Пип сбегает по ступенькам лестницы, заслышав шум мотора; сердце Клэр начинает радостно биться в предвкушении встречи, но, глядя на нее, он спотыкается, а при виде отца и вовсе останавливается. Бойд уехал еще до того, как Пип застал ее перед запертой дверью комнаты, уличив во лжи; она понятия не имеет, что он скажет обманутому отцу, как вообще поведет себя. Она наблюдает за тем, как он замирает у подножия лестницы, щуря на солнце прикрытые челкой глаза. Ее не подреза́ли уже много недель. Он выглядит взволнованным, даже взвинченным; на скулах розовеет румянец, словно у него небольшая лихорадка. Клэр не решается приложить руку к его лбу, чтобы проверить, так ли это. Она едва смеет приблизиться к нему, хотя единственное ее желание – это обвить его руками и не разжимать объятий, пока он не почувствует, как сильно она его любит и какие страдания причиняет ей его рана, его гнев. Она смотрит на него, чтобы понять, расскажет ли он сразу о ее измене, предав ее позор огласке, или же эта пытка растянется.
Пег у Пипа под мышкой, изгибается и тычется ему в руку, пытаясь сосать его пальцы. Бойд расправляет плечи, встает во весь свой рост и подходит к сыну с нарочитой непринужденностью.
– Филипп, – обращается он к юноше, называя его полным именем. В этой поездке они проводили вместе не так уж много времени – завтраки и ужины, которые нельзя было назвать особенно дружескими, и то лишь когда Бойд наездами бывал в массерии. Они пожимают руки и хлопают друг друга по плечу в коротком полуобъятии. – Как дела? Господи, что это?
– Это Пегги, – говорит Пип. Его голос стал более низким и взрослым, чем был всего шесть недель назад, когда они ехали в поезде. Клэр поражается тому, как все изменилось с тех пор. Пип поднимает на нее глаза лишь на мгновение. Быстрый взгляд, словно чтобы напомнить ей о том, что ему известно. Все внутри у нее начинает вибрировать. Ее губа по-прежнему припухшая, и краснота расползлась ниже по подбородку, но Пип, кажется, этого не замечает. – Клэр нашла ее в одной из развалившихся хижин во время прогулки, – говорит он. Эту историю они вместе придумали, когда в темноте у запертой двери Пип спросил: «Ведь это он дал его тебе?» И Клэр молча кивнула. – Мы решили, что ее бросила мать, – добавляет он.
Бойд хмыкает:
– Наверное, самый слабый в помете. Не стоит слишком привязываться к нему, такие щенки часто погибают.
От этих слов какая-то искорка в глазах Пипа потухает, и Клэр хочет, чтобы Бойд это заметил. Чтобы он не говорил таких вещей.
– Она попала в хорошие руки, и теперь ей ничто не угрожает, – произносит Клэр, но Пип никак не реагирует на это.
– Наверняка у него полно глистов – не позволяй ему так сосать твои пальцы. И как следует мой руки с мылом.
– Пегги – девочка, – обиженно произносит Пип.
– Чистокровная апулийская дворняжка в сотом поколении, – говорит Леандро. Он улыбается, проводя по гладкой головке щенка костяшками пальцев. Пег изворачивается и пытается цапнуть его за руку. – Не даст себя в обиду, сообразительная и преданная к тому же. Она будет хорошей собакой, Пип.
Когда Пип улыбается, Клэр ощущает тепло в груди, где-то глубоко под ребрами, растекающееся, словно большой глоток бренди.
– Но она останется здесь, когда мы уедем, – говорит Бойд, и Клэр ненавидит его в эту секунду.
– Пегги поедет с нами, – твердо заявляет она и проходит мимо мужа, чтобы поздороваться с Марчи, которая появляется на террасе с только что припудренными щеками, алой помадой на губах и безукоризненной прической.
Клэр смотрит на жену Леандро, стоящую на верхней ступеньке, и вдруг замечает на ее лице выражение, которого не видела прежде, – хмурое, холодное, почти враждебное. Клэр останавливается в нерешительности, но тут лицо Марчи озаряется той самой привычной ослепительной улыбкой, и Клэр решает, что, должно быть, вообразила себе невесть что.
– Клэр, дорогая моя, что же с вами случилось? – спрашивает Марчи.
– О, я упала. Споткнулась на ступеньках.
Они целуются, едва касаясь щек, как мужчины плеч друг друга, – то же самое «недообъятие».
– Милая моя, с вами опять случился обморок? – Марчи берет ее за руки и понижает голос, глядя Клэр в лицо. – А вы, часом, не в положении?
– О нет, – торопливо отвечает Клэр. И тут вспоминает свои приступы головокружения, тошноту, странный привкус во рту и то обстоятельство, что с тех пор, как она приехала в Италию, у нее не было месячных. От внезапного шока у нее перехватывает дыхание, так что она не в силах выдавить ни звука.
Марчи смотрит на нее насмешливо:
– Что ж, проходите, садитесь, ну давайте же. Как прошло ваше маленькое путешествие? – В тоне Марчи снова проскальзывают нотки, которые настораживают Клэр. Но она не уверена, что это ей не почудилось. Она позволяет подвести себя к креслу и усадить, поскольку у нее начинает так шуметь в ушах, что она не может разобрать того, о чем говорит Марчи дальше.
Потом Клэр помогает Пипу раздобыть лекарство от глистов для щенка. Они спускаются в дымную кухню – подвальное помещение, находящееся под длинным амбаром, образующим западную сторону четырехугольного строения, – где низкий сводчатый потолок покрывает слой вековой копоти и где жара обретает плотность и осязаемость. В середине возвышается массивная плита, за которой в поленницу сложены корявые дрова, на каждой конфорке стоят кастрюли; пахнет сажей и мясом, закваской и золой. Кухарка Илария знает рецепт лекарства от паразитов, она называет ингредиенты, тут же смешивая их, и ее, кажется, нимало не волнует, что Клэр и Пип не понимают ни слова и молчат. Она растирает гвоздику, тыквенные семечки, сушеную, терпко пахнущую полынь и еще какую-то траву, которую Клэр не может определить. Затем добавляет немного вязкого прогорклого свиного сала и скатывает шарик. Пегги извивается, словно понимая, что ее ждет, но Илария разжимает ей челюсти и заталкивает лекарство глубоко в горло. Щенок тихонько взвизгивает в знак протеста и умолкает, когда комок проскальзывает в желудок. Дело сделано. Они благодарят ее по-итальянски и направляются к выходу.
У нижней ступеньки лестницы, ведущей во двор, Клэр кладет руку Пипу на плечо.
– Пожалуйста, подожди минутку, – просит она. Наверху сияет прямоугольник дверного проема, снаружи их ждут потоки солнечного света, от которого негде укрыться. Клэр хочется поговорить в тени и в тишине. Пип наклоняется, опуская Пегги на пол; щенок скачет у них между ног, а затем ложится и начинает грызть ботинок Пипа. – Пип, послушай. Я… – Но Клэр не знает, что именно должна сказать. Ей просто необходимо поговорить с ним. Пип однажды уже спас ее от нее самой – это он предложил взять у Карло хозяйский ключ, чтобы отпереть дверь, когда она от ужаса совершенно лишилась способности соображать и могла лишь корить себя за свою неосторожность.
– Это он с тобой сделал? – спрашивает Пип, глядя на ее распухшую губу.
– Нет! Конечно нет!
Она понятия не имеет, как он узнал и почему она этого не отрицает. «Ты ведь была с ним, правда? С Этторе?» Таков был его вопрос, его обвинение, в темноте перед запертой дверью. Она могла бы все отрицать, могла бы рассмеяться или притвориться рассерженной. Но ей казалось, что вся она на виду, она чувствовала себя жалкой и несчастной, а он был так нужен ей, и единственное, что у нее оставалось, – это честность.
– Ты собираешься бросить отца? – спрашивает он.
– Нет.
Ее вновь охватывает оцепенение, в ушах начинает звенеть, и она знает, что на самом деле он спрашивает: «Ты собираешься бросить меня?» И конечно, ответ всегда будет «нет».
– Но ведь ты влюблена в Этторе. – Пип качает головой, не глядя ей в глаза. Неужели он как-то сумел это разглядеть, но потом она понимает: он просто не в силах поверить, что она могла пойти на такое вероломство по менее веской причине.
– Но ведь я замужем за твоим отцом, дорогой.
– Я уже не маленький, Клэр! Прекрати обращаться со мной как с ребенком! Ты полагаешь, что можешь подарить мне щенка – щенка, которого он дал тебе, – и все так просто уладится? Что я буду играть с ним и перестану замечать, как ты лжешь и изворачиваешься?
– Этторе передал щенка тебе. Пип, пожалуйста. – Она вновь хватает его за руку, когда он поворачивается, чтобы идти.
– Я хочу услышать правду, Клэр. Я не могу… я не хочу, чтобы ты мне лгала. – Он с трудом сдерживает слезы.
– Хорошо, Пип. Хорошо. Я… я влюблена в него. Но я не собираюсь бросать тебя.
Она не может заставить себя сказать, что не бросит Бойда; она не в силах представить, на что будет похожа ее жизнь, если она останется с ним навсегда. Но именно такое обещание она давала, вступая в брак. Она словно раздавлена какой-то неимоверной тяжестью. «Вы, часом, не в положении?» Если это так, то нет ни малейшего шанса, что это ребенок Бойда. Как может их брак продолжаться в таких обстоятельствах? И все же, несмотря на все свои страхи, она чувствует прилив счастья. Ребенок, ребенок Этторе. Лицо Пипа кривится, и ей кажется, он вот-вот заплачет, но потом она понимает, что это гримаса отвращения.
– Как ты могла, Клэр? Он на итальянском-то едва говорит, не то что на английском! Могу поклясться, что он не умеет ни читать, ни писать. Он же… грязный крестьянин!
– Пип! – Клэр ошеломлена. – Откуда в тебе столько злости? Грязный крестьянин? Ты говоришь, как… – Она роется в памяти, поскольку слова эти явно не его. И тут она понимает – это так похоже на Марчи. Клэр сжимает губы, и щеки Пипа заливаются краской. Он поражен, пристыжен, но по-прежнему дерзок.
– Ладно, но ведь ты не будешь больше с ним встречаться? Ты не пойдешь больше в Джою, – говорит он.
– Нет. Нет, не пойду.
– И ты по-прежнему любишь отца? Ты ведь всегда говорила мне, что это возможно – любить сразу двоих, как отец любит мою мать и тебя, – с детской наивностью, которую он еще не до конца перерос, говорит Пип в середине этого пугающе взрослого разговора.
Пип смотрит себе под ноги, где блаженствует Пегги, лежа на спине: надутый животик, болтающиеся лапы, закатившиеся глазенки, разметанные уши. Клэр ждет какого-нибудь знака, что после разговора все хоть как-то уладилось. Она чувствует, как давит на нее бремя обещания не бывать больше в Джое. Все это слишком тяжело, невыносимо. Ей хочется лечь, и она опирается на стену одной рукой, ощущая крупные камешки и слой пыли, осевшей на каждом выступе. Это древняя стена в три метра толщиной была построена в другом веке, чтобы обороняться от бандитов и воров. И теперь бандиты и воры возвращаются, и Клэр одна из них.