– Если мои экзерсисы с теорией вероятности не врут, не зря, – загадочно откликнулась Белая Ведьма, рисуя руны на плоском красноватом камне. – Кстати, Криста передаёт привет. Жалеет, что ты так и не заглянула в гости.
От Повелительницы эльфов на приёме в честь отбытия риджийцев Ева весь вечер скрывалась с истинной виртуозностью (куда там пассажам Поппера). Просто не имела ни малейшего желания сдерживать обещание и всё-таки рассказывать Кристе свою потрясающую историю.
Особенно после того, как эту историю уже во всех возможных вариациях обсудили все сплетники Керфи.
– Передайте в ответ мои искренние извинения. Можете сказать, что меня посадили под домашний арест за плохое поведение.
– Что-то такое она и предположила. Когда узнала, что вас связывало. – Снежка покосилась на Герберта: сидя по другую сторону от виолончельного футляра, тот безмолвно следил за движениями её руки. – У неё в анамнезе полный набор стереотипов о некромантах и не слишком приятный опыт привязки магическим поводком. Криста – не тот человек, который может отделить объективную реальность от своих проекций.
– Полагаю, на этом месте мне положено посыпать голову прахом, – откликнулся Герберт равнодушно, – но я рад, что из нас двоих для Повелительницы эльфов гнусный садист и труполюб я, а не мой брат.
Лод тихо засмеялся, и под его прозрачным смеющимся взглядом Еве снова сделалось не по себе. Этот взгляд всякий раз вызывал в ней не очень приятное чувство, что на них смотрят как на детей, и смотрит вовсе не ласковый дядюшка: скорее забавляющийся директор школы. Он, конечно, заинтересован в лучшей ученице шестого класса, которую можно выставить на доске почёта и однажды выдвинуть на медаль, но видит больше ходячий и досадливо разговорчивый табель оценок, чем милого маленького человечка.
«Вы ведь учёный, – сказала Ева с безжалостной прямотой, когда они с Гербертом прибыли на такую же встречу впервые. – Вам просто хочется, чтобы ваш эксперимент увенчался успехом. Доказать, что это не вы ошиблись в расчётах. Что неудачи связаны с неподходящими подопытными».
Ответом ей был ровно такой же взгляд. Он, да ещё поощряющая улыбка – словно ребёнок проявил смекалку, не совсем свойственную его нежным двенадцати годкам.
«Даже если так, это не отменяет того, что я желаю тебе добра, – сказал колдун. – Выбор всё равно останется за тобой. Ты сама решишь, без чего на самом деле не сможешь жить. Прореха лишь подтвердит это. Или опровергнет».
– Готово. – Возложив зеркальце в центр рунной звезды, Снежка протянула ей знакомую шпильку. Даже когда место встречи позволяло притащить с собой ритуальный кинжал, Белая Ведьма предпочитала эффектному разрезу практичный укол. – Ты знаешь, что делать.
Ева знала. Знала и то, почему каждая встреча начинается с того, что ей увечат указательный палец. Ей рассказали про одну девочку, сестру по несчастью, которую Лод когда-то не смог отправить домой: вернуться можно лишь к кому-то, а та девочка слишком быстро и слишком глупо привязалась к сказке, в которую угодила. Чистота эксперимента – если во время очередного ритуала зеркало останется пустым, это раньше прорехи покажет, что в действительности Ева не особо-то и хочет снова увидеть сестру.
«И если я не смогу отказаться… от этого мира… я не уйду?»
«Нет. Просто выйдешь по другую сторону – здесь же. Как будто прошла сквозь арку».
Давний ответ Лода звучал в ушах, пульсируя, как кровь в ранке, когда Ева прижала палец к стеклу – ледяному кусочку розовеющего неба над их головами.
На те мгновения, пока это небо затягивал перламутровый туман, она перестала дышать.
…на сей раз они застали Динку в ванной. Она красилась (Ева вдруг задумалась, что ритуал чреват явлением картинки, которую ей совсем не хотелось показывать даже Герберту, но за пять раз обошлось). Похоже, готовилась к эфиру: Ева давно научилась отличать «профессиональный» макияж сестры от каждодневного, хотя в зеркальце было плохо видно. Отсутствие окон не позволяло определить время суток и года, но Снежке хватило и предыдущих попыток, чтобы с серьёзным видом поблагодарить Еву за вклад в исследование межмировых временных соотношений. Прежде Белая Ведьма предполагала, что время на Земле стабильно идёт где-то в девять раз быстрее, но Динка два раза подряд явилась им в пуховике на заснеженных московских улочках, и один из них – на фоне праздничной иллюминации в виде гигантских цифр «2019». По теории Снежаны между этими попытками в Москве должно было пройти полгода. Пришлось сделать поправку, что время не просто убегает вперёд, а скорее течёт с вариативной скоростью, синхронизируясь с параллельным миром в определённых точках.
Похоже, единственное, с чем Еве по-настоящему повезло – очередная точка синхронизации примерно совпала с первой зимой после её ухода. Скажи риджийцы, что она вернётся домой после трёхлетнего отсутствия, и это сильно поколебало бы Евину уверенность в том, что возвращаться стоит.
Возможно, поэтому ей ничего не сказали. Пока не выяснилось обратное.
– Есть контакт, – констатировала Снежка, когда Ева убрала руку, вернув в зеркало небо. Проворно вскочила, полами белого плаща коснувшись меловой звезды. – Прореха скоро появится. Оставим вас… по традиции.
Традиция заключалась в том, что риджийцы деликатно отходили поодаль, давая им с Гербертом возможность попрощаться. Но, сидя на пледе, сквозь который всё равно пробивался холод горного камня, глядя, как бывшая попаданка и колдун отходят к низкорослой сосенке, нависшей над облачной пропастью, Ева – тоже по традиции – понимала: все слова, всё, что она могла бы подарить Герберту на прощание, она подарила ночью. Здесь, даже когда посторонние демонстративно повернулись к ним спиной, она не могла произнести ничего, что стоило бы произносить.
Решить, без чего она на самом деле не сможет жить…
– Возьми.
Напряжение в воздухе натянулось так туго, что голос Герберта заставил её вздрогнуть, точно вместо тихого слова рядом жалобно взвизгнула лопнувшая струна.
– Возьми, – повторил он, протягивая знакомый голубой кристалл на кожаном шнурке. – Попробуешь связаться со мной оттуда. Если сможешь. Если захочешь.
Ева подставила руку: подвеска упала на ладонь, щекоча кожу приятной тяжестью.
Она не стала ни благодарить, ни задавать глупых вопросов. Лишь один, надеясь, что он не такой глупый:
– Почему только сейчас?
– Думал, это ни к чему. Думал, это помешает тебе уйти. Артефакт из нашего мира. Вдруг прореха не пропустит предмет, несущий в себе магию. К четвёртому разу решил, что рискнуть всё же стоит. – В лице его стыло то же спокойствие, что в небе над их головами. – Если ты готова на этот риск.
Ева накинула шнурок на шею, заправив под футболку. Не колеблясь.
Это распустило в его глазах мягкость, видеть которую было для неё мукой.
– Спасибо, – молвил он, одним до жути затасканным словом ударив ещё больнее.
– Герберт…
– Пора!
Сердце отбило ломкую стаккатную дробь ещё прежде, чем Ева обернулась.
Знакомое марево – неровная прозрачность с человеческий рост – кривило воздух в десяти шагах за её спиной. Лод под надзором Снежки вычерчивал руны, зависавшие сапфирной паутинкой, тающим кружевом последних чар, что Ева может увидеть в жизни.
Скинув плащ, она торопливо цапнула за ручку футляр.
Марево обернулось голубым: тем же бледным сапфиром, что руны, точно впитав их гаснущий свет. Когда Ева сделала шаг к пятой прорехе меж мирами, открывшейся на её глазах, колдовские сполохи померкли, уступив место нежной зелени, дождливым сумеркам и красному кирпичу.
Проход в другой мир завис над землёй овальной картинкой в дрожащей рамке жидкого стекла.
Пару секунд Ева смотрела на мост, перекинутый над широкой пешеходной дорожкой, красовавшийся кокетливыми башенками и стрельчатыми проёмами в высоких стенах. Дождевые капли кругляшками стыли в воздухе: с этой стороны прореха держалась дольше, чем с другой, и пока здесь текли минуты, там суждено было пройти едва ли паре секунд.
– Царицыно, – сказала Снежка тоном экскурсовода, за которым так удобно было спрятать едва уловимое педальное эхо тоски. – Фигурный мост.
– Знаю, – сказала Ева.
Москва. Царицыно. И даже от дома недалеко – до родного Ясенева часа за два-три пешком дойти легко. Кошелёк Ева оставила в замке Рейолей, потому что исчезнуть на год и вернуться со всеми ценными вещами было бы ещё подозрительнее, чем просто исчезнуть на год. Она сунула остававшиеся у неё рубли в карман сарафана, но для органичности ещё одной легенды, которую ей предстоит создать – теперь уже для собственной семьи – предпочла бы прийти домой на своих двоих.
Лучше возможности у неё не будет.
Руки сами опустили наземь карбоновый футляр, чтобы рвануть застёжку молнии.
– Держи. За помощь. – Достав планшет, докстанцию и зарядку, Ева всучила их Снежане. – Герберт расскажет, как его заряжать. Полагаю, ты найдёшь ему применение.
Рот Белой Ведьмы, большеватый для её миниатюрного лица, изобразил безмолвную букву «о».
Разум в этом действе почти не участвовал. Разум лихорадочно пытался смириться с мыслью, что шаг за грань, откуда уже не будет возврата – шаг, с которым она оставит позади всё, что так не хочет оставлять, – всё-таки случится. И не когда-то, а прямо сейчас.
…без чего она не сможет жить…
– Найду. – Снежка прижала гаджет к груди бережно, как новую куклу. Улыбнулась: по-детски светло и широко. – Спасибо тебе.
– Время, – сказал Лод, замерший подле прохода, неумолимый, как маятник По.
Набросив на плечи лямки футляра, Ева повернулась к Герберту. Безнадёжность в его лице ясно дала понять – объяснять, что на сей раз открылось по ту сторону прорехи, не требовалось.
– Иди, – сказал он. Без сантиментов, без объятий.
Ева оглянулась на мост, связавший весну и зиму, горный утёс и дорогу в низинке, любовь и всё, что звало блудного ребёнка по ту сторону застывшего дождя.