Opus 2 — страница 71 из 87

вардейцам препроводить себя к жениху, завершавшему приготовления к ритуалу, противному ему не меньше, чем ей.

И лишь глядя, как корона золотым блеском венчает его кудри, поняла простую истину, которую должна была понять куда раньше.

«Скажи что хочешь, – продолжила она, пользуясь тем, что собеседник потерял дар речи. – Что я заболела. Что жрецы не пустили меня в храм».

«Почему?» – только и сумел выговорить Мирк.

«Я не смогу на это смотреть».

Она должна была понять это куда раньше – и не могла. Раньше мысли о грядущем не доходили до этого момента. Раньше Ева не позволяла себе поверить: то, что она так старалась предотвратить, всё-таки случится.

То, о чём ей не хотелось даже думать, может случиться тоже.

«Настолько в него не веришь?»

«Я не смогу скрывать, что чувствую. Особенно если что-то пойдёт не так».

Это было жестоко. Это было трусливо. И это было правдой. Немногим захочется смотреть на будущую королеву, когда на трибуне им предложат зрелище куда интереснее, но те, кому захочется, увидят совсем не то, чего ожидают. Последнее, что нужно Мирку, – сплетни и домыслы жрецов, которым поручили охранять их на том треклятом балконе и которые наверняка заметят, каким взглядом их почти-королева провожает наследника престола, идущего навстречу смерти: в одном или другом смысле. Тысяча людей увидит, как она закричит или зарыдает, если этим смыслом окажется не успешный призыв бога, а встреча с ним на том свете.

Может, этим оправданием она прикрывала страх. Судя по тому, как крепко обняли её на прощание, даже если это был страх, её не осуждали.

Никто, кроме неё самой.

– Ты это мне назло, верно? Ох уж эти девочки, вечно дуются из-за всяких мелочей! Любимого композитора у неё убили, видите ли…

Оторвав остекленелый взгляд от гобелена, Ева посмотрела в окно: в апокалиптичном небе, синем в зените, алом у коньков заснеженных крыш, догорал закат – бога смерти всегда призывают вместе с тем, как умирает солнце. Если встать, можно увидеть праздничные улицы, к этому часу наверняка опустевшие. Едва ли найдётся в Айдене хоть один человек, который не захочет взглянуть на призыв, даже если тот не увенчается успехом. Последний безумец, решившийся на это, умер на площади Одиннадцати Богов тридцать лет назад. Следующего многие могут просто не дождаться.

Если что-то пойдёт не так, скольким людям это испортит праздник? А сколькие продолжат плясать и есть сласти, лишь немного взгрустнув по нелюбимому принцу?..

– Лиоретта, вы должны быть там.

Даже оглянувшись на голос, Ева не сразу поверила, что услышанное – и увиденное – ей не мерещится.

– Эльен?

Призрак стоял по эту сторону закрытой двери. Без улыбки, без стука, без соблюдения приличий.

– Эльен, что вы тут…

– Давно я не бывал в этих стенах. – Дворецкий сделал два шага вперёд, неслышных, как трепет белых флажков за окном. – Я могу покидать замок, если вы забыли.

– Но вы должны быть сейчас там! Если… если Герберт больше не сможет вас подпитывать, ваше существование поддержит замок, но вдали от него…

– Если господин Уэрт больше не сможет меня подпитывать, моё существование потеряет всякий смысл, ради которого его стоило бы поддерживать. Почему вы здесь?

Ева редко видела его лицо, не смягчённое приветливостью. Пониманием. Сочувствием. Если подумать, так и вовсе никогда. Сейчас в его глазах не было солнца – лишь прохлада талой воды.

Она не хотела, но всё-таки опустила взгляд:

– Я не смогу на это смотреть, Эльен. Просто не смогу.

– Вы должны. Должны напомнить ему, почему он обязан сделать всё безукоризненно. Почему он обязан выжить.

– Я не уверена, что это… не возымеет другой эффект.

– И это единственная причина?

– Нет. Не единственная. – Она говорила правду. – Но среди этих причин не только страх.

Можно было ожидать, что призрак подойдёт ближе. Попробует взять за руку, уговорить, убедить. Но он просто стоял, отделённый от неё, так и сидевшей на кровати, двумя метрами тонкого пёстрого ковра: тихий, немой, слегка прозрачный, как тень, которой по сути и являлся. Стоял напоминанием, почему она, Ева, тоже обязана сделать всё безукоризненно – если он, отделённый от небытия тонкой ниточкой магии, без раздумий поднёс эту ниточку к огню фатального риска, чтобы сейчас оказаться здесь.

Если даже Айрес увидит то, чего так не хочет видеть она.

«Это и её триумф тоже, – сказал Мирк, когда Ева неловко, тоскливо спросила, правда ли королева будет сегодня на площади Одиннадцати богов. – Я против. Мама против. Но Уэрт прав – она заслужила это увидеть».

– Ты, конечно, это и сама прекрасно понимаешь, но я бы на твоём месте ещё подумал, будешь ли ты для малыша стимулом преуспеть или источником лишнего волнения, которое ему сейчас совершенно ни к чему.

То, что Мэт вновь безошибочно угадал её мысли, Еву не удивило. Ничуть.

Удивило другое.

– Постой-ка… Минуту назад ты разыгрывал драма квин, потому что я не хотела там быть, а теперь говоришь то, что может удержать меня здесь?

Она не стала пояснять вслух, к кому обращены её слова. Знала, что Эльен поймёт и так.

Театральность ответного молчания лишь подогрела робкую искру сомнений:

– Так ты хочешь, чтобы я пошла туда, или хочешь, чтобы я думала, что ты хочешь?..

Все, кто мог её слышать – призрак и тот, кто был даже более эфемерным, чем призрак, – молчали.

Это заставило Еву спустить ноги с кровати, зарыв каблуки в ковер, красный, как лепестки маков, разбросанные сегодня по улицам Айдена:

– А если на самом деле ты этого не хочешь, то лишь по одной причине: ты знаешь что-то, чего не знаю я. И Герберт тоже.

…но ведь о ритуале известно всё. Он описан в стольких книгах, и Герберт столько прочёл о нём, что увидел бы подвох…

– Скажем так, – сказал Мэт наконец, – я бы очень хотел на это посмотреть, будь я уверен, что при ожидаемом развитии событий ты не натворишь глупостей. Но шансы этого крайне малы, а мне твоя голова дорога как память и уютная квартирка.

Открытая вентиляция, подумала Ева, пока пальцы сами собой стискивали парчовое покрывало. И закрытые двери.

В эту вентиляцию она могла влезть уже давно… Если б не монстры, что в ней прятались. Нет, этого монстра Ева не боялась: брезговала, ненавидела, презирала – это вставало на пути преградой куда более непреодолимой, чем страх.

Однако бывают минуты, когда приходится прибегнуть к услугам даже того, кого ненавидишь. Иначе возненавидишь себя.

– Чтобы ты знал, – выговорила Ева, считая необходимым прояснить этот момент хотя бы для себя самой, – помощь от тебя мне нужна меньше всего на свете.

– Что я там говорил о девочках и мелочах?

– А я знаю, что не в твоих интересах говорить мне то, что не коррелирует с твоими планами.

– Планы на то и планы.

– Тем не менее. Ты хочешь увидеть всё из первых рядов. Я обещаю не творить глупостей.

– Так это сделка?

Демон почти мурлыкал.

– Моя. И на моих условиях. Я помогу тебе увидеть то, что хочешь, если поможешь мне. – Ева поднялась, балансируя на каблуках. – Ты заглядывал в голову Айрес. Ты говорил мне однажды. Ты знаешь, почему ей так хочется, чтобы Герберт призвал Жнеца?

…ведь Айрес будет там. Хочет быть там. Пусть это просьба Герберта, она должна была присутствовать на площади с самого начала. Ещё прежде, чем восстание перевернуло всё, лишив королеву возможности наблюдать за ритуалом с балкона храма Жнеца, низвергнув на эшафот для преступников – почти под тем же балконом.

Ева подумала бы, что это иронично, если бы сейчас могла читать иронию хоть в чём-то.

Слушая опасную тишину в голове, она думала, хватит ли у неё сил стоять на своём, если Мэт захочет сделки совсем иного рода. Слишком мало неба оставалось между солнцем и горизонтом.

– Больше, чем любовь к спойлерам, мне чужда разве что бескорыстность, но ты уже оказала мне не одну услугу, сейчас взять с тебя всё равно нечего, зато финал шоу при таком раскладе обещает выйти куда драматичнее. Да и за любимого композитора за мной должок… как-никак. – В тяжёлом вздохе Мэта не было ни малейшей нужды, но Ева уже привыкла, что её внутреннего демона отличает страсть к внешним эффектам. – В королевской сокровищнице есть то, что ответит на твой вопрос.

Ева смотрела в окно: облака пылали так ярко, что цветом сравнялись с узорчатой шерстью под её ногами.

– Ты можешь просто сказать…

– Я и так сказал столько, что из демона рискую перековаться в бога. Из машины. Но если спустишься в сокровищницу, обещаю показать, что тебе нужно и где это лежит.

Когда Ева отвернулась от окна, Эльен стоял перед ней:

– Если вы не пойдёте на площадь прямо сейчас, лишь впустую потратите время.

– Мне нужен ответ, Эльен.

– Вы опоздаете.

– Если всё так, как я думаю…

– Он морочит вам голову. Сбивает с дороги. Это то, чем занимаются демоны. Айрес симпатична мне не больше вашего, но вы не должны…

– Должна. Потому что, если всё так, как я думаю, мне нужен законный повод прорваться на эту трибуну сквозь армию гвардейцев и жрецов. – Подобрав юбку, Ева без колебаний обошла стороной последнего, кто стоял между ней и дверью. – И более весомый, чем обычная непосредственность иномирной девицы.

* * *

– …златые поля Твои ждут нас, и когда настанет пора жатвы, не убоимся её…

Праздничная молитва медленно близилась к седьмому песнопению той главы Книги Десятерых, где воздавались хвалы сильнейшему сыну Творца. Кто-то в толпе честно вторил голосу Жреца, журчавшему над площадью певучим ручьём; кто-то (особенно дети) украдкой оглядывался на кукольников, склонивших головы с тем же смирением, что все вокруг. Во время хвалы Жнецу даже скелеты склоняли черепа, будто по-прежнему могли слушать.

Айрес голос Верховного Жреца всегда убаюкивал, но не сегодня.

На время молитвы она встала – как все, и опустила голову – как все. Она вынуждена была делать это, даже когда чело её венчала корона, и не собиралась нарушать устои теперь, когда вместе с венцом её лишили былых привилегий. Интересно, что сделали бы её тюремщики, реши она остаться в кресле?.. Наверное, не будь у неё иного пути, кроме мелочной глупой мести, возможности досаждать им одним фактом своего существования – того, что ей позволили существовать, когда из-за неё перестали существовать очень многие, – она бы так и сделала.