Et, quoties victor ferrum iugulo inserit, illa
Delicias ait esse suas, pectusque iacentis
Virgo modesta iubet converso pollice rumpi. [13]
Первоначально римляне пользовались для этих поучительных зрелищ толькопреступниками, но впоследствии стали выпускать на арену и ни в чем неповинных рабов, и свободных граждан, продававших себя для этого, исенаторов, и римских всадников, и, больше того, даже женщин:
Nunc caput in mortem vendunt, et funus arenae
Atque hostem sibi quisque parat, cum bella quiescant. [14]
Hos inter fremitus novosque lusus,
Stat sexus rudis insciusque ferri,
Et pugnas capit improbus viriles. [15]
Все это я счел бы крайне странным и непонятным, если бы мы не привыклипостоянно видеть в качестве участников наших войн многие тысячи чужеземцев,отдающих за деньги и свою кровь, и самую жизнь в распрях, до которых им нетни малейшего дела.
Глава XXIVО величии римлян
Этому поистине неисчерпаемому предмету я намерен уделить всегонесколько слов; моя цель — показать недомыслие тех, кто пытается сравниватьс величием римлян жалкое величие нашего времени. В седьмой книге «Дружескихписем» Цицерона (пусть филологи, если того пожелают, лишат их названия«Дружеских», ибо оно и в самом деле не очень-то подходит, и те, кто вместо«Дружеские» именует их письмами ad familiares [1],могут извлечь кое-какие доводы в свою пользу из того, что в своем«Жизнеописании Цезаря» сообщает Светоний [2], а именно, что и у Цезаря былцелый том писем, написанных им ad familiares) — так вот в этой седьмой книгеесть одно письмо Цицерона к Цезарю, находившемуся в то время в Галлии. Вэтом письме Цицерон воспроизводит слова, содержавшиеся в конце письма,полученного им перед тем от Цезаря. Вот они: «Что касается Марка Фурия, окотором ты отзываешься с такой похвалой, то я сделаю его, если такова твояволя, царем Галлии. И вообще, если ты хочешь выдвинуть кого-нибудь из своихдрузей, присылай этого человека ко мне» [3]. Для простого римскогогражданина, каким был тогда Цезарь, было уже не внове располагать по своемуусмотрению целыми царствами, ибо к тому времени он успел отнять у Дейотара [4] его престол, чтобы отдать его некоему знатному пергамцу по имениМитридат. И те, кто описывает нам жизнь Цезаря, перечисляют еще несколькопроданных им государств; да и Светоний рассказывает [5], что Цезарь вытянулс одного раза из царя Птолемея три миллиона шестьсот тысяч экю, то естьпочти столько же, за сколько тот мог бы продать свое царство:
Tot Galatae, tot Pontus eat, tot Lydia nummis. [6]
Марк Антоний говаривал, что величие римского народа проявляется нестолько в том, что он взял, сколько в том, что он роздал [7]; и все же занесколько веков до Антония этот народ отнял нечто настолько значительное,что во всей истории Рима я не знаю никакого другого события, котороесообщало бы его имени большую славу и большее уважение. Антиох [8] владел в тевремена всем Египтом и готовился предпринять захват Кипра и прочих зависимыхот него областей. В самый разгар одерживаемых этим царем побед к нему прибылс поручением от сената Гай Попилий; он начал с того, что отказался коснутьсяцарской руки, пока царь не прочтет врученного им послания. Антиох, прочитавэто послание, заявил Попилию, что ему потребуется время на размышление.Тогда Попилий очертил находившимся у него прутиком место, на котором стоялАнтиох, и сказал, обращаясь к нему: «Сообщи, не выходя из этого круга,ответ, который я мог бы доставить сенату». Антиох, пораженный решительностьюстоль безоговорочно предъявленного ему повеления, подумав немного, ответил:«Я выполню все, что приказывает сенат».
После этого Попилий обратился к нему с приветствием, какое отнынеподобало ему, как «другу римского народа». Отказаться от столь беспредельнойвласти, и притом тогда, когда судьба так благоприятствовала ему, — и все этопод впечатлением каких-то трех строк послания! И он был, разумеется, прав,приказав, как он сделал, сообщить через своих послов сенату римскойреспублики, что он принял его приказания с таким же благоговением, как еслибы они исходили от бессмертных богов.
Все царства, завоеванные Августом по праву войны, он возвратил тем, ктовладел ими прежде, или раздарил чужеземцам. И по этому поводу Тацит,рассказывая о Когидуне, короле бриттов, одной замечательно удачной черточкойдает нам почувствовать всю бесконечность могущества римлян. Римляне, говоритон, имели обыкновение еще с древнейших времен оставлять во владениипобежденных царей, под их властью, принадлежавшие им ранее царства, «дабырасполагать даже царями в качестве орудий порабощения» — ut haberentinstrumenta servitutis et reges [9]. Весьма вероятно, что Сулейман [10],который, как мы видели, весьма милостиво отнесся к венгерскому королевству инекоторым другим государствам, руководствовался при этом скорее указаннымивыше соображениями, а не тем, какое имел обыкновение приводить в объяснениесвоих действий, а именно — что «он пресыщен и обременен таким множествоммонархий и владений».
Глава XXVО том, что не следует прикидываться больным
У Марциала есть удачная эпиграмма (ибо не все его эпиграммы одинаковогодостоинства), в которой он рассказывает забавную историю о Целии. Последний,не желая быть на ролях придворного у некоторых римских вельмож —присутствовать при церемонии их вставания, находиться при них и сопровождатьих — притворился страдающим подагрой. Стремясь отвести всякие сомнения вподлинности своей болезни, он стал лечиться от подагры: ему смазывали изакутывали ноги, и он до того естественно подделывался своим внешним видом иманерой держаться под подагрика, что под конец судьба ниспослала ему этосчастье на деле:
Tantum cura potest et ars doloris!
Desiit fingere Caelius podagram. [1]
Где-то у Аппиана [2], насколько мне помнится, я прочитал о подобном жеслучае с одним римлянином, который, чтобы не попасть в проскрипционныесписки, составлявшиеся триумвирами, и желая ускользнуть от бдительностисвоих гонителей, не только скрывался переодетым, но еще и притворялсяодноглазым. Когда он обрел большую свободу действий и решил снять пластырь,которым долгое время был заклеен один его глаз, то обнаружил, чтодействительно потерял зрение на этот глаз. Возможно, что в связи сдлительным бездействием этого глаза зрение в нем ослабело, но затоувеличилась зоркость другого глаза. Ибо нередко мы наблюдаем, что закрытыйглаз передает работающему часть своих функций, благодаря ему глаз, принявшийвесь труд на себя одного, как бы увеличивается и расширяется за этот счет.Нечто подобное могло произойти и в случае, приводимом Марциалом: отвычкаЦелия от ходьбы, укутывания ног и другие лечебные средства могли вызвать уего мнимого подагрика первые признаки этой болезни.
Читая у Фруассара [3] об одном отряде молодых английских рыцарей,которые, до переправы во Францию и до совершения каких-то там подвигов ввойне с нами, все носили повязку на левом глазу, я часто весело смеялся примысли, что с ними должно было приключиться то же, что и в приведенныхслучаях, и при возвращении в Англию они все предстали кривыми перед своимивозлюбленными, ради которых пустились в это предприятие.
Матери правы, когда бранят детей за то, что они подражают слепым,хромым, косоглазым, людям с какими-либо другими физическими недостатками,ибо, кроме того, что это может причинить вред не сложившемуся еще организмуребенка, получается так, как будто судьба нас подстерегает, чтобы поймать наэтом; мне довелось слышать о многих случаях, когда люди, изображавшиекакую-нибудь болезнь, потом и в самом деле заболевали ею.
С давних пор я до того привык — хожу ли пешком, езжу ли верхом —держать в руках трость или палку, что даже нахожу в этом известное изяществои мне нравится опираться на палку. Многие пугали меня тем, что когда-нибудьсудьба обратит мое щегольство в печальную необходимость. Я льщу себя поэтомунадеждой, что буду в таком случае первым подагриком во всем моем роде.
Однако вернемся к затронутой теме и поговорим еще о слепоте. Плинийсообщает [4] о случае, когда человек, вообразив себя во сне слепым, надругой день действительно ослеп, совершенно не болев до этого. Силавоображения, как я утверждал в другом месте [5], могла при этом сыграть своюроль, и кажется, что это мнение разделяет и Плиний; но более вероятно, чтовнутренние ощущения потери зрения, которые испытывал организм и причинукоторых установят, если им угодно будет, врачи, явились поводом для такогосна.
Приведем еще один близкий к этому случай, о котором рассказывает водном из своих писем Сенека. «Ты знаешь, — пишет Сенека Луцилию [6], — чтоГарпаста, шутиха моей жены, осталась у меня в доме в этой должности,