Подала ли ты на развод?
Утро, сижу, чищу чертежи клуба, выставлю их вместе с архитектурой.
В графику дал 30 обложек, 11 монтажей, 2 вывески, 6 знаков и посуду.
Сегодня пробовал снимать, завтра проявлю. Все плакаты хорошо наклеены на картон, а твои костюмы под стеклом.
Крепко целую
Париж
13 мая 1925 г.
Получил твое № 15 воздушной почтой, № 14 не получил еще.
Насчет аппаратов – мне некогда ходить покупать другим, я и себе еле нашел время. Но еще не знаю, как их переслать. Свой я везу с собой.
Выезжаю из Парижа 5-го, буду 8-го или 9-го, из Берлина дам телеграмму.
Надоело мне здесь всё из-за тебя. Если б ты была здесь, было бы хорошо.
Ничего Эсфири, наверно, не привезу, т. к. один я купить не могу, а других просить невозможно. И еще обложат налогом, а у меня денег нет. Если бы я здесь ничего не делал 2 месяца, а то я целый день занят, освобождаюсь только вечером, когда всё закрыто.
Я хочу домой, целую. Анти
Париж
16 мая 1925 г.
Милая моя Собака!
Получил сегодня твое № 14 (9.5.1925). Как ты, бедняжка, скучаешь, как и я. И ничего не поделаешь, выставка всё затягивается, и откроем не раньше 25-го, но я твердо решил уехать 5-го. Завтра, наверно, паспорт дам в посольство – для визы. Еду с Дурново, замечательный человек, работающий в прикладном лет 25…
Зеркалку можно выписать…
Ни у Леже, ни у Пикассо не был, пойду после открытия, на что и оставляю 10 дней.
Сегодня пробовал снимать, завтра проявлю.
Картины здесь и нечего думать продать. Покупают только или французской школы, или под вкус французов. Слава моя целиком идет Давиду, он и его художники, конечно, знают, в чем дело. Зато будет много на выставке моих работ. Все плакаты хорошо наклеили на картон, а твои костюмы под стеклом, и все остальные мои работы.
Фото со всего сниму, как будет готово.
Береги здоровье, приеду – будет свадьба.
Милая, тысячу раз милая. Анти
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Москва
16 мая 1925 г.
Милый, дорогой мой, сердитый, любимый и всякий еще Мулька!
Напиши, познакомился ли ты, наконец, с Пикассо и Леже.
Вчера была у нас опять тяжелая сцена с Алешкой[155], подробно трудно описать, но общий смысл такой, что мы его забыли и он чувствует себя затравленным. Он ревнует к Жемчужному. Он был слегка пьян и даже плакал. Но я всё-таки хотела, чтобы ты написал ему дружеское письмо. Ну, ты, я думаю, и сам поймешь, что его положение тяжелое.
Пока еще терпимо, но скоро буду просить скорей приехать.
Теперь о лицензии. Можно подать заявление и получить, но это канительно.
Фото получила и жду еще. Пиши, когда получишь папиросы.
Мулька наша так интересно кричит, пока я пишу письмо.
Твоя Варва
Париж
19 мая 1925 г.
Милая Мулька!
Получил стенную газету, но не знаю, пойдет ли она.
Милая, ты нервничаешь ужасно. Нужно же вести себя спокойно, не могу же я всё бросить здесь.
Ведь я должен всё разложить и развесить, а пока ни одна из 8 комнат не готова.
Я, Дурново и Мориц только и работают, остальные только мешают. Меня не отпустят, пока не откроют отдел.
В павильоне три комнаты, одна – Госиздат, где всё сделал Рабинович, внизу делает некто Миллер – проф. из Ленинграда. И, наконец, комната Госторга.
Клуб не в павильоне, а в зале, где все интерьеры. В Гранд-Пале шесть комнат огромных по 8 метров высоты, которые и задерживают меня. Я ужасно боюсь, что мы откроемся не 23, а 1 июня…
А ехать одному трудно… Я уговариваю Дурново ехать 5-го обязательно.
Если Аркин будет уезжать раньше, то я поеду с ним. Милая, потерпи, наша любовь от этого делается крепче!
Мебель совсем готова и выкрашена риполином, очень красиво, дня через два буду расставлять и снимать.
Эти открытки продают французы, они сами снимают и печатают.
Я целые дни в работе, а после обеда жарко, хочется спать, а нужно идти опять вешать.
Я уж от работы бутиков Виктора откажусь и на деньги их плюну.
Паспорт не берут для визы, говорят, пока не откроют отдел, всё равно не выпустят из Парижа.
Кому Париж только давай. А мне бы бежать из него поскорей!
Если получу деньги с Госторга, которому делал проекты, куплю зеркалку «Ика» 9×12.
Вчера купил тебе кое-что и себе альбомы для хранения пленок с «Кодака».
Купил себе зеркало для бритья с двумя сторонами, одно обычное, а другое увеличивает, и стоит всего-то 2 рубля.
Целую всех. Анти.
Будь спокойна и терпеливо жди
Париж
20 мая 1925 г.
Ввиду того что всё затягивается или просто все работают не спеша, я решил работать вовсю; хочу, чтобы 25-го обязательно всё расставить и 5-го уехать. Устаю как собака и писать буду мало. Работаю на ногах с 8 утра до 7 вечера.
Наш отдел СССР откроется только 4 июня по распоряжению Красина[156]. Сегодня узнал, что завтра приезжает Володя.
В Клубе решил выкрасить пол черным.
Пожалуйста, не скучайте, нужно же устроить выставку.
Сейчас утро, ухожу работать.
Целую всех крепко, крепко.
Анти
Париж
21 мая 1925 г.
Работаю, развешиваю ВХУТЕМАС и ругаюсь с Давидом.
Алешке скажи, что за границей наших мастеров не признают, за исключением своих или тех, всегда там живущих. Что всё хорошее они сдерут, и они омолодятся. Я тысячу раз жалею, что дал вещи на выставку. Скажи ему, что мы загнаны.
И нужно держаться вместе и строить новые отношения между работниками художественного труда. Мы не организуем никакого быта, если наши взаимоотношения похожи на взаимоотношения богемы Запада. Вот в чем зло. Первое – это наш быт. Второе – подбирать и держаться твердо вместе и верить друг в друга…
Алешка индивидуалист и, как Татлин, начал думать, что он есть чистый конструктивист!
Чем же мы тогда отличаемся от художников Запада, если один не признает другого? Тем только, что здесь даже – и то умеют подбирать и уважать некоторых…
Лицензию на свой аппарат, вероятно, достану здесь.
Целую всех. Привет Виталию и Жене, Алеше и Эдди и пр.
До того много хожу, что свои московские ботинки сносил – ношу французские.
Ну, пока. Целую. Анти
Париж
23 мая 1925 г.
Кажется, твердо решено открыть выставку 28 мая, правда, еще не всё будет готово, но это уже неважно. 1 июня я буду уже свободен.
Напрасно ты посылаешь деньги и папиросы. На них огромный налог, и получать страшно канительно.
По воздуху письма из Парижа не принимают, а только до Берлина.
Сегодня развесил «Тарелкина»[157], сделал очень хорошо.
С текстилем ничего не вышло (с продажей), т. к. здесь нужна парча с очень крупными рисунками, а твои кажутся совсем маленькими и малоцветными.
Если получу с Госторга 1500 фр., куплю себе зеркалку «Ика», 6 × 9, если не получу, то куплю лишь бумаги и тебе кое-что, чулок и т. д., и больше не хватит ни на что.
О продаже мечты отлетели и об издании книг тоже.
Вообще, Париж из Москвы один, а в Париже он совсем другой.
Анти
Париж
24 мая 1925 г.
Я очень рад, что Володя наконец выехал – это очень мне поможет, но, наверно, и задержит.
Письмо № 19 и телеграмму получил.
«Септ» куплю, к нему футляр и к нему бобины-кассеты, футляр с 12 кассетами и, если найду, добавочный объектив. И всё это вышлю почтой по адресу Госкино, пусть достает лицензию.
Что я тебе куплю:
1. Пояс резиновый.
2. Шляпу.
3. Ботинки, т. е. англ. туфли.
4. Шесть пар чулок.
5. Костюм, осеннее или летнее пальто.
Свой аппарат я сам повезу и в торгпредстве достану бумагу, а до Себежа сдам в багаж транзитом.
Выставка откроется 30-го, всё откладывается из-за неготовности.
К счастью, в Париже всё дожди и нежарко. Шляпу так истаскал, что на Себеже повешу на пограничный столб пугать Латвию.
Мориц живет со мной в одном отеле. Рад, что пишешь про Мульку.
Ваш Хомик
Париж
25 мая 1925 г.
Я купил граммофон маленький и четыре пластинки с модными джаз-бандами.
Может быть, вместо зеркалки купить фотоаппарат, который заряжается пленкой кино на 60 снимков, который стоит всего 50 фр.
Жалко, что нельзя в номере завести граммофон, только сижу и рассматриваю его. Радуюсь, что скоро конец, 30-го открытие нашего павильона.
Граммофон – это для матери.
Получил от брата Васи письмо, послал ему еще. Он очень рад.
Кино не снимаю. Нельзя без разрешения, а его еще не дали.
Целую всех. Анти
Париж
26 мая 1925 г.
Опять печальное известие. Выставка, т. е. наш отдел СССР, откроется только 4 июня по распоряжению Красина; значит, я выеду 10-го, не раньше.
Сегодня узнал, что завтра приедет Володя.
Получил письмо со снимками. В одном ты такая хорошая, а в другом сердитая. Мулечка такая вкусненькая, а матерь тоже хорошая.
Граммофон молчит, хочется его послушать, слышал только в магазине, но пусть молчит до Москвы.
Утром в 9 ч. разбудил Мориц и начал плакать. Жене отказали в визе, а он здесь будет до конца выставки, т. е. до декабря. Он изнервничался, что с ним делать…
Развесил свою рекламу. Завтра повешу свои 30 обложек, 11 монтажей и 6 знаков.
В клубе решил выкрасить пол черным.
Работаем вовсю, и всё еще не готово.
Привет Жемчужному и Жене. Скажи ей, что «ваши» лучше «наших». (Ваши, т. е. московские.) У наших (парижских) нет ни грудей, ни бедер.
Целую, Анти
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко