Я загораю…
Начал акварель – «Футбол».
20 мая 1944 г.
Вчера был критик – венгерец Кемен. Пришел в восторг от всех работ.
А у меня мрачное настроение. Делаю эскизы абстрактной живописи. Идет плохо.
Муля шляется с парнями, ни черта не пишет…
Жалко, что у меня не сын…
Жизнь прошла, ничего не вышло…
11 июня 1944 г.
Уже несколько дней, как открыли второй фронт. Американцы и Англичане высадились во Франции. Идут бои. А у нас затишье.
Мы сидим на мели, без денег и без работы. Живопись не идет.
Начинают цвести цветы.
8-го был дождь и обвалился потолок. Чинил крышу.
16 июля 1944 г.
Не работаю по живописи, хотя всячески пытаюсь это делать. Ничего не идет… Как будто всё кончилось. Что такое – не знаю.
Приглашают читать лекции по композиции в ТАССе и снимать. Дали разрешение, предлагают консультировать. А искусство не идет, ни левое, ни правое.
Боже! Если б я верил в Тебя! Мне было бы легче, а то я один…
17 сентября 1944 г.
Осень вновь пришла. Работаем по полиграфии только.
Но есть идея. Не знаю, пойдет ли она. Пока молчу, пока не пойдет.
Война кончается.
27 декабря 1944 г.
Не работаю. Живем скученно в одной комнате трое, или даже четверо, еще Мулин Коля[262]. В мастерской +5 градусов.
Холодно. Газ не горит. Керосин 30 р. литр.
Электричество с 6 вечера до 6 утра горит, это до 1 января. С января выключат лимит на бытовые нужды.
Я работаю в Доме техники главным художником, получаю 3000 руб. в месяц. Устроил мой ученик Володя Мещерин, теперь он главный инженер и профессор.
Сейчас моемся в холодной кухне по частям.
Стираю сам.
Война всё не кончается… Еще на год хватит.
Мы гуляем с пушками по Европе. Берем Будапешт. Но конца еще нет.
А у самих нет дров и топлива в Москве.
Обносились, бани не работают…
28 декабря 1944 г.
Тяжело проходят дни, всё ходишь и ходишь.
Теперь денег много, а что на них можно купить?
8 мая 1945 г.
Отменено затемнение.
8 мая объявлено о конце войны!
9 мая праздник Победы!
Война кончилась, а нигде ничего не изменилось. Только машин стало больше у толстозадых.
Хоть бы что-нибудь дали населению.
Хоть бы было солнце! Мы без денег и папирос.
16 мая 1945 г.
Всё тот же холод. Днем +10, а ночью 0.
Никаких цветов еще не сажал.
Был на выставке Удальцовой. Хорошо.
Не пишется…
Ушел из Д. Т. Лопаем макароны.
Радуемся, что кончилась война.
Наши занялись благоустройством Берлина, восстанавливают театры… Тоже «христиане»…
Записка
т. Родченко А.М.
Прошу обратить внимание на высоту столов и стульев (при приемке работы), чтобы эти параметры были строго выдержаны. Может быть, возможно, и крепость.
18.1.45. В. Мещерин
Это всё, что осталось от моей работы в Д. Т. Эта записка В. Мещерина[263], моего ученика, теперь он профессор – инженер. Дом техники строится в стиле «Русский ампир». Варва работает над альбомом «25 лет Казахстана».
А.М. Родченко. Эскиз эмблемы «Дома техники». 1945
18 мая 1945 г.
Денег не платят в Д. Т., а должны 7.500 р.
Страдаем курильщики.
Сегодня первый день с утра +15 градусов.
Открыли окна. Хочется делать акварели.
Искусство правое торжествует.
Деньги не платят в Д. Т.
19 мая 1945 г.
Полный аврал. Денег нет.
Не платят ни Д. Т., ни Казахи, ни Березин. И не на что купить паек.
21 мая 1945 г.
Получили деньги, 10 000 р., сразу стало веселей. Купили папиросы. А едим всё те же макароны, от которых Варва пухнет. Нужны фрукты, а их нет.
22 мая 1945 г.
Холод собачий. Какое-то северное течение идет с Баренцева моря. Вчера был 0 градусов и шел снег…
Я раскачиваюсь писать.
Война кончилась, мы в Берлине!
Мы так же голы и голодны.
Ни искусства и литературы, ни музыки, ни зрелищ, ни газет, ни журналов, ни красок, ни бумаги, ни посуды…
Победа! Но у победителя нет рук, ног и нет головы…
Карточки еще не отменены, труд-повинность тоже, со службы уйти нельзя, осадное положение не снято.
Я не против советской власти, а наоборот, считаю ее своей…
Может быть, это будет, еще рано?
24 мая 1945 г.
Холод и дождь.
Володя Мещерин уходит из Д. Т. Деньги обещали завтра.
Колю Соболева[264] я рекомендовал в Д. Т. Но он немного подхалим… Буду знать…
25 мая 1945 г.
Нашего домоуправа Перова посадили за продажу комнат, карточек и подделку счетов на сделанные ремонты… Это был образцовый дом в районе, но не у жильцов.
Перов всё время получал премии то за экономию угля, энергии, ремонта и т. д.
Наверное, скоро выпустят…
26 мая 1945 г.
Вчера был холод –1 градус, шел снег и дождь… Дома – гости, пили водку, Володя М. и Лизавета вечером играли в Маджонг.
Убираюсь…
27 мая 1945 г.
Получил 2228 руб. в Д. Т. за март, еще осталось за апрель и май.
Варва купила на пальто за 1500 руб. отрез полушерстяной.
Что-то разочаровался в живописи…
Военный заем.
28 мая 1945 г.
Нужно опять идти в Д. Т., добиваться денег.
Целый день звонил Гандлевскому. Опять задержка, всегда с деньгами канитель.
Как трудно начать работать и как легко бросить! Нужно писать воспоминания, а голова, как чурбан.
Искусство не нужно, слава худая есть… Искусство не нужно не потому, что я не прав и надо делать другое.
Я прав… Но другое тоже выбросят, только позднее… Вопрос времени. А времени нет… 54 года.
Кто счастливый будущий этого безумного времени, простит ли он мою лень в искусстве!
Должен простить!
Мне хочется спать и спать, чтобы встать в одно утро счастливым и свободным.
Искусство – свободно!..
Сумерки окутывают мастерскую с этими привычными для меня абстрактными вещами и «реальными», которые тоже не реальны…
Завтра опять пройдет день, как и сегодня. Я буду сидеть за столом, перебирать эскизы и так же рука не поднимется за работу.
Я хуже, чем больной. Я абсолютно не нужен, работаю или нет, живу или нет.
Я уже всё равно умер, а что я живой – это лишь для себя.
Человек-невидимка.
29 мая 1945 г.
Завтра в Д. Т. обещают заплатить остатки.
Начал работать… Пишу по старой работе. А в душе всё сидит «зачем?»
Варва отоваривается. Муля завела котенка и им увлекается.
30 мая 1945 г.
Получил, наконец в Д. Т. 3500 руб. за апрель и половину мая. Со всеми попрощался…
Замучили Лизавета и Нюрка. День и вечер, и полночи болтали всякие глупости.
3 июня 1945 г.
Тепло… Спали с открытым окном. Я загораю. Муля уехала с Колькой писать акварелью в Измайловский парк.
Лень куда-либо идти.
Нужно сходить в Третьяковку, Цирк, П. К. и Отдыха, в Ботанический, на Московское море.
«У нас, русских, две родины – Русь и Европа». – Достоевский.
«Прошка», т. е. Лизавета, которую Варва звала «крошка», а я прозвал «прошка», уехала в Ригу до 20-го в командировку.
Убираюсь в мастерской.
Страдаю оттого, что не могу начать работать.
Беру чистую бумагу, карандаши, сижу, сижу и… всё убираю и иду спать наверх. Или достаю уже начатую работу старую, делаю один, два мазка и… с тоской бросаю. Что это?
Так проходят дни за днями. Или это оттого, что моя работа бесцельна.
Боже спаси меня от всего! От пустоты, от смерти и пр.
Я лежу на балконе, загораю и смотрю вниз на двор, где в течение 25 лет то ломают деревья и забор, то заново строят.
Смотрю, как уже 25 лет играют дети, вырастают и… исчезают куда-то.
4 июня 1945 г., понедельник
Утро. Опять с утра уборка. Я стал вроде женщины, мне нравится убираться. Хочется чистоты, уюта, тишины. Смотрю в зеркало. Лицо старое. Очки. Зубов нет… Надо сесть за стол, бумага лежит.
Литература… Вот самое интересное дело. И главное, ничего не надо, ни красок, ни кистей, ни прочего. Но у меня это плохо получается…
Мы все стали толстеть от макарон и белого хлеба… Едим витамины: А. Б. С.
Ну, нужно садиться за бумагу, чтобы еще раз убедиться, что дело не пойдет…
Мастерская большая. Много места. Живу я в ней 25 лет…
Конечно, пошел везде рыться, под предлогом подарить небольшую реальную вещь В. Мещерину… И опять всякое лезло в голову… Столько хороших вещей, и столько ошибок, недоделанных вещей.
Как так, с того света, я копаюсь в пыли над этим, сам себе и ценитель и судья. Сам себя вижу, как посторонний, давно умершего неизвестного художника.
Удивляюсь то неизвестности, то напрасной работе. А может быть, это и есть реальная смерть?
Всё это погибнет без меня! Кто это будет разбирать? Муля? Нет… Никто.
Расплата за левое искусство, наказание за новизну и дерзости!
Вещи смотрят на меня с укоризной и грозят: «Смотри, смотри, а то нас без тебя сожгут!»
Муля!! Она опять от меня исчезла, у нее появился Коля… Это тихий еще человек, с которым она живет. Но зато никого больше не видит… Они целый день запершись целуются и ни черта больше не делают. Мули уже нет… Так вокруг меня всё исчезает и умирает, а я мертвый живу…
Нет Розановой, Поповой, Малевича, Шевченко, Брика, Жени…
Одна Варвара, но этого слишком мало и слишком много.
5 июня 1945 г.
Был у В. Мещерина, взял талон на такси. Нужно привезти завтра радиоприемники. (Их сдавали в начале войны.)
10 июня 1945 г.
Привез оба приемника, разобрал, чищу; налаживал, всё исправил, починил. Работают.