участь, как и Цецину, то разве ты захотела бы, чтобы моя жена — твоя дочь —покончила с собой?» — «Что ты сказал! — воскликнула Аррия. — Захотела ли быя? Да, да, безусловно захотела бы, если бы она прожила с тобой такую жедолгую жизнь и в таком же согласии, как я со своим мужем». Ответ этот усилилбдительность ее близких, которые стали внимательно следить за каждым еешагом. Однажды она сказала тем, кто ее стерег: «Это ни к чему: вы добьетесьлишь того, что я умру более мучительной смертью, но добиться, чтобы я неумерла, вы не сможете». С этими словами она вскочила со стула, на которомсидела, и со всего размаху ударилась головой о противоположную стену. Когдапосле долгого обморока ее, тяжело раненную, с величайшим трудом привели вчувство, она сказала: «Я говорила вам, что если вы лишите меня возможностилегко уйти из жизни, я выберу любой другой путь, каким бы трудным он ниоказался».
Смерть этой благородной женщины была такова. У ее мужа Пета не хваталомужества самому лишить себя жизни, как того требовал приговор, вынесенныйему жестоким императором. Однажды Аррия, убеждая своего мужа покончить ссобой, сначала обратилась к нему с разными увещаниями, затем выхватилакинжал, который носил при себе ее муж и, держа его обнаженным в руке, взаключение своих уговоров промолвила: «Сделай, Пет, вот так». В тот же мигона нанесла себе смертельный удар в живот и, выдернув кинжал из раны, подалаего мужу, закончив свою жизнь следующими благороднейшими и бессмертнымисловами: Paete, non dolet [6]. Она успела произнести только эти трикоротких, но бесценных по своему значению слова: «Пет, это вовсе не больно» [7]:
Casta suo gladium cum traderet Arria Paeto
Quem de visceribus traxerat ipsa suis:
Si qua fides, vulnus quod feci, non dolet, inquit;
Sed quod tu facies, id mihi, Paete, dolet. [8]
Слова Аррии в тексте Плиния производят еще более глубокое впечатление иеще более значительны. И правда, нужно было обладать беззаветным мужеством,чтобы нанести смертельную рану себе и побудить сделать то же самое мужа, но,чего бы это ей ни стоило, тут она была и побудителем и советчиком; однакосамое замечательное в другом. Совершив этот высокий и смелый подвигединственно ради блага своего мужа, она до последнего своего вздоха былапреисполнена заботы о нем и, умирая, жаждала избавить его от страхапоследовать за ней. Пет, не раздумывая, убил себя тем же кинжалом; мнекажется, он устыдился того, что ему понадобился такой дорогой, такойневознаградимый урок.
Помпея Паулина, молодая и весьма знатная римская матрона, вышла замужза Сенеку, когда тот был уже очень стар [9]. В один прекрасный деньвоспитанник Сенеки, Нерон, послал своих приспешников объявить ему, что оносужден на смерть; делалось это так: когда римские императоры того времениприговаривали к смерти какого-нибудь знатного человека, они предлагали емучерез своих посланцев выбрать по своему усмотрению ту или иную смерть ипредоставляли для этого определенный срок, иногда очень короткий, а иной разболее длительный, сообразно степени их немилости. Осужденный имел такимобразом иногда возможность привести за это время в порядок свои дела, ноиной раз за краткостью срока не в состоянии был этого сделать; если жеприговоренный не повиновался приказу, императорские слуги присылали длявыполнения его своих людей, которые перерезали осужденному вены на руках ина ногах или же насильно заставляли его принять яд; однако люди благородныене дожидались такой крайности и прибегали к услугам своих собственных врачейи хирургов. Сенека спокойно и уверенно выслушал сообщенный ему приказ ипопросил бумаги, чтобы составить завещание. Когда центурион отказал ему вэтом, Сенека обратился к своим друзьям со следующими словами: «Так как ялишен возможности отблагодарить вас по заслугам, то оставляю вамединственное, но лучшее что у меня есть, — память о моей жизни и нравах;если вы исполните мою просьбу и сохраните воспоминание о них, вы приобрететеславу настоящих и преданных друзей». Вместе с тем, стараясь облегчитьстрадания, которые он читал на их лицах, он обращался к ним то с ласковойречью, то со строгостью, чтобы придать им твердость, и спрашивал у них: «Гдеже те прекрасные философские правила, которых мы придерживались? Гдерешимость бороться с превратностями судьбы, которые мы столько лет сносили?Разве мы не знали о жестокости Нерона? Чего можно было ждать от того, ктоубил родную мать и брата? Разве ему не оставалось только прибавить к этомунасильственную смерть своего наставника и воспитателя?» Сказав это, онобратился к жене и, крепко обняв ее, — так как, подавленная горем, онатеряла и душевные, и телесные силы — стал умолять ее, чтобы она из любви кнему стойко перенесла удар. «Настал час, — сказал он, — когда надо показатьне на словах, а на деле, какое поучение я извлек из моих философскихзанятий: не может быть сомнений, что я без малейшей горечи, а наоборот, срадостью встречу смерть». «Поэтому, друг мой, — утешал он жену, — не омрачайее своими слезами, чтобы не сказали о тебе, что ты больше думаешь о себе,чем о моей доброй славе. Победи свою скорбь и найди утешение в том, что тызнала меня и мои дела; постарайся провести остаток своих дней в благородныхзанятиях, к которым ты так склонна». В ответ на это Паулина, собравшисьнемного с силами и укрепив свой дух благороднейшей любовью к мужу, сказала:«Нет, Сенека, я не могу оставить тебя в смертный час, я не хочу, чтобы тыподумал, что доблестные примеры, которые ты показал мне в своей жизни, ненаучили меня умереть как подобает; как смогу я доказать это лучше,чистосердечнее и добровольнее, чем окончив жизнь вместе с тобой?» ТогдаСенека, не противясь столь благородному и мужественному решению своей жены иопасаясь оставить ее после своей смерти на произвол жестокости своих врагов,сказал: «Я дал тебе, Паулина, совет, как тебе провести более счастливо твоидни, но ты предпочитаешь доблестную кончину; я не стану оспаривать этойчести. Пусть твердость и мужество перед лицом смерти у нас одинаковы, но утебя больше величия славы». Вслед за тем им обоим одновременно вскрыли венына руках, но так как у Сенеки они были сужены и из-за возраста его, и из-заобщего истощения, то он, очень медленно и долго истекая кровью, приказал,чтобы ему еще перерезали вены на ногах. Опасаясь, чтобы его муки не ослабилидух его жены, а также желая избавить самого себя от необходимости видеть еев таком ужасном состоянии, он, с величайшей нежностью простившись с ней,попросил, чтобы она позволила перенести ее в соседнюю комнату, что и былоисполнено. Но так как и вскрытие вен на ногах не принесло ему немедленнойсмерти, то Сенека попросил своего врача Стачия Аннея дать ему яд. Однакотело его до такой степени окоченело, что яд не подействовал. Поэтомупришлось еще приготовить ему горячую ванну, погрузившись в которую онпочувствовал, что конец его близок. Но до последнего своего вздоха онпродолжал излагать исполненные глубочайшего значения мысли о своемпредсмертном часе. Находившиеся при нем секретари старались записать все,что в состоянии были расслышать, и долгое время после смерти Сенеки этизаписи сказанных им в последний час слов ходили по рукам и пользовалисьвеличайшим почетом среди его современников. (Какая огромная потеря, что онине дошли до нас!) Почувствовав приближение кончины, Сенека, зачерпнувладонью смешавшейся с кровью воды и оросив ею голову, сказал, что совершаетэтой водой возлияние Юпитеру Избавителю. Нерон, узнав обо всем этом иопасаясь, чтобы ему не поставили в вину смерть Паулины, которая принадлежалак именитейшему римскому роду и к которой он не питал особой вражды, приказалсрочно перевязать ей раны, что и было исполнено его посланцами без ееведома, ибо она была без чувств и наполовину мертвая. Оставшись, вопрекисвоему намерению, в живых, она вела жизнь похвальную, вполне достойную еедобродетели, а навсегда сохранившаяся бледность ее лица доказывала, какмного жизненных сил она потеряла, истекая кровью.
Вот три истинных происшествия, которые я хотел рассказать и которые янахожу не менее увлекательными и трагическими, чем все то, что мы пообязанности измышляем для развлечения публики. Меня удивляет, что те, ктозанимается этим, не предпочитают черпать тысячи таких замечательныхпроисшествий из книг: это стоило бы им меньших усилий и приносило бы большепользы и удовольствия. Тот, кто захотел бы создать из них единое идолговечное произведение, должен был бы со своей стороны только связать искрепить их, как спаивают один металл с помощью другого. Подобным образомможно было бы соединить воедино множество истинных событий, разнообразя их ирасполагая так, чтобы от этого красота всего произведения в целом тольковыиграла, как, например, поступил Овидий, использовавший в своих«Метаморфозах» множество прекрасных сказаний.
В истории этой четы — Сенеки и Паулины — достойно внимания еще и то,что Паулина охотно готова была расстаться с жизнью из любви к мужу, подобнотому как Сенека в свое время из любви к ней отверг мысль о смерти. Нам можетпоказаться, что расплата со стороны Сенеки была не так уж велика, но, верныйсвоим стоическим принципам, он, я думаю, полагал, что сделал для нее неменьше, оставшись в живых, чем если бы умер ради нее. В одном из своих писемк Луцилию [10] Сенека сообщает, что, находясь в Риме и почувствовав приступлихорадки, он тотчас же сел на колесницу и направился в один из своихзагородных домов, вопреки настояниям жены, пытавшейся удержать его. Сенекапостарался уверить ее, что лихорадка гнездится не в его теле, а в Риме.Вслед за тем Сенека пишет в упомянутом письме: «Она отпустила меня,строжайше наказав мне заботиться о моем здоровье. И вот, так как я знаю, чтоее жизнь зависит от моей, я начинаю заботиться о себе, заботясь тем самым о