На конёк припорошенной снегом черепичной крыши они приземлились неслышно: хотя бы по причине того, что ступни их так и не коснулись его поверхности.
– Жители Айдена!
Голос Миракла, громогласно летевший со стороны тюрьмы, разнёсся эхом, словно он вещал в микрофон. Впрочем, Ева не сомневалась, что у магов и на этот случай припасён колдовской аналог.
– Вовремя, – одобрил Герберт, балансируя на воздухе. – Если не будет слишком велеречив, успеет вдохновить толпу прежде, чем все разбегутся, и достаточно, чтобы она не пропустила основное представление. До озера отсюда недалеко.
Перенос прошёл без осечек. На сей раз Ева даже не покачнулась, когда их ноги коснулись снега у набережной, гранитным парапетом отгородившей столицу от озёрных вод. Озеро, куда впадала река Лидемаль, действительно не успело замёрзнуть: только у краёв лёд сковал воды, отражающие серость низкого неба. Льдины мутными стекляшками дрейфовали по жидкому стальному зеркалу, дальний берег угадывался лишь по обрамляющим его горам – отсюда они казались холмами.
– Стой здесь, – велел Герберт. – Сейчас вернусь.
Ева оглянулась на ряд невысоких разномастных домов, тянущихся вдоль берега, выходивших фасадами аккурат на набережную. Если б их обитатели вздумали выглянуть из окон, от любопытных взоров Еву скрыл бы ствол раскидистой ивы, нависающей над парапетом, и её ветви, струившиеся вниз серебристым льдом.
И всё-таки…
– А если кто-нибудь увидит, как я терпеливо дожидаюсь здесь дракона, он ничего не заподозрит?
– Посмотри на себя, – посоветовал Герберт, прежде чем исчезнуть. – Полагаю, догадаешься сама.
Ева опустила взгляд на собственные руки, но вместо них увидела заснеженную брусчатку.
Надо же. Даже не заметила, как её заколдовали. Хотя должны же треклятые чары невидимости хоть раз сыграть не против неё…
– Касательно твоей зубочистки у меня есть предложение получше иллюзий.
– Даже слушать не собираюсь.
– Я её загубил, мне её и чинить, – Мэт вещал со смиренностью кающегося грешника. – Брось, златовласка. Знаешь же, что лично против тебя ничего не имею. Всей душой за вас болею.
– У тебя нет души.
– Если б была, рвалась бы от сопереживания.
– Разве что на крестражи.
– Можешь с чистой совестью проигнорировать мой бесценный совет, но хотя бы выслушай.
К моменту, когда вернулся Герберт, Ева ждала у заснеженного парапета, мучительно пытаясь забыть всё, что услышала.
– Попутно разнёс пару башен королевского дворца и подпалил центральный рынок, – доложил некромант, протягивая Еве рапиру. Невесть каким образом угадав выражение её невидимого лица, насмешливо вскинул освободившиеся руки; он успел набросить плащ, за что Ева была ему искренне благодарна – теперь ей, немёрзнущей, стало не так больно на него смотреть. – Не волнуйся, никто не пострадал.
Я следил.
Она кивнула, забыв, что её не видят. Уставилась на Люче: золотое мерцание зачарованного лезвия уступило место обыденному стальному блеску. Лишь по рукояти и угадывалось, что это тот же клинок.
Уже то, как просто Герберт держал его в руках, ясно намекало – по-хорошему самое время прибегнуть к гарантийному ремонту, если гномом тот предусматривался.
– Так, чары правда иссякли, – обречённо констатировала Ева.
– Даже так управляться с ней легче, чем с обычным оружием. Но потому её и смогли оттащить в королевскую оружейную. – В словах Герберта она не услышала особого сожаления – и хотела бы тоже его не испытывать. – Я мог бы наколдовать полную иллюзию меча, но так будет… честнее. И в чём-то проще.
Ева вспомнила то, что ненадолго вытеснило встревоженное удивление, и ещё секунду информация – слишком странная, чтобы быть ложью, слишком свое – временная, чтобы не нуждаться в проверке, – балансировала на кончике языка.
– Я знаю, что это звучит бредово и ему нельзя доверять, но Мэт говорит, что гномьи клинки заколдовывают драконьим пламенем, дом матери Миракла неподалёку отсюда, в нём спрятан детёныш Гертруды, и он может помочь нам частично восстановить чары на Люче.
Ответом на эту скороговорку – свалившую в кучу то, что демон пару минут раскладывал по полочкам с дружелюбной убедительностью свидетеля Иеговы – послужил тяжёлый взгляд. Настолько тяжёлый, что впору было пугаться.
– Говорю же, бред, – добавила Ева, пытаясь оправдать себя нервным смешком. – Детёныш Гертруды ведь в яйце, в твоём замке, верно?
– Каким образом Мэт с тобой говорит?
Ещё прежде, чем некромант уронил последнее из слов, медленных и весомых, как стальная дробь, Ева вспомнила, сколько всего случилось с момента их двойной разлуки. И что толком обсудить случившееся им было некогда.
– Ты ведь знаешь… что мы заключили сделку?
Задать этот простой вопрос оказалось сложнее, чем на одном дыхании выпалить конспект демонских советов.
Короткое, невыразительное движение, которым Герберт склонил голову чуть вперёд, Ева расценила как кивок.
– Он теперь в моём сознании. Всегда. Из-за того, что я отдала ему своё тело. – Под колючим взором, устремлённым в прозрачную пустоту на месте её лица, Ева почему-то опустила глаза. – Если не врёт, пока я не умру окончательно.
…если разобраться, глаза она опустила не почему-то. Боялась, что Герберт (может, не словами, но ей хватит и взгляда) подтвердит факт, который она прекрасно знала сама: Ева Нельская не только убийца, но и беспросветная дура.
Однако в том, как бледные пальцы коснулись её невидимого плеча, не было и тени осуждения.
– С этим мы разберёмся позже, – сухое обещание в этих простых словах успокоило Еву лучше самых цветистых утешений. – Драконье пламя, значит…
Задумчивость, с которой некромант обернулся на пёструю линию домов, красноречиво закончила невысказанную мысль.
– Только не говори, что ты ему поверил!
– Едва ли гномью сталь способен расплавить чих маленького дракончика. Если не поможет, по крайней мере, не навредит, – заметил Герберт рассудительно. Посмотрел в небо над столицей. – Дракону всё равно нужно ещё полетать над городом… Чтобы не осталось незнающих.
Когда у неё бесцеремонно отобрали едва врученную рапиру, Ева не стала возражать. Даже мысль, что поблизости может находиться новорожденный (или нововылупленный?) детёныш Гертруды, не вызвала никаких эмоций.
Позже. Если это правда, она почувствует что-нибудь позже. Наверняка.
Пока она слишком устала.
– Придётся тебе ещё подождать. Тебя в дом Мираны защита всё равно не впустит… скорее всего, – добавил Герберт, пряча клинок в складках плаща.
На сей раз он пошёл пешком. Притаившись за ивой, Ева следила, как долговязая фигурка удаляется, чтобы степенно подняться на крылечко симпатичного кирпичного домика за кованой оградой – ни дать ни взять коттедж с Тисовой улицы. Ещё немного, и из окна порхнёт полярная сова. Кажется, матери Миракла за жизнь пришлось проделать долгий путь: если в таком доме и могла обитать аристократка, то разве что не слишком состоя – тельная…
Ева не знала, что Герберт сказал дворецкому или тому, кто открыл вместо него. Но видела, что дверь отворилась, и спустя некоторое (очень непродолжительное) время некромант переступил порог; а ещё спустя некоторое (чуть более продолжительное) время дверь распахнулась снова.
Когда Герберт двинулся обратно к иве, даже издали Ева заметила, как из-под плаща его пробивается солнечное сияние.
– Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла, – благодушно возвестил Мэт.
– Не льсти себе, клякса, – без труда поняв, куда он клонит, сказала Ева устало.
– Да ладно тебе. Признай, даже смерть Кейлуса на пользу делу пошла. Не обернись всё так, как обернулось, сколько бы ещё твой женишок и людишки под его началом ковырялись с восстанием?
Слова бичом хлестнули по кровоточащей душе.
– Не смей. Говорить. О Кейлусе. – Жмурясь, Ева прижала ладони к вискам: собственный голос, глухой, как струна под сурдиной, едва пробился в ушах сквозь музыку, погребающую демона под нотным шумом. – Пошёл вон.
Когда она открыла глаза, Герберт стоял перед ней, протягивая рапиру на вытянутых руках и вопросительно вглядываясь в гримасу на её лице.
– Нелады с внутренним демоном, – процедила Ева, отвлекаясь от мысленного воспроизведения яростной темы первого виолончельного концерта Сен-Санса. Взяла Люче, не удивляясь, что клинок снова переливается огнём – лишь чуть тусклее, чем прежде. И как она раньше не замечала, что он цвета драконьего пламени?.. – Идём. Хочу быстрее с этим покончить.
Герберт мягко развернул её лицом к озеру:
– Пойдёшь ты. Я отступаю за кулисы. Не волнуйся, буду недалеко.
Ева посмотрела на дрейфующие льдины. На серость вод, начинавшуюся там, где заканчивались все намёки на твердь, пусть даже не земную.
Волнения она не чувствовала. Ни капельки. Скорее просто… констатацию. О, так сейчас произойдёт то, к чему мы готовились, – не более.
– Значит, всё по плану?..
– Всё по плану. – Герберт отступил на шаг. – Как увидишь дракона, прыгай на лёд. Иди к центру озера. Остановишься, когда он начнёт пикировать.
Он тоже не называл Гертрудой то, что сейчас под его чутким руководством громило столицу.
Это делало всё немножко легче.
Ева оглянулась, чтобы временно попрощаться, и охнула:
– Что с тобой?!
Угадав, куда направлен её взгляд, Герберт вскинул ладонь к лицу. Посмотрев на красные пятна, расплывшиеся на подушечках – следы от багряной дорожки под носом, – растёр кровь между пальцами.
– Просто плачу за то, что поднял, как-никак, дракона. И раскидывался всем тем, чем сегодня раскидывался. – Он скупо, но обнадёживающе улыбнулся. – За меня не беспокойся.
Больше он не сказал ни слова. Просто растворился в воздухе: то ли ушёл в невидимость, то ли перенёсся туда, откуда удобнее будет режиссировать финальный акт разворачивающегося действа.
Впрочем, дополнительные указания Еве не требовались.
Ждать пришлось недолго. Мшистой погибелью прошелестел над ивой дракон – так низко, что ветер под его крыльями просыпал снег с ветвей. Отряхнув с плеч белую пыль, Ева проследила, как неживое создание взмывает над озером, улетая к дальнему берегу. Вскарабкавшись на скользкий гранит, она спорхнула на лёд, в полёте активируя левитацию: белая корка казалась достаточно прочной, чтобы идти по ней без магии, однако Ева предпочла подстраховаться. Видимость вернулась к ней тут же – и зрелище Люче, плывущей в воздухе, перестало казаться диким. Не слишком-то они с Гербертом конспирировались, если подумать… С другой стороны, даже если кто-то их заметил, едва ли он сделает из увиденного верные выводы. Да и не всё ли равно, что скажет один случайный свидетель? Куда важнее будет то, что увидят сотни, и совсем не случайных.