обращаются с семенами пшеницы, далеко превосходя в этом отношении нашузаботливость. Ввиду того, что зерна пшеницы не остаются навсегда сухими итвердыми, с течением времени увлажняются и размягчаются, готовясь прорасти,муравьи из страха лишиться сделанных ими запасов отгрызают кончик зерна, изкоторого обычно выходят ростки [124].
Что касается войн, которые принято считать самым выдающимся идостославным человеческим деянием, то я хотел бы знать, должны ли онислужить доказательством некоего превосходства человека, или наоборот,показателем нашей глупости и несовершенства? Животным поистине не приходитсяжалеть о том, что им неизвестна эта наука уничтожать и убивать друг друга игубить свой собственный род [125]:
Не всем, однако, животным неведомы войны: примером тому служат яростныесражения пчел и столкновения предводителей их армий:
saepe duobus
Regibus incessit magno discordia motu
Continuoque animos vulgi et trepidantia bello
Corda licet longe praesciscere. [127]
Всегда, когда я читаю это изумительное описание войны, я не могуотделаться от представления, что передо мною картина человеческой глупости исуетности [128]. И впрямь поразительно, какими ничтожными причинамивызываются жестокие войны, наполняющие нас страхом и ужасом, этот ураганзвуков и криков, эта устрашающая лавина вооруженных полчищ, это воплощениеярости, пыла и отваги:
Fulgur ibi ad caelum se tollit, totaque circum
Aere renidescit tellus, subterque virum vi
Excitur pedibus sonitus, clamoreque montes
Icti reiectant voces ad sidera mundi. [129]
И улаживаются эти раздоры благодаря столь ничтожным случайностям:
Paridis propter narratur amorem
Graecia barbariae diro collisa duello; [130]
вся Азия, говорят, была разорена и опустошена в результате войн из-зараспутства Париса. В основе того великого разрушения, каким является война,часто лежит прихоть одного человека; войны нередко ведутся из-закакой-нибудь причиненной ему обиды, либо ради его удовлетворения, либо из-закакой-нибудь семейной распри, то есть по причинам, не стоящим выеденногояйца. Послушаем, что говорят на этот счет те, кто сами являются главнымизачинщиками и поджигателями их; выслушаем самого крупного, самогомогущественного и самого победоносного из всех живших на земле императоров [131], который, словно играя, затевал множество опасных сражений на суше ина море, из-за которого лилась кровь и ставилась на карту жизнь полумиллионачеловек, связанных с его судьбой, и ради предприятий которого расточалисьсилы и средства обеих частей света:
Quod futuit Glaphyran Antonius, hanc mihi poenam
Fulvia constituit, se quoque uti futuam.
Fulviam ego ut futuam? Quid, si me Manius oret
Paedicem, faciam? Non puto, si sapiam.
Aut futue, aut pugnemus, ait. Quid, quod mihi vita
Carior est ipsa mentula? Signa canant. [132]
(Пользуясь Вашим любезным разрешением, я злоупотребляю латинскимицитатами [133].) А между тем это многоликий великан, который как бы сотрясаетнебо и землю, —
Quam multi Libyco volvuntur marmore fluctus,
Saevus ubi Orion hybernis conditur undis,
Vel cum sole novo densae torrentur aristae,
Aut Hermi campo, aut Lyciae flaventibus arvis,
Scuta sonant, pulsuque pedum tremit excita tellus. [134]
Это страшное чудовище о стольких головах и руках — всего лишьзлополучный, слабый и жалкий человек. Это — всего лишь потревоженный иразворошенный муравейник:
It nigrum campis agmen. [135]
Достаточно одного порыва противного ветра, крика ворона, неверного шагалошади, случайного полета орла, какого-нибудь сна, знака или звука голоса,какого-нибудь утреннего тумана, чтобы сбить его с ног и свалить на землю.Одного солнечного луча достаточно, чтобы сжечь и уничтожить его; достаточнобросить ему немного пыли в глаза (или напустить пчел, как мы читаем у нашегопоэта [136]) — и сразу все наши легионы даже с великим полководцем Помпеемво главе будут смяты и разбиты наголову. Ведь именно против Помпея, как мнепомнится, Серторий применил эту проделку в Испании, чтобы разбить егопрекрасную армию, и эта же военная хитрость впоследствии сослужила службу идругим, например Евмену против Антигона или Сурене против Красса [137]:
Hi motus animorum atque haec certamina tanta
Pulveris exigui iactu compressa quiescent. [138]
Да и сейчас, если напустить на толпу людей рой пчел, он рассеет ее. Внедавние времена, когда португальцы осаждали город Тамли в княжестве Шьятиме [139], жители города поставили на крепостных стенах множество ульев, которыеу них имелись в изобилии. Приготовившись, они быстро выпустили пчел нанеприятельскую армию, которая тотчас же обратилась в бегство, ибо солдаты нев состоянии были справиться с жалившими их пчелами. Так с помощью этогонеобычайного средства город одержал победу над португальцами и сохранил своюсвободу.
Души императоров и сапожников скроены на один и тот же манер [140].Наблюдая, с каким важным видом и торжественностью действуют государи, мывоображаем, что их действия вызываются столь же важными и вескими причинами.Но мы ошибаемся, ибо на самом деле они руководствуются в своих действияхтеми же побуждениями, что и мы. Тот же повод, который вызывает ссору междумной и моим соседом, вызывает войну между государями; та же причина, покоторой кто-нибудь бьет слугу, может побудить государя опустошить целуюобласть. Государи столь же непостоянны в своих желаниях, как и мы, но у нихбольше возможностей. У слона и у клеща одни и те же побуждения.
Что касается верности, то нет в мире такого животного, которое можнобыло бы упрекнуть в неверности по отношению к человеку. Из истории известномного случаев, когда собаки разумно выясняли причину смерти хозяев. ЦарьПирр [141], увидев однажды собаку, сторожившую покойника, и узнав, что онавыполняет эту обязанность уже три дня, приказал похоронить труп и насильноувести собаку. Однажды, когда он производил осмотр своих войск, эта собака,увидев убийц своего хозяина, с яростным лаем набросилась на них, чемспособствовала раскрытию убийства, виновники которого понесли должноенаказание. То же самое сделала собака мудрого Гесиода [142], указавшая детямГанистора из Навпакта на того, кто был виновником убийства ее господина.Другая собака, охранявшая храм в Афинах, заметила вора-святотатца,похитившего самые ценные его сокровища, и стала на него изо всех сил лаять.Так как сторожа храма не проснулись от ее лая, она по пятам пошла за вором,а когда рассвело, стала держаться от вора подальше, не теряя, однако, его извида. Она отказывалась от пищи, если он предлагал ей, другим же прохожимприветливо махала хвостом и брала у них из рук еду, которую ей давали; есливор делал привал, чтобы поспать, она останавливалась в том же месте. Когдавесть об этой собаке дошла до сторожей храма, они принялись ее разыскивать,расспрашивая о ее породе, и наконец, нашли ее в городе Кромионе вместе свором; они препроводили последнего в Афины, где он и был наказан. Крометого, судьи, желая наградить собаку за оказанную услугу, распорядились,чтобы ей отпускалась на общественный счет определенная порция хлеба, причемжрецы обязаны были следить за этим. Об этом случае, как о достоверном,происшедшем на его памяти, сообщает Плутарх [143].
Что касается благодарности животных (ибо мне кажется, что это слововполне применимо к ним), то достаточно привести один пример, о которомсообщает Апион и свидетелем которого он был [144]. Однажды, рассказывает он,когда в Риме для народного увеселения был устроен бой редких зверей, главнымобразом львов необыкновенной величины, среди них привлек общее внимание одинлев, выделявшийся своим свирепым видом, силой, огромными размерами и грознымрычанием. Среди рабов, которые были выбраны для сражения с этими львами,находился некий Андрод, родом из Дакии, принадлежавший одному римскомувельможе, имевшему звание консула. Названный лев, издали увидев Андрода,внезапно остановился и словно замер от восторга. Потом он ласково, кротко имирно приблизился к нему, как бы стараясь распознать его. Убедившись, чтоэто был тот, кого он искал, он принялся вилять хвостом, как это делают