подобных примеров горячей преданности и самоотверженности нельзя быловстретить в лагере католической партии, среди сторонников старой веры.
Чувство диктует нам более повелительно, чем разум.
Во время войны с Ганнибалом солдаты и военачальники, следуя примерущедрости римского народа, отказались от жалованья, так что в лагере Марцелла [39] тех, кто не отказывался от жалованья, называли наемниками.
Когда солдаты Цезаря в битве под Диррахием понесли поражение, они самипотребовали для себя наказания, и Цезарю пришлось скорее утешать их, чемнаказывать [40]. Одна-единственная его когорта в течение четырех часоввыдерживала натиск четырех легионов Помпея и почти до последнего человекабыла истреблена неприятельскими лучниками, так что под конец во рву былонайдено 130000 стрел [41]. Один из его воинов, Сцева, защищавший воротаукрепления, держался неколебимо, несмотря на то, что у него был выбит глаз,а бедро и одно плечо пронзены насквозь и щит пробит ста двадцатью ударами [42]. Многие его солдаты, попав в плен, предпочитали умереть, чемсогласиться перейти на сторону врага. Граний Петроний [43] был захвачен вАфрике Сципионом; тот приговорил к смерти всех находившихся с Петронием, аему самому обещал помилование, ввиду того что он человек знатный и квестор.В ответ на это Петроний заявил, что воины Цезаря привыкли давать пощаду, ноне получать ее от других, и с этими словами тут же покончил с собой.
Можно привести бесчисленное количество примеров преданности, выказаннойЦезарю его солдатами. Нельзя забыть поведение тех, кто были осаждены вСалонах [44] (городе, стоявшем на стороне Цезаря против Помпея), ввидуисключительности происшедшего здесь случая. Марк Октавий подверг Салоныблокаде; осажденные терпели нужду во всем до такой степени, что для того,чтобы пополнить недостаток в людях — ибо большинство их было либо перебито,либо ранено, — они отпустили на свободу всех своих рабов и, обрезав волосы увсех женщин, свили из них веревки для своих метательных орудий. Кроме всегоэтого, они терпели ужасные муки из-за полного отсутствия продовольствия, нотем не менее были полны решимости ни в коем случае не сдаваться. Затянувтаким образом осаду надолго и добившись того, что Октавий стал болеенебрежен и менее внимателен, осажденные однажды в полдень улучили удобныймомент. Они расставили на стенах своих укреплений жен и детей, чтобы отвлечьвнимание неприятеля, а сами с такой яростью набросились на осаждавших, чтозахватили один за другим первые четыре их лагеря, а потом и остальные,вытеснив их полностью из укреплений и заставив бежать на корабли. СамОктавий спасся бегством в Диррахий, где находился Помпеи. Я не могуприпомнить другого подобного примера, чтобы осажденные наголову разбилиосаждающих и взяли инициативу в свои руки; не помню я также случая, чтобыпростая вылазка привела к столь полной и решительной победе.
Глава XXXVО трех истинно хороших женщинах
Всем известно, что хороших женщин не так-то много, не по тринадцать надюжину, а в особенности мало примерных жен. Ведь брак таит в себе столькошипов, что женщине трудно сохранить свою привязанность неизменной в течениедолгих лет. Хотя мужчины в этом отношении и стоят намного выше, однако и имэто не легко дается.
Показателем счастливого брака, убедительнейшим доказательством его,является долгая совместная жизнь в мире, согласии, без измен. В наше время —увы! — жены большей частью выказывают свои неустанные заботы и всю силусвоей привязанности к мужьям, когда тех уже нет в живых; по крайней мереименно тогда жены стараются доказать свою любовь. Что и говорить —запоздалые, несвоевременные доказательства! Жены скорее, пожалуй, доказываютэтим, что любят своих мужей мертвыми. Жизнь была наполнена пламенемраздоров, а смерть — любовью и уважением. Подобно тому как родители нередкотаят любовь к детям, так и жены часто скрывают свою любовь к мужьям,соблюдая светскую пристойность. Эта скрытность не в моем вкусе: такие женымогут сколько угодно неистовствовать и рвать на себе волосы, я же в такомслучае спрашиваю какую-нибудь горничную или секретаря: «Как они относилисьдруг к другу? Как они жили друг с другом?» Я всегда припоминаю по этомуповоду чудесное изречение: iactantius maerent, quae minus dolent [1]. Ихотчаяние противно живым и не нужно мертвым. Мы не против того, чтобы онирадовались после нас, лишь бы они радовались вместе с нами при нашей жизни.Можно просто воскреснуть от досады, если та, кому наплевать было на меня прижизни, готова чесать мне пятки, когда я только-только испустил дух. Если,оплакивая мужей, жены проявляют благородство, то право на него принадлежиттолько тем, которые улыбались им при жизни; но жены, которые, живя с нами,грустили, пусть радуются после нашей смерти, пусть будет у них на лице тоже, что и в душе. Поэтому не обращайте внимания на их полные слез глаза ижалобный голос: смотрите лучше на горделивую поступь, на цвет лица иокруглившиеся щеки под траурным покрывалом: эти вещи раскроют вам гораздобольше, чем любые слова. Многие из них, овдовев, начинают расцветать, —разве это не безошибочный показатель их самочувствия? Они блюдутустановленные для вдов приличия не из уважения к прошлому, а в расчете нато, что их ждет: это — не уплата долга, а накопление для будущего. В днимоего детства некая почтенная и очень красивая дама, которая и сейчас ещежива, вдова одного принца, носила больше драгоценностей, чем положено понашим обычаям для вдов. Когда ее упрекнули в этом, она ответила: «По ведь яне завожу больше новых привязанностей и не собираюсь вновь выходить замуж».
Не желая идти вразрез с принятым у нас обычаем, я расскажу здесь лишь отрех женах, вся глубина любви и доброты которых по отношению к их мужьямтоже проявилась в момент смерти последних; однако эти примеры несколькоотличны от приведенных: здесь имели место крайние обстоятельства и женщиныпожертвовали своей жизнью.
У Плиния Младшего [2], около одной его усадьбы в Италии, был сосед,который невероятно страдал от гнойных язв, покрывавших его половые органы.Жена его, видя долгие и непрестанные мучения своего мужа, попросила, чтобыон позволил ей самой осмотреть его, говоря, что никто откровеннее ее нескажет ему, есть ли надежда. Получив согласие мужа и внимательно осмотревего, она нашла, что надежды на выздоровление нет и что ему предстоит ещедолго влачить мучительное существование. Во избежание этого она посоветовалаему вернейшее и лучшее средство — покончить с собой. Но, видя, что у него нехватает духу для такого решительного поступка, она прибавила: «Не думай,друг мой, что твои страдания терзают меня меньше, чем тебя; чтобы избавитьсяот них, я хочу испытать на себе то самое лекарство, которое я тебепредлагаю. Я хочу быть вместе с тобой при твоем выздоровлении, так же какбыла вместе с тобой в течение всей твоей болезни. Отрешись от страха смертии думай о том, каким благом будет для нас этот переход, который избавит насот нестерпимых страданий: мы уйдем вместе, счастливые, из этой жизни».Сказав это и подбодрив своего мужа, она решила, что они выбросятся в море изокна своего дома, расположенного у самого берега. И желая, чтобы муж ее допоследней минуты был окружен той преданной и страстной любовью, какою онадарила его в течение всей жизни, она захотела, чтобы он умер в ее объятиях.Однако боясь, чтобы руки его при падении и от страха не ослабели и неразомкнулись, она плотно привязала себя к нему и рассталась с жизнью радитого, чтобы положить конец страданиям своего мужа.
Это была женщина совсем простого звания, но именно среди простых людейнередко можно встретить проявления необыкновенного благородства:
extrema per illos
Iustitia excedens terris vestigia fecit. [3]
Две другие женщины, о которых я собираюсь рассказать, были богатые изнатного происхождения, а среди таких людей примеры доблести — редчайшееявление.
Аррия, жена консула Цецины Пета, была матерью Аррии младшей, жены тогосамого Тразеи Пета, что прославился своей добродетелью во времена Перона, ачерез этого своего зятя Аррия старшая была бабкой Фаннии (одинаковые имена уэтих двух жен и двух мужей, а также сходная их судьба привели к тому, чтомногие потом их смешивали) [4]. Аррия старшая, когда ее муж, Цецина Пет, былзахвачен солдатами императора Клавдия после гибели Скрибониана [5](сторонником которого он был), стала умолять тех, кто увозил его в Рим,позволить ей ехать вместе с ним. Она будет стоить им дешевле — убеждалаАррия солдат — и будет меньшей помехой, чем рабы, которые понадобятся им дляобслуживания ее мужа, ибо она одна будет убирать его комнату, стряпать иисполнять все другие обязанности. Но ей было отказано. Тогда она, не медля,наняла рыбачье суденышко и на нем последовала за мужем от самой Иллирии.Однажды, когда они были уже в Риме, в присутствии императора Клавдия, Юния,вдова Скрибониана, приблизилась к ней с выражением дружеского участия ввидуобщности их судеб, но Аррия резко отстранила ее от себя со словами: «И тыхочешь, — сказала она, — чтобы я говорила с тобой или стала тебя слушать? Утебя на груди убили Скрибониана, а ты все еще живешь?» Из этих слов Аррии,так же как из многих других признаков, родные ее заключили, что оназамышляет самоубийство и стремится разделить судьбу своего мужа. Ее зять,Тразея, умоляя ее не губить себя, сказал ей: «Если бы меня постигла такая же