Вчера развешивал в Исполкоме плакаты. Варвара заработала 150 р.
Приезжающих эвакуированных направляют в колхозы, потому что в городе нет свободных комнат.
2 ноября 1941 г., Очер
Скоро октябрьский праздник, 7 ноября, и поэтому много дел. Письма идут 12 дней.
Москва в осадном положении…
Здесь готовятся к празднику, и я занят оформлением поселкового Совета и «Красной площади».
В магазинах всё исчезло. Спички исчезли. В аптеке тоже ничего нет. Нет соды, касторки, вазелина (капли валериановые, гофманские, желудочные выпиты как спиртное). Еще пока есть чернила, карандаши. Бумаги нет. Но всё это не важно. Надолго ли?
А я всё жду из Москвы всего и ничего нет, и кажется, жду безнадежно.
Варвара купила пудру за 60 коп, и губную помаду за 1 р. 20 коп. Сами пекли черный хлеб, и он кажется вкуснее московских булок.
10 ноября 1941 г., Очер
Очень тяжело деньги зарабатывать. 200 р. в кино и 100 р. в газете[249], а еще нужно послать в Москву 100 р. за квартиру. Как мы влипли в эту эвакуацию.
17 ноября 1941 г., Очер
С утра еще темно, совсем ночь, но хозяйка Нина Андреевна уже грохает, носит дрова, воду, топит печь и пилит глухую бабушку. Еще нет и шести. Она интересуется, что мы купили, что едим, больше ничего не интересует. А вообще она добрая и угощает нас. Вчера мылись в бане, голове жарко, а ноги в холоде. Пишу при лампе. Варвара приготовляет обед, а я делаю хлеб на два дня. Черемных поработал бесплатно и не получил денег, мечтает заработать и уехать в Сибирь, к Шлепянову в театр…
Черемных спросил, почему я не режу линолеум для газеты.
Передо мной чудные пейзажи, но писать их нельзя, да и красок нет…
16 ноября 1941 г., Очер
Вчера заболел и весь день пролежал. Сегодня наши взяли Нальчик. В редакции вдруг заказали плакат на тему «Собирай деньги на танковую колонну!». После плаката Черемных можно делать и мне.
И в конце концов что грустить, кончится война и везде можно будет жить. Разве плохо и здесь иметь свою избу и хозяйство. А потом можно писать чудные вещи. Не так уж плохо будет к старости и даже лучше, чем сидеть в душной Москве.
20 ноября 1941 г., Очер
Сегодня вызвали опять оформлять парткабинет. Я сказал, что сделаю всё с удовольствием, но у меня есть просьба, помочь мне купить табак, муку и картошку. Ответили, что поговорят… Я: «Да уж вы там, поговорите, а то я не знаю, как вам помочь». Думаю, хватит бесплатно работать. В столовой поел постного супу, теперь уже не дают конской колбасы.
Ничего не продается. Исчез кофе «Здоровье». Каждый день приносят печальные вести… Мне не верится, что Германия так здорово могла всех обмануть и так победоносно шествовать по всему миру вплоть до Америки, что стоит вопрос о существовании нашего государства…
21 ноября 1941 г., Очер
Сегодня открыли меновую торговлю. Обменяли 1,5 метра материи и 4 метра сатину и фуфайку Мули на пуд картошки, кило масла, кило мяса, два стакана меда и 2 стакана махорки. Иначе ничего не купишь. А менять у нас уже нечего.
Делаю плакат «Создадим танковую колонну!». Какое странное состояние… Сегодня в дикий мороз простоял в холодной лавке за мукой 4 часа, а вдруг завтра совсем не дадут муки…
Вот у меня сейчас нет ничего, ни картин, ни книг, ни вещей, но, если будет хлеб, я проживу, и опять всё будет.
Фашисты занимают города, гибнут люди…
11 ч. ночи. Муля спит. На печи стоит хлеб, подходит тесто на три дня. Тепло. На столе рисунок плаката, махорка, а на улице мороз. За стеной хозяйка разговаривает с глухой бабушкой, маленькая дочь хозяйки больна, потому все не спят.
По всему фронту идут бои. Немцы под Москвой…
22 ноября 1941 г., Очер
Так же и сегодня ничего из Москвы… Ни привета, ни фонаря[250].
Итак, завтра 50-летие и день рождения. Это будет унылый праздник за все 50 лет.
Милая Варвара, она изо всех сил старается что-нибудь сделать мне радостное, сберегла муку, ставит пирог. Она остается всё той же маленькой женщиной, влюбленной в меня, которая 26 лет старается в день моего рождения устроить праздник. Это очень трогательно. И особенно сейчас, при наших условиях, когда мы в глуши Урала, в мороз 50 градусов, оторванные от всего.
Мне стыдно жаловаться…
Завтра несу плакат. Завтра еще буду ждать из Москвы. А уже послезавтра не буду. Ну ее эту посылку. А как всё-таки хочется что-нибудь получить к рождению.
Всё ушло в неизвестное прошлое. Москва, квартира, книги, рисунки, лаборатория… Всё стало, как сон. Было ли это? Или сейчас сон. Где же сон?
Я хоронил в своей жизни. Отца, мать, любимых женщин, живопись, и теперь всё разом, вместе с Москвой.
Двадцать пять лет тому назад, а может быть и тридцать, я встречал Новый год у Тамары Поповой. Было довольно много народу, Тамара, ее сестра, Валя, их дядя, ее мать и я, и еще один студент нашей художественной школы Хансаев, осетин. Было жутко весело, пили, не помню что. Потом гадал. Я был страшно влюблен в Тамару и поэтому грустен, т. к. не мог ничем ей это показать. Настроение было минорное. Потом всё оказалось не так. Значительно позднее выяснилось, что Тамара меня любила, а я напрасно тогда страдал.
Вот так же бы всё выяснилось, что мы напрасно страдали в Очере.
23 ноября 1941 г., Очер
Итак, 50 лет. Мое рождение.
Поселок Очер Молотовской области, 1500 км от Москвы.
Праздник всё же вышел. Может быть первый здесь, а может и единственный. Варвара испекла пирог с мясом и рисом (рис из Москвы, пахнет нафталином), но это не важно.
Утром был настоящий кофе с молоком и сахаром. Настоящий мед и настоящий табак. Она сама страшно довольна, а я вдвойне, что всё удалось. Утром повесил плакат… Вышел «не особенно», но надеюсь, что следующий будет смелее, буду делать в стиле Гроппиуса. Художники наши жалуются, что голодают, собираются в колхоз, но боятся тифа. У меня же такое впечатление, что эти трудности всё же временные, что всё еще наладится, как и наладится помощь союзников. А если я и ворчу, то это от сердца. Варвара спит. Муля в кино. Лизавета (Игнатович) прислала телеграмму – поздравление, но это дело рук Варвары, она, конечно, ей напомнила. Но я делаю художественный вид, чтоб не огорчалась. Завтра писать «вывески».
У парнишки покупаю старый листовой самосад-табак, намачиваю медом, ставлю бродить в печь, потом сушу и получается курево. В магазинах скупили весь суррогатный кофе, в аптеке совсем чисто. На базаре – ничего. Черемных и Шлепянов собираются в Барнаул.
25 ноября 1941 г., Очер
Всё жду из Москвы. Но если даже не пишут, что же там делается? Скурихин пообещал вызвать и пропал, жена его тоже, ни звука не пишет.
Механизирую писание вывесок, писать приходится на морозе.
26 ноября 1941 г., Очер
Ничего нет… Москва в опасности. Наступают фашисты «40 дивизии». Как она милая выдержит?
30 ноября 1941 г., Очер
Из Москвы вместо посылки пришла телеграмма: «Автографы Маяковского по рекламе найти не могу, срочно телеграфируйте место нахождения». Езерская (директор Музея В. Маяковского)[251].
А автографы здесь, у нас.
Ну а наше местонахождение без теплых вещей никто не запрашивает.
Ходили к секретарю парткома, обещал по 15 кг картофеля и карточки рабочие.
3 декабря 1941 г., Очер
На фронте хорошие вести. Взяли наши Ростов. Много трофеев… Правда, достали три ведра картошки. Это по распоряжению секретаря. Холодно… Скучно… Положение такое, что никуда ехать нельзя…
24 декабря 1941 г., Очер
Нет керосина.
Из Москвы письмо от Жоржа Петрусова, что посылок не принимают.
Пишу вывески. Делаю раз в неделю плакат в газету.
Немцев гонят от Москвы.
30 декабря 1941 г., Очер
Итак, Новый год.
Получили телеграмму от Езерской, что «попутчиком послали вещи, два пакета, в Молотов, на имя Е. Игнатович, выезжайте получением». Это уже радость первая.
2 января 1942 г., Очер
С новым годом и жизнь наша изменилась к лучшему. Купили муки 20 фунтов, выдали 100 гр. сахару. Пришла в Молотов посылка, немного веселее.
Встречали Новый год у Окулова Дмитрия Даниловича, секретаря редакции «Сталинский ударник». На празднике была картошка вареная с огурцами без масла, кофе без молока, но с сахаром и пирожки с капустой.
Мы подарили абажур своего изделия и карты также своего изделия и играли в преферанс. Муля встречала в школе. Красная армия наступает.
Настроение у всех эвакуированных улучшилось. Жду… Может быть, в посылках есть табак…
7 января 1942 г., Очер
Вчера Варвара уехала в Молотов, хлопотать всеми способами уехать в Москву или хоть бы в Молотов и получить посылки. Едим хлеб и суп, но хлеба прибавили и теперь хватает 800 + 800 + 400 = 2 кг. Написали письма в Москву Горчакову и Езерской, может быть, всё-таки, какая-то надежда.
9 января 1942 г., Очер
Варвара звонила из Молотова, говорила, что Езерская прислала замечательное письмо и всё, что нам нужно. Написала, что квартира будет цела и что комендант Перов охраняет ее, так как проникся к нам уважением. Лизавета и Кирилл хотят ехать к нам, что привезут табак. А пока едим сухари и кофе «на здоровье». В Москву нужно ехать по одному, кому лучше, не знаю. Болит голова. Тяжелый воздух в комнате. Жарко и парно. Пахнет лекарством. Это лечится бабушка. Мулька спит.
Завтра делать плакат.
12 января 1942 г., Очер
Обидные и неприятные вещи, приказом из Верещагина приказали в кинотеатре с 6 до 12 – занять обязанности билетера ввиду того, что я имею слишком много свободного времени. Я отказался, не знаю, чем это кончится. Им всё равно, что художник, что швейцар. Окулов ушел в армию, это был единственный человек, с которым можно было поговорить. Мы с Мулькой вдвоем. Варвара не звонит и не едет.