Прошло сорок лет. Созданы "удивительные материальные достижения" в Советском Союзе, по мнению английских министров, но торговать не научились.
В чем искусство торговца? Это крайне просто и крайне сложно.
Купец тот, кто обслуживает своих покупателей так, что они получают все, что им требуется. Товары в лавке должны быть в таком количестве, чтобы спрос не превышал предложение. Если это происходит, то образуются очереди. Эти хвосты — явное свидетельство неумения торговца. Чем хвост длиннее, тем предвиденье купца короче. Иногда бывают хвосты и потому, что техническое обслуживание плохое. Недостаточно приказчиков, или работают они неумело. Это значит, что купец-хозяин ленив или не имеет административных способностей, неповоротливого ума человек. Или попросту не заинтересован в своем собственном деле.
Точно так же умелый купец должен следить за качеством товара. Не только он должен быть хорошего качества, но и должен соответствовать вкусу покупателя.
Что с того, например, если болгарские папиросы — товар высокого качества, когда русский покупатель привык курить хотя и похуже, но покрепче.
Для настоящего купца один есть закон: угождать покупателю. Он должен внимательно следить за модой, но не за модой парижской или лондонской, а за той модой, которая в данное время повелевает деспотически в том городе или селе, где его лавка. Мода не бежит, как радиоволна, 300000 км в секунду, она движется медленнее.
Сегодня, скажем, Москва оставила носить брюки "шириной в Черное море" и перешла на более узкие; но Владимир еще полгода будет носить брюки, похожие на две юбки, а Гороховец и целый год. Умелый торговец это знает. Он сбывает поскорее предметы, на которые мода кончается, и загодя заготовляет новую моду. Когда она пришла наконец, он без всяких хвостов, тихо и плавно переоденет всех модников своего города, угла и даже медвежьего угла. Умелый торговец — это Наполеон!
Великий стратиг говорил:
— Не надо быть сильным вообще. Надо быть сильнее в нужном месте.
Какая простая мысль! Но сложно было ее надумать, а еще сложнее проводить ее в жизнь. Не надо иметь огромных запасов, бессмысленных залежей товаров. Но надо иметь в каждом данном месте все, что требует покупатель в данное время.
Для этого купец, настоящий купец, который является благодетелем населения, должен иметь зоркий взгляд и профессиональное чутье и, кроме того, неослабимую волю благодействовать, то есть угождать покупателю. Тот купец, который делал бы это все бескорыстно, филантроп высокой марки, полусвятой.
Таких нет купцов, или почти нет. Купцы обыкновенные люди и от них требуется только, в смысле моральном, чтобы они были честны. А напряжение их воли, профессиональная их энергия поддерживаются в них не высокой моралью, а личной заинтересованностью. Стоит эту заинтересованность отнять, и от великого сословия купеческого, благодетельствующего целый народ, останутся только одинокие чудаки, работающие себе в убыток. Да и эти скоро исчезнут разорившись.
Когда Ленин потребовал от своих единомышленников "учитесь торговать", то это нельзя понимать иначе, как в таком смысле:
— Учитесь торговать так, как торговали купцы, которых мы уничтожили. С таким же искусством и рвением!
Но что же должно было заменить для ленинских купцов, то есть купцов от государства, что должно было заменить для них могучий стимул личной заинтересованности? Понятно — что: священный огонь идейного горения!
Такие идеалисты среди материалистов, конечно, были. Эти готовы были отдать все свои силы и даже жизнь на любом фронте, в том числе и на баррикадах государственной торговли. Но, во-первых, их было немного. Кроме того, те стимулы, которые действуют в других областях помимо личной материальной заинтересованности, например, удовлетворенное тщеславие, в области торговли как-то плохо приложимы. Трудно присудить звание "Героя Социалистического Труда" человеку, который не ест, не пьет только ради того, чтобы в городе Гороховце были фетровые шляпы, когда появилось желание их носить. Для достижения этой цели такому благодетелю пришлось бы совершить настоящие подвиги настойчивости и терпения, чтобы заставить тяжелый государственный аппарат поверить, что фетровые шляпы действительно нужны в Гороховце, и добиться, чтобы их туда послали столько, сколько нужно. Но кто этот подвиг оценил бы? Его просто никто и не заметил бы. И поэтому в Гороховце нельзя было получить фетровой шляпы. Нельзя было получить ее и во Владимире. Два года я тщетно пытался получить эту нужную мне вещь от советской государственной торговли. Наконец мне надоело, и я написал в Финляндию, одному моему другу по тюрьме, просьбу прислать мне шляпу. И я ее оттуда получил, и прекрасного качества. Были некоторые затруднения таможенного свойства. Быть может, не дешево обошлась эта шляпа отправителю, но чего не сделает "далекий друг", ежели он друг тюремный.
Но что такое шляпа? Пустяки. Вопрос с обувью серьезнее. Обувь в Гороховце и Владимире, по-видимому, зависит от Луны, если судить по тому обстоятельству, что она подвержена приливам и отливам.
Там о заре прихлынут волны На брег печальный и пустой…
Вдруг нахлынет обувь! Но ее сейчас же расхватают ловкачи, и опять берег пуст и нем.
Это называется государственная торговля.
А мука? Я не могу поверить, чтобы при одиннадцатимиллиардном урожае не было муки. Мука есть; торговцев нет. И когда она наконец прибудет, долгожданная, хвосты протягиваются через всю улицу, а в них жалкие бледные лица в платочках, лица женщин, стоящих долгие часы в очередях, встав до зари.
Чтобы в прежнее время, до войны 1914 года, в России стояли очереди за мукой, этого ни один старожил не запомнит.
А сахар? Я читал в газетах:
— Одна только Украина дает сахару в полтора раза более, чем вся Франция.
Но кто видел очереди во Франции на сахар? По-видимому, там Луна не действует.
Нет ни приливов, ни отливов. В лавках всегда есть все, что французу нужно. По крайней мере так было в те шесть лет (1924–1930), когда я там жил. А в Гороховце и Владимире лунные явления на муку, сахар, лимоны, папиросы, яблоки, груши, виноград, а также мясо, молоко, сало видны и невооруженным глазом.
Я все говорю о Гороховце (в котором, кстати сказать, нет гороха, да и фасоли и бобов тоже нет) да о Владимире (в котором совершенно перевелись знаменитые владимирские вишни). Но я ничего больше не видел, и в этом нет моей вины. Однако знаю, что в других городах Владимирской области те же самые приливы и отливы товаров. Не думаю, чтобы в других областях было иначе.
С чего бы? Ведь причины везде те же самые — товары есть, торговать не умеют!
Можно ли поверить, что в державе, которая вышла на второе место в мире по добыче стали и железа, самые обыкновенные гвозди иногда отсутствуют, не говоря уже о шурупах (винтиках)? Мне понадобилось однажды в Гороховце два шурупчика. В хозяйственном магазине мне сказали:
— Ваше такое счастье, дедушка! Вот вам два последних. Больше во всем Г ороховце ни одного шурупа нет. И не скоро будут.
Да шурупов я в тот раз не сразу добился. Стояла разгоряченная очередь женщин на металлическую эмалированную посуду: тазы, кувшины, кастрюли. Прежде чем купить два шурупчика, я купил громадный таз для одной знакомой, которая стояла так далеко в хвосте, что не имела надежды получить таз, а я был значительно впереди ее. Она меня трогательно благодарила. Она знала, что тазы упали с Луны, их разберут и опять долго, долго ничего не будет.
В стране гос. гидростанций, удивляющих мир, которые шлют неисчислимые тысячи киловатт электрического тока, может ли не быть обыкновенных лампочек? Может.
— Нет, дедушка, лампочек нет.
— А скоро ли будут?
— Нет, скоро не ожидаем. А впрочем, кто его знает…
Вот государственная торговля такая, какая она есть. Ничего подобного мы не знали в прежней царской России. Всего было куда меньше, чем теперь. Продукция ширпотреба неизмеримо выросла. Но теперь постоянная нехватка, которой раньше не было.
Все, что покупатель требовал, было всегда на базарах, в лавках и магазинах.
Это происходило потому, что торговлю вела не неповоротливая государственная колымага, управляемая армией равнодушных чиновников, торговлю вела армия юрких, быстрых, ловких людей, желавших во что бы то ни стало обслужить покупателя.
У нашей семьи были вальцовые мельницы на Волыни. Их настроил мой отчим. Он был сын деревенского мельника и детские годы провел под рокот мельничного колеса. Затем он вышел в большие люди: стал редактором газеты, профессором университета и членом Государственного совета. Но у него была наследственная любовь к мельницам. Мы были прбсто мельники, то есть коммерцией не занимались. Покупали зерно и продавали муку маленькие (в смысле капитала) евреи, которые от нас же получали деньги на оборот. Дело шло хорошо и для них, и для нас, и для покупателя. Наша мука обслуживала западные губернии, но доходила и до Петербурга (Ленинграда). А зерно, в зависимости от колебания цен, евреи выписывали, кроме местного рынка, на широком просторе, от Румынии до Челябинска.
Но не помню уже почему, однажды мы вздумали торговать сами. Евреи предупреждали:
— Это не панское (помещичье) дело!
И они оказались правы. На коммерции мы потерпели убытки и вернулись к прежнему разделению труда. Мы, мельники, мололи; евреи, купцы, торговали.
Торговое дело и простое и крайне сложное. Тут необходимы профессиональные знания, навыки, уменье.
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
И дело не пойдет на лад!..
Крылов
В таком положении оказалась государственная торговля в Советской России. Она не пошла на лад. За сорок лет, как мне кажется, это достаточно выяснилось. То есть что выяснилось? Выяснилось, что этот срок недостаточен, чтобы государство выучилось торговать.
Удалась механизация земли. Удалась промышленность. Не удалась торговля.