– Почему?
– Об этом не следует говорить, милая… – Его колебания продолжались несколько секунд. – Боюсь, мы потеряем драгоценное время в спорах, если я ничего не объясню. Сразу после возвращения в Лондон власти арестуют его как французского шпиона, и тогда тебе будет нечего бояться.
Мадлен разделалась с последней пуговицей. Холодок прошел по ее спине.
– О чем вы говорите?
– Я подозреваю, что его расстреляют.
– О Господи!
– Он недостоин жалости. Подумай лучше о нас. Я совершил непростительную ошибку, оставив тебя одну. – Он прижал ее к себе. – Я хочу тебя. Поедем в Лондон. Будь моей, Миньон.
Мадлен вздрогнула: он назвал ее чужим именем! Внезапно она поняла, что ложь отделяет их друг от друга толстой, непробиваемой стеной.
– Нам надо поговорить. Я должна кое-что объяснить вам, месье. Это очень важно.
Себастьян вопросительно уставился на нее. Он был уверен, что она непричастна к заговору де Вальми. А если он ошибся, если ее невинность – искусная игра, он не желает об этом знать!
– Поговорим потом, по дороге в Лондон. А теперь ступай и оденься потеплее – к утру начнется снег. Я буду ждать тебя у выхода через пятнадцать минут. – Отпустив Мадлен, Себастьян слегка подтолкнул ее в спину. – Живее, детка!
Мадлен ощутила его безумное желание поскорее сбежать отсюда вместе с ней.
– Да, конечно, я еду с вами. Я что-нибудь придумаю.
Мадлен проскользнула через многолюдный бальный зал, ни на кого не глядя. Но от нее не утаилась атмосфера оргии, в которую превратился маскарад. Парочки расселись по укромным уголкам, танцующие не стеснялись в выборе поз и движений. Торопливо пробравшись сквозь толпу, она вышла через дальнюю дверь, ведущую к лестнице.
Она с облегчением обнаружила, что в спальне никого нет: ей вовсе не хотелось отвечать на вопросы тетушек, куда и с кем она уезжает. Она собиралась во всем признаться Себастьяну по дороге в Лондон, рассказать о тетках, о матери, о де Вальми. Может быть, он согласится ей помочь.
Мадлен так торопилась переодеться, что, стаскивая платье, разорвала шов на плече. На миг остановившись и разглядев прореху, она бросила платье в сторону и вдруг поняла: больше она никогда не наденет его. Платье навсегда останется для нее напоминанием о собственной глупости.
Она разыскала шемизетку, зашнуровала поверх нее корсет, а сверху набросила теплую кофточку. Выбрав платье из бордового кашемира, она уже натягивала его через голову, когда дверь спальни отворилась и мужской голос негромко позвал:
– Миньон!
– Я очень спешу, – по-французски ответила Мадлен, продевая голову в ворот платья.
– Вижу, мадемуазель. Куда это вы собираетесь?
Мадлен рывком опустила платье и в тревоге уставилась на вошедшего.
– Месье де Вальми!
– Трогательная и умело разыгранная сцена. – Он направлялся прямиком к Мадлен, окидывая ее оскорбительным и насмешливым взглядом. – А я уж поверил, что ошибся в вас. Подумать только, какая невинность! Но когда я воочию убедился, что вы – любовница д’Арси, я понял: вы прекрасно подойдете для моих замыслов.
– Я уезжаю, – вызывающе заявила Мадлен.
– Да, разумеется, ибо мне нужен свой человек у д’Арси. Отправляйтесь к нему домой, в его постель – куда угодно, лишь бы получить доступ к его бумагам.
– Если вы считаете, что я уговорю его заплатить карточный долг мадам Жюстины, вы глубоко ошибаетесь.
– Милое дитя, я прошу от вас совсем иной услуги. Я долго ждал, когда вы окажетесь у меня на крючке, и сегодня долгожданный миг свершился.
– Не понимаю вас, месье.
– Тогда поговорим начистоту. – Он взял Мадлен за прядь волос, свисающую над левым ухом, и слегка потянул за нее. – Мне известно, что вы – возлюбленная маркиза. И еще кое-что: вы – Мадлен Фокан. Но самое главное, вы – дочь Ундины Фокан. Да, на этот раз вы не посмеете выгнать меня! И знаете, что меня особенно радует?
– Будьте любезны, откройте этот секрет.
– Ну разумеется! Все вышесказанное означает одно: вместо того чтобы лечь с вами в постель, я прибегну к вашей помощи, чтобы поиметь месье маркиза Брекона. Выражение показалось вам слишком вульгарным? Вы меня удивляете! Разве не вы только что подняли перед ним юбки?
Мадлен пожала плечами, с ужасом понимая, что он видел их, следил за ними!
– Впрочем, вы считали, что поблизости никого нет, не так ли? Примите мои комплименты. Из вас получилась превосходная шлюха. Я не прочь лично оценить ваши таланты. Но вернемся к делу: ваш покровитель работает на английское правительство. По его заданию он собирал сведения против Наполеона. Подозреваю, что он недавно вернулся из Франции. Мне необходимо узнать, что он выяснил. И вы, дочь Ундины, добудете для меня эти сведения.
– Ни за что!
– Неужели? А как, по-вашему, почувствует себя ваша матушка, когда узнает, что ей придется распроститься со всеми надеждами выбраться из наполеоновской тюрьмы – только потому, что ее дочь предпочла ласки английского маркиза?
– Я вам не верю.
– Напрасно. Вы получили хоть какое-нибудь известие от своей матери с тех пор, как она покинула Лондон? Нет? Я могу объяснить почему. Она была моей шпионкой, работала на меня и на своего знатного любовника, с которым прижила вас. Да, мне многое известно! Напрасно ваши тетушки считают меня глупцом. До сегодняшнего вечера я сомневался лишь в том, кто вы такая на самом деле. Но к счастью, у вашей тети Жюстины есть две слабости: она обожает азартные игры и молодых мужчин. Сегодня вечером она предупредила одного юного барона, что ему не следует совершать грех кровосмешения, побывав за один день и в ее постели, и в постели ее племянницы.
Мадлен побледнела. Она не знала, верить этому негодяю или нет, но его слова стали для нее сокрушительным ударом. Казалось, ему известно решительно все.
– Если вы хотите увидеть свою мать живой, вы сделаете то, что я прикажу. Только я знаю, где она находится и как освободить ее. Человеку, который держит ее под стражей, нужны сведения. Позаботьтесь о том, чтобы добыть их к моему возвращению в Лондон, ко вторнику.
– Я бы не советовала вам возвращаться в Лондон, месье. – Мадлен виновато потупилась, понимая, что этими словами предает Себастьяна. Но если есть хотя бы малейшая вероятность, что он не солгал… – Вас арестуют.
– Что вы сказали?
Мадлен проглотила предательски вставший в горле ком.
– Прежде пообещайте освободить маму.
– Не пытайтесь шантажировать меня, детка. Я способен свернуть вам шею немедленно, не сходя с места.
– Сегодня лорд д’Арси сообщил мне, что вас арестуют как шпиона в тот же момент, как вы окажетесь в Лондоне.
– Почему он сказал вам об этом?
– Из ревности. Он считает, что я… что мы с вами… – Она не договорила.
Де Вальми вдруг осклабился и потрепал ее по холодной щеке.
– Умница. Я знал, ты мне пригодишься. – Он шагнул ближе. – Поцелуй меня, Мадлен. Если ты надеешься увидеться с матерью, знай: твой поцелуй принесет мне удачу.
Себастьян д’Арси знал, что нетерпение – отнюдь не добродетель, но зачастую находил это свойство полезным. Отправив записку кучеру, он прошел в бальный зал и обнаружил, что де Вальми исчез. Он мог находиться в любом месте и заниматься чем угодно, но чутье привело Себастьяна на второй этаж. Где-то здесь находилась комната Мадлен. Он шел по коридору, останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь. Наконец из последней, приоткрытой двери донеслись слова, от которых его бросило в жар.
– …И запомни, Мадлен Фокан: жизнь твоей матери зависит от того, что тебе удастся выведать у маркиза. Как ты это сделаешь – мне все равно, можешь вспомнить сегодняшний вечер.
– Куда вы едете, месье де Вальми?
– Благодаря тебе – куда-нибудь в безопасное место. Я пришлю за тобой, когда смогу. Не забудь о бумагах.
Мадлен Фокан… Это имя вонзилось в мозг Себастьяна, словно пуля, путая и обрывая мысли. Значит, она не Миньон, а Мадлен! Племянница сестер Фокан! Союзница де Вальми! Она предупредила его! Предательница! Шпионка!
Будто что-то лопнуло у него внутри. Чувства грозили вылиться наружу. Но как ни странно, среди них не было убийственной ярости. Ее вытеснили ледяной гнев, боль предательства, горе и муки уязвленной гордости.
Мадлен Фокан – шпионка!
Он впустил ее в дом, принял в свою постель, даже, может быть, в сердце. А она явилась к нему с единственной целью: совершить предательство.
Он схватился за саблю, но холодный голос рассудка удержал его от опрометчивого поступка. Чтобы успокоить бушующую кровь, он мысленно представил себе, как все произойдет: он убьет их обоих, и немедленно, а затем объяснит в Уайтхолле, что застал их вдвоем, подслушал разговор и тут же решил принять меры. Его непременно оправдают. Нет, не так: ведь он одет в форму французского солдата, он находится на побережье пролива… Гости дома должны убедиться, будто некий француз затесался в их компанию с намерением совершить убийство и переполошить всю Англию, не подозревающую, что перебраться через пролив так просто.
Но рассудком Себастьян понимал, что его затея может кончиться плохо. Он сам может стать жертвой разъяренных гостей. Нет, надо поступить иначе.
Он слегка приоткрыл дверь спальни и ошеломленно застыл на месте. Миньон… нет, Мадлен стояла в объятиях де Вальми.
– Прошу прощения, – отчетливо выговорил он по-французски. – Должно быть, я ошибся…
Он увидел, как Мадлен отшатнулась от де Вальми, но француз лишь невозмутимо улыбнулся.
– Нет, месье гусар, не ошиблись. Я как раз прощался с мадемуазель. Оставляю ее вам, месье. Желаю удачи.
Себастьян напрягся, едва де Вальми двинулся к двери. Хватило бы одного движения, единственного взмаха сабли – и с мерзавцем было бы покончено. Пальцы Себастьяна на рукоятке сабли дрогнули, но де Вальми преспокойно прошел мимо и удалился по коридору.
Себастьян перевел взгляд на женщину – предательницу! – умело изображающую испуг. Бедняжка все-таки просчиталась, язвительно подумал он, понимая, что теперь ему не обойтись без сарказма или Божьей помощи.