе, я была бы даже рада видеть тебя рядом с ним.
Ева подумала, что могла бы сейчас снова призвать Люче. Если, конечно, Айрес ещё её не уничтожила (хотя вряд ли волшебный клинок можно так просто уничтожить). Могла бы снова попробовать нанести удар. Если, конечно, браслеты ей позволят. Но смысл? Сейчас она даже щит наколдовать не сможет. И просто передаст оружие в руки представителей Охраны, как только её обезоружат – так же элементарно и обидно, как в первый раз.
Все уроки вышли насмарку. Всё, чему её учили. Всё, к чему её готовили. Роль спасительницы Керфи оказалась ей не по плечу. Ей дали волшебный меч, ей дали волшебный дар, но на деле она осталась той же, кем пришла: Евой Нельской. Семнадцать лет, виолончелистка, студентка третьего курса музыкального колледжа.
Бесполезная, слабая, обычная девочка…
– Зачем ты пришла? – под глазами Айрес, неотрывно всматривавшейся в её лицо, лежали утомлённые тени. – Всё было так хорошо. Мне не приходилось причинять ему лишней боли. Не больше, чем любой родитель причиняет ребёнку – для его же блага. Теперь ты заставляешь меня делать то, чего он мне не простит.
– Он и без меня многого вам не простил, – пробормотала Ева, всё же потянувшись за одеждой, чтобы не чувствовать себя настолько беззащитной.
– Так было нужно. Он понимал, почему я сделала то, что сделала. Но ты… – Айрес смотрела, как Ева, не поднимаясь, одевается: ей выдали длинную хлопковую рубашку, похожую на ночнушку. – Скажи, будь на его месте кто-то другой, ты бы так же кинулась в его объятия? Просто потому, что в его жилах течёт королевская кровь, просто потому, что он богат, красив и носит титул? Просто потому, что он может занять то место, которое теперь занимаю я?
Натянув рубашку на ноги, Ева подняла взгляд на женщину, сидевшую в противоположном конце её камеры, преграждая выход.
Странно. Она должна была ненавидеть эту женщину – за всё, что та сделала с ней. С Гербертом. С Мирком. С Кейлусом… и Тимом, и другими людьми, служившими в особняке, где Ева вынужденно гостила. Но в этот миг она видела не злую королеву – усталого человека, которому совсем не нравилось то, как далеко всё зашло. Родителя, которому не доставляет удовольствия необходимость отбирать у ребёнка сигареты, чтобы тот не коптил этой дрянью свои лёгкие.
Айрес тирин Тибель ничего не имела против неё. Ничего личного. Просто так вышло, что Ева Нельская представляла собой угрозу, а с угрозами правительница Керфи разбиралась оперативно и без сантиментов.
За исключением случая, когда в категорию угрозы перекочевал её любимый наследник.
– Я не собиралась кидаться в ничьи объятия. Даже бороться с вами не собиралась. Я просто хотела жить. И вернуться домой.
– И всё ещё хочешь?
Вопрос был задан неожиданно цепко. Именно поэтому Ева не стала на него отвечать. Даже взгляд отвела – чтобы тот ничего не выдал.
Впрочем, Айрес тоже наверняка знала, что отсутствие ответа порой говорит больше, чем сам ответ.
– Возможно, убивать тебя было ошибкой с моей стороны, – вымолвила королева отрешённо. – Нужно было просто познакомить вас. Позволить ему оттаять. Позволить ему влюбиться… А потом посмотреть, как ты его оставишь. Ради того, что тебе важнее. Разбив его сердце вдребезги. – Краем глаза Ева видела, как безупречно очерченные губы – в полутьме они были алыми, как лепестки красного шиповника, – изогнула усмешка. – Это преподало бы ему урок.
– Такой же, как вы преподали Кейлусу?
Спрашивать это не стоило. Но Ева всё же спросила.
Она не видела глаз Айрес, но почти кристаллизованное внимание, с которым на неё посмотрели после этих слов, ощутила кожей.
– Как интересно, – сказала королева. – Ты, стало быть, успела свести знакомство со всеми мужчинами нашей семьи? Не отрицай. Уэрт не хочет править, он мог стараться только ради брата. И о Кейле рассказать тебе не мог – просто не знал.
Ева промолчала. И не подняла взгляд.
Если королева захочет влезть к ней в голову, она узнает всё сама. До тех пор ни в чём признаваться Ева не собиралась.
– Если тебе интересно, я желала Кейлу только добра. Кто знал, что мой дорогой дядюшка окажется… таким. – Не дождавшись реакции, Айрес снова подалась вперёд. – Смотрю, между вами сложились очень… доверительные отношения. Кейл ненавидел жаловаться. Даже тем, кого хорошо знал.
– И всё ещё ненавидит, насколько могу судить.
По степени тишины, воцарившейся в каменной клетке, Ева поняла: только что она произнесла самое неправильное из всего, что произносила за весь разговор.
– А, – прошелестела Айрес, вынудив её вскинуть голову. – Так ты не знаешь.
Как бы Ева ни была утомлена, как бы ей ни хотелось не верить в то, что органично вытекало из последних фраз и всего, что предшествовало её пробуждению здесь – догадаться, что к чему, труда не составило.
Люче. Без ножен. И абсолютный провал в памяти касательно всего, что следовало за сделкой с Мэтом. И заплаканные глаза Айрес…
– Кейлус… мёртв?
Это спросилось неуверенно. Почти жалобно.
Когда королева кивнула, Ева ощутила, как каменный пол под ней качнулся.
Но Мэт же обещал. Он обещал… что именно? Нет, она не могла заключить договор, не подумав о безопасности Кейлуса; не могла, не…
– Не может быть. – Слова сами сорвались с сухих губ облетевшей канифолью, пока Евины глаза невидяще смотрели на алый шёлк. – Когда я сбежала, он был… он должен был быть…
– Ты была в его доме. Он выкрал тебя у Уэрта. Чтобы отомстить мне.
Айрес не спрашивала. Это вообще было не в её характере – спрашивать. Она была достаточно – даже дьявольски – умна, чтобы не утруждать себя вопросами.
Ева ничего не сказала. Говорить не требовалось.
– Ты его убила.
Будь это вопросом, Ева всё равно не знала на него ответа. Но тот, который подозревала, нетрудно было прочесть в её лице.
Воцарилась бесконечно долгая тишина.
– Скажи только одно, – произнесла Айрес затем. – Как и за что?
– Я не хотела, я… я не могла, я…
– Ладно. Полагаю, у нас ещё будет возможность это обсудить. – Нехорошее обещание в голосе Её Величества напугало бы Еву до дрожи, не будь ей в этот момент абсолютно не до того. – Какая ирония… предсказанная Лоурэн спасительница виновна в кровавой расправе над моим братом и жертвами моего режима. Народ был бы счастлив. Как жаль, что твоё появление перед народом неизбежно повлечёт за собой массу ненужных вопросов, да и Уэрт, опять же, не оценит. – Улыбка, стывшая на губах королевы, была острее и холоднее зазубренной льдинки. – Может, ещё подскажешь, откуда на месте убийства взялась брошь Мирка? Разом избавила бы меня и себя от стольких хлопот.
– Мирк?..
– Он под домашним арестом, чтоб ты знала. За убийство Кейлуса, в котором, как выяснилось, виновна ты. А я ломаю голову, как бы разрешить эту неудобную ситуацию без вреда для Миракла. Но ты не помнишь, верно? – Без труда различив муку в её лице, Айрес кивнула. – Вырезать целый особняк… Такое нежный цветочек вроде тебя мог совершить только в умопомрачении. Что, чары, которыми тебя подняли, имеют побочные эффекты? Или ты всё же сумела призвать тварь из Межгранья?
Ева отупело смотрела, как шевелятся её губы. С трудом улавливая смысл того, что ей говорили, всё ещё отказываясь принимать этот смысл до конца.
– Почему? – спросила она, уцепившись за возможность не думать о том, о чём думать ей совершенно не хотелось. – Почему вы не пользуетесь шансом покончить с Мирком?
Она не надеялась всерьёз, что Айрес ответит. В конце концов, та в свою очередь задала ей немало вопросов, на которые не получила ответов. Пусть даже в большинстве случаев ответов у Евы не было.
Но, возможно, Айрес поняла это достаточно ясно, чтобы ничего от неё не ждать.
– Не собираюсь делать из него мученика. Мученика, в свою очередь, легко сделать символом восстания, а помимо Мирка на роль нового владыки Керфи найдётся немало претендентов. – Королева пояснила это с той же интонацией, с какой часто говорил Герберт: так взрослый растолковывает неразумному ребёнку нечто очевидное. – Оковы страха держат народное возмущение в узде, лишь пока давление на эти оковы не слишком высоко. То, что назревает сейчас – лавина, готовая сойти с гор. Оно не связано с жизнью и судьбой конкретного человека. Его смерть скорее станет тем, что поможет этой лавине сорваться вниз, нежели тем, что её удержит. – Встав, Айрес шагнула к ней; камень гулко пел под её каблуками. – Быть королевой, девочка, – значит не просто сидеть на троне. Не просто устранять всех, кто тебе неугоден. Это значит понимать, кого можно устранить без вреда для системы, а с кем потеряешь больше, чем приобретёшь. И люди не овцы, которые покорно поверят в любую байку – лишь в очень убедительную. Байка «благородный Миракл Тибель устроил резню в особняке родного дяди» к таковым не относится.
Прав был Герберт, отчуждённо думала Ева, глядя на колени королевы, подходящей к ней. Народная любовь предоставляет тебе немаловажные привилегии. Бетховена, несмотря на все высказывания в адрес властей, тоже не мог тронуть император, хотя Бетховен не был ни настоящим революционером (разве что в музыке), ни претендентом на трон. Впрочем, то, что Мирк таковым являлся, делало ситуацию ещё сложнее.