Бомбей как магнит притягивает сотни тысяч костлявых босых импресарио. Рядом с каждой новенькой застекленной банковской башней, выросшей из треснувшего асфальта, появляются длиннющие торговые улицы, окружающие это великое коммерческое сооружение, как индейцы — тотемный столб.
Бедные иммигранты занимают каждый клочок плоской земли и ждут своего часа. Грязные неопрятные лачуги делаются из подручных материалов. Коробка из-под кондиционера стала домом для семьи человека, который на испепеляющей жаре готов копать ямы ради того, чтобы у его сына была возможность работать в кабинете с кондиционером. Улицы больших торговых городов не устланы золотом. Они покрыты попрошайками, мечтающими о золоте. Но в чем Бомбей уж точно не нуждается, так это в еще большем количестве машин. С самого утра движение превращается в одну нетерпеливую пробку. Это пробка не рассасывается и тогда, когда наступает жаркий день. Дороги до отказа забиты потрепанными машинами. Индийцы водят их по наитию, не заботясь о соблюдении правил, осторожности и прочих мелочах, но вдохновляясь верой в реинкарнацию. Законов на дорогах не существует, а только вечные и непознанные заповеди бытия. А еще ты гудишь. Все гудят одновременно. Если забыл погудеть, то тебе напоминает об этом сделанная красивым шрифтом табличка на задней стенке кузова грузовика, которым управляет неистовый сикх. На ней написано «Погуди, пожалуйста».
Из хаотичной бомбейской толкучки вырастает хваленый, обходительный и льстивый слабенький индийский средний класс. С ним связывают много надежд. Сколько сейчас представителей этого класса, не знает никто. Одни говорят — их 350 миллионов. Другие — что их всего 30 миллионов, и эти люди уже расплатились с родной страной по всем долгам. В стране с населением больше 1,1 миллиарда — малюсенький сектор диаграммы реинкарнации. Но этих людей узнаешь сразу. У них озабоченный и оскорбленный вид, как у каждого из нас. Они страдают от стяжательских амбиций. Им нужны вещи. Их женам нужно еще больше вещей. Их дети считают, что заслуживают массу вещей. Десятки их родственников, близких и дальних, требуют вещи. А еще нужно соответствовать уровню соседа. Вещи не возникают просто так. Эти люди в долгах по самые красные точки, нарисованные между глаз. Растущий индийский средний класс получил первый урок от международной кредитной касты: в каждой создаваемой экономике потребления ты становишься заложником. И чем сильнее такая экономика растет, тем больше придется платить.
Статус Бомбея растет быстро, как ни у одного города в мире. Появляются итальянские рестораны, винные бары и ночные клубы. Распространяется благотворительность. Здесь открывается и то, что открытия совершенно не требует. Существуют списки гостей и черные списки. Флирт и супружеская неверность — обычное дело. (Но в фильмах они до сих пор даже не целуются!) Зато ходит огромное количество слухов и сплетен, существует обязательный интерес к молодым звездочкам, тупо копирующим своих западных коллег. Я читаю интервью старлетки о ее первой роли в мыльной опере на телевидении. «Что вы подумали, когда увидели себя на экране?» — спрашивают у нее. «О, я была потрясена тем, какая я хорошая актриса!» Ложная скромность, недооценка себя и самоуничижение — это пороки, нетипичные для индийцев, чего нельзя сказать о снобизме и нарочитом подчеркивании собственного статуса. Один из самых понятных, всегда имеющихся под рукой символов жизненного успеха — автомобиль. Раньше индийские дороги были заполнены эгалитарными «амбассадорами» — местными копиями довоенных британских «моррисов».
Автомобили марки «Оксфорд» в Калькутте выпускали с барабанными тормозами — и они тормозят с таким же успехом, как и барабаны. Их пытались заменить современными дисковыми тормозами, но если одна машина на миллион и сможет успешно остановиться, то это спровоцирует хаос и увечья. И от тормозов решили отказаться. Когда никто не может остановиться, ситуация безопаснее. Очень «индийское» решение проблемы. Но в наши времена «амбассадоры» устарели и практически исчезли с дорог. Сейчас здесь ездят на японских и корейских иномарках и местных Tata motors. На заводах этой компании производят первые после «фольксвагена» настоящие народные машины, семейные мини-вэны за $2500, давшие нации возможность сесть за руль — к ярости западных защитников окружающей среды, которые предпочли бы, чтобы индийцы крутили педали велосипедов.
Для современной Индии автомобиль — простая и понятная метафора успеха. Когда мне сказали, что в Бомбее устраивают гонки на винтажных машинах, я понял, что должен это увидеть. Владение старым автомобилем — один из ярких признаков высокого благосостояния. Он и дорог, и непрактичен. За рулем такой машины сидит мачо. А главное, в ней можно красоваться перед соседями, если вы не хотите впустить их к себе домой.
Ралли организовано VCCCI — индийским клубом винтажных и классических автомобилей. Это не просто автоклуб. Это — история двух мужчин: разных людей, которые, каждый по-своему, представляют нынешнее лицо Бомбея. VCCCI основал г-н Праньял Бхогилал. Управляет им и отвечает за проведение гонок г-н Нитин Досса. Друг с другом они не разговаривают.
С г-ном Досса трудно поговорить еще и потому, что с ним вообще нелегко вступить в контакт. Я полагаю, что «быть недоступным» — это специфика его профессии. Нью-йоркский и лондонский офисы журнала Vanity Fair настойчиво пытались организовать интервью с ним, чтобы подтвердить дату проведения ралли. Очень изредка трубку поднимала разгневанная женщина, которая представлялась его секретарем, но была, как я догадываюсь, его тещей. Она постоянно сообщала, что г-н Досса вышел (и это заставило меня вспомнить Элвиса)[100].
Но когда я приехал в Бомбей, мне каким-то чудесным образом удалось-таки заставить его ответить по мобильному телефону.
Естественно и ожидаемо, что он был чрезвычайно любезен. Мы договорились встретиться для интервью в Cricket Club of India.
Этот клуб — одно из закрытых и очень снобистских заведений, которые заставляют приезжих англичан чувствовать отвращение к собственной культуре. Говорят, британцам удавалось сравнительно легко и с небольшим количеством солдат управлять Индией во многом потому, что индийцы и британцы нашли друг у друга схожие черты в более отвратительной форме, чем у себя. К моему стыду, это касается снобизма, классовой принадлежности и клубов. Очередь в Cricket Club длиннее жизни — еще один повод восторгаться идеей реинкарнации.
Как только я вошел, секретарь, сидящая под картиной с колониальным сюжетом, сказала мне, что г-н Досса пьет чай на поле для крикета. В тот момент кто-то тронул меня за плечо и представился мистером Досса. Высокий непритязательный джентльмен с аккуратно подстриженной бородкой, который одновременно пытается и сказать, и скрыть что-то. Он был похож на стипендиата небольшого частного университета. «Давайте выпьем чаю». Он провел меня на поляну, достаточно большую, чтобы проводить профессиональные матчи, и окруженную трибунами, на которых поместились бы тысячи зрителей. Вместо крикета на поле стояли плетеные столы и стулья. За каждым столом сидели люди: громко разговаривали, ели сэндвичи с яйцом, а рядом сновали официанты. Во всем этом странно проявлялся ностальгический взгляд Льюиса Кэрролла на викторианский семейный пополуден-ный отдых в воскресенье. «С мятой?» — спросил г-н Досса, когда мы сели. Я еще не успел раскрыть рот, чтобы ответить, как он, извинившись, встал и пересел за другой столик. Через 10 минут он вернулся и объяснил, что говорил со своим двоюродным братом, которому нужна небольшая услуга в связи с предстоящей женитьбой. Он налил себе горячего мятного чая, а потом, вопреки традициям, добавил молока и сахара. В тот момент к нам присоединился еще один джентльмен. «Это мистер Гилл, — любезно сказал Досса. — Он пишет для журнала Vanity». Джентльмен вежливо перевел на меня пустой взгляд, и тут мобильный телефон Доссы заиграл громкую мелодию в стиле поп. Он извинился и снял трубку. Оказалось, ему звонил интервьюер из индийской газеты.
Мы с незнакомым джентльменом сидели в тишине, потягивая прохладный, напонимающий по вкусу зубную пасту чай, наблюдая за членами клуба, пытавшимися имитировать скучноватые сюжеты Э. М. Форстера[101]. Я не подслушивал, но просто не мог не услышать, что нынешнее ралли будет посвящено годовщине производства Wolseley 1908 года, что все будет весело и будет приз за лучший костюм. Владельцам машин будет предложено одеться так, как одевались в те времена, когда их автомобили только начали собирать. Досса произнес слово Oldsmobile как два слова, причем второе (mobile) рифмовалось с nubile (сексапильный). Получался «пожилой гуляка», и я захихикал. Через полчаса разговора он повесил трубку. И с видом «что я здесь вообще делаю» сказал, что ему приятно со мной познакомиться, что я должен прийти на ралли, что мне, возможно, удастся сесть за руль машины и он угостит меня ланчем. «Хорошая местная кухня. Вы пробовали карри?» Он протянул мне свою визитку, на которой были 8 телефонных номеров, адрес электронной почты и веб-сайта. А еще ее украшали логотипы British Automobile Association; Alliance Internationale de Tourisme, Женева, Швейцария; Federation of Indian Automobile Associations и Federation Internationale de l’Automobile, Париж, Франция. И еще оставалось место, чтобы сообщить, что г-н Досса — исполнительный директор. Очевидно, этот человек — с огромным количеством вращающихся шестеренок внутри, правда, лишь немногие из них цепляются друг за друга.
На следующее утро я сел в такси и по чудовищной, вызывающей клаустрофобию дороге проехал вокруг залива до старого аристократического района Малабар-Хилл. Напротив особняка губернатора располагается кричаще отвратительный огромный дворец в викторианском стиле. Это — городская резиденция г-на Бхогилала. Я позвонил, и металлические ворота заскрипели, как в фильме «Семейка Аддамсов». Какое-то чиновничье лицо глянуло на меня без интереса. Внутри был пыльный двор, окруженный чем-то, похожим на «конюшни», полный древних и огромных автомобилей. Почти невозможно переусердствовать в описании масштабов и странностей капризов, двигавших богатыми индийцами в XIX веке. Сегодняшние арабы и русские по сравнению с ними выглядят милыми и скромными. Меня при