брони. Разве это не так же естественно, как то, что мы вооружаемсядеревянными или железными приспособлениями?
Что касается дара речи, то если он не дан природой, без него можнообойтись. Но все же я полагаю, что ребенок, которого вырастили бы в полномодиночестве, без всякого общения с другими людьми (это был бы весьма трудноосуществимый опыт), все же имел бы какие-то слова для выражения своихмыслей. Нет оснований думать, что природа отказала бы нам в этойспособности, которою она наделила многих других животных, ибо ихспособность, пользуясь голосом, жаловаться, радоваться, призывать на помощь,склонять к любви разве не есть речь? Почему бы им не разговаривать друг сдругом, раз они разговаривают с нами, как и мы говорим с ними? Разве мы неразговариваем на все лады с нашими собаками? И они нам отвечают! Мыразговариваем с ними другим языком, другими словами, чем с птицами или сосвиньями, или с волами, или с лошадьми; мы меняем свою речь в зависимости отвида животных, с которыми мы говорим.
Cosi per entro lora schiera bruna
S’ammusa l’una con l’altra formica
Forse à spiar lor via, et lor fortuna. [75]
Мне помнится, Лактанций [76] приписывает животным не только способностьречи, но и способность смеяться. То же различие в языках, которое мынаблюдаем у людей разных стран, мы встречаем у животных одного и того жевида. Аристотель по этому поводу упоминает куропаток, голоса которыхразличаются в зависимости от мест, где они водятся [77]:
variaeque volucres
Longe alias alio iaciunt in tempore voces,
Et partim mutant cum tempestatibus una
Raucisonos cantus. [78]
Но хотелось бы знать, на каком языке будет говорить ребенок, выросший вполном одиночестве, ибо то, что говорится об этом наугад, не очень-тоубедительно. Если, желая мне возразить, сошлются на то, что глухие отприроды не умеют говорить, то я отвечу, что это объясняется не только тем,что они не смогли обучиться говорить с помощью слуха, но происходит ещеболее оттого, что орган слуха, которого они лишены, связан с органом речи ичто оба эти органа естественным образом связаны между собою; поэтому, преждечем обратиться со словами к другим людям, нам нужно сначала сказать их себе,нужно, чтобы эти слова прозвучали в наших собственных ушах.
Все сказанное мною должно подтвердить сходство в положении всех живыхсуществ, включая в их число человека. Человек не выше и не ниже других; все,что существует в подлунном мире, как утверждает мудрец [79], подчиненоодному и тому же закону и имеет одинаковую судьбу:
Indupedita suis fatalibus omnia vinclis. [80]
Разумеется, есть и известные различия — подразделения и степени разныхсвойств, но все это в пределах одной и той же природы:
res quaeque suo ritu procedit, et omnes
Foedere naturae certo discrimina servant. [81]
Надо заставить человека признать этот порядок и подчиниться ему. Он небоится, жалкий, ставить себя выше его, между тем как в действительности онсвязан и подчинен тем же обязательствам, что и другие создания его рода; онне имеет никаких подлинных и существенных преимуществ или прерогатив. Тепреимущества, которые он из самомнения произвольно приписывает себе, простоне существуют; и если он один из всех животных наделен свободой воображенияи той ненормальностью умственных способностей, в силу которой он видит и то,что есть, и то, чего нет, и то, что он хочет, истинное и ложное вперемешку,то надо признать, что это преимущество достается ему дорогой ценой и что емунечего им хвалиться, ибо отсюда ведет свое происхождение главный источникугнетающих его зол: пороки, болезни, нерешительность, смятение и отчаяние.
Итак, возвращаясь к прерванной нити изложения, я утверждаю, что нетникаких оснований считать, будто те действия, которые мы совершаем по своемувыбору и умению, животные делают по естественной склонности и попринуждению. На основании сходства действий мы должны заключить о сходствеспособностей и признать, что животные обладают таким же разумом, что и мы,действуя одинаковым с нами образом. Почему мы предполагаем в животныхприродное принуждение, мы, не испытывающие ничего подобного? Тем более, чтопочетнее быть вынужденным действовать по естественной и неизбежнойнеобходимости — и это ближе к божеству, — чем действовать по своей воле —случайной и безрассудной; да и гораздо спокойнее предоставлять бразды нашегоповедения не нам, а природе. Из нашего тщеславного высокомерия мыпредпочитаем приписывать наши способности не щедрости природы, а нашимсобственным усилиям и, думая этим превознести и возвеличить себя, наделяемживотных природными дарами, отказывая им в благоприобретенных. И я считаюэто большой глупостью, ибо, на мой взгляд, качества, присущие мне отрождения, следует ценить ничуть не меньше, чем те, которые я собрал покрохам и выклянчил у обучения. Мы не в силах придумать человеку лучшуюпохвалу, чем сказав, что он одарен от бога и от природы.
Возьмем, к примеру, лисицу [82], которую фракийцы, желая узнать, можноли безопасно пройти по тонкому речному льду, пускали вперед. Подойдя к краюводы, лиса приникает ухом ко льду, чтобы определить, слышен ли ей шум воды,текущей подо льдом, с далекого или близкого расстояния. И когда она, узнавтаким образом, какова толщина льда, на этом основании решает, идти ли впередили отступить, не должны ли мы заключить, что в уме лисицы совершается та жеработа, что и в нашем, что она рассуждает совсем так же, как мы, и что ходее мыслей примерно таков: то, что производит шум, движется; то, чтодвижется, не замерзло; то, что не замерзло, находится в жидком состоянии;то, что жидко, не выдержит тяжести. Ибо думать, что действия лисицы являютсялишь следствием остроты ее слуха и совершаются без рассуждения, значитдопускать невероятное, не сообразное со здравым смыслом. И то же самоеследует допустить относительно множества разных уловок и хитростей, спомощью которых животные защищаются от человека.
А если бы мы захотели усмотреть некоторое наше преимущество в том, чтомы можем ловить животных, заставлять их служить нам и использовать их понашему усмотрению, то ведь это лишь то самое преимущество, какое один из насимеет перед другим. На этом преимуществе основано существование у нас рабов.Разве не доказывает это пример сирийских климакид, которые, став начетвереньках, служили ступеньками или подножками для дам, садившихся вэкипаж [83]? Разве не видим мы, как многие свободные люди за ничтожную платувынуждены отдавать свою жизнь и свои силы в распоряжение господина? Жены иналожницы фракийцев спорили между собой о том, кому достанется честь бытьубитой на могиле мужа [84]. У тиранов никогда не было недостатка в преданныхим людях, многие из которых готовы были разделить с ними не только жизнь, нои смерть.
Целые армии давали такие клятвы своим предводителям [85]. Формулаприсяги, которую приносили бойцы в суровых гладиаторских школах, обязуясьсражаться до последнего вздоха, гласила: «Мы клянемся, что позволим заковатьсебя в цепи, жечь, бить, пронзать мечами и стерпим все, что настоящиегладиаторы терпят от своего господина, самоотверженно отдавая на службу емусвою душу и тело» [86]:
Ure meum, si vis, flamma caput, et pete ferro
Corpus, et intorto verbere terga seca. [87]
Это — подлинное обязательство; и был год, когда таких бойцов оказалосьдесять тысяч, — и все они погибли.
У скифов был обычай: хороня своего царя, они душили у его трупа любимуюего наложницу, его виночерпия, конюшего, сокольничего, ключника и повара; апо прошествии года убивали пятьдесят коней и пятьдесят посаженных на нихюношей, в трупы которых вгонялся вдоль спинного хребта прямой кол,доходивший до самой шеи; таких всадников они выставляли напоказ вокругмогилы [88].
Люди, которые на нас работают, служат нам за более дешевую плату ипользуются менее бережным и обходительным обращением, чем то, какое мыоказываем птицам, лошадям и собакам.
Каких только забот не проявляем мы об их удобствах! Мне кажется, чтосамые жалкие слуги не делают с большей готовностью для своих господ того,что властелины почитают за честь сделать для своих животных.
Так, Диоген, узнав что его родные стараются выкупить его из рабства,заявил [89]: «Они безумны! Ведь мой хозяин заботится обо мне, кормит и холитменя; те, кто содержит животных, должны признать, что скорее они служатживотным, чем животные — им».
У животных есть та благородная особенность, что лев никогда нестановится из малодушия рабом другого льва, а конь — рабом другого коня.Подобно тому, как мы охотимся на зверей, так и львы, и тигры охотятся налюдей; и точно так же животные охотятся кто на кого: собака — на зайцев,щуки — на линей, ласточки — на сверчков, ястребы — на дроздов и жаворонков:
serpente ciconia pullos