ней. Я отказываюсь от преимущества, которое дает мне моя старость,закалившая меня и научившая переносить многое, всякий раз, когда вспоминаю,что с этим старцем связана молодая жизнь, предоставленная моим заботам. Таккак я не могу заставить ее любить меня более мужественно, то мне приходитсязаботиться о себе как можно лучше: ведь надо же расплачиваться за глубокиепривязанности, и, хотя в некоторых случаях обстоятельства внушают нам совсеминое, приходится призывать к себе жизнь, как она ни мучительна, приходитсяпринимать ее, стиснув зубы, ибо закон велит порядочным людям жить не так,как хочется, а повинуясь долгу. Кто не настолько любит свою жену или друга,чтобы быть готовым ради них продлить свою жизнь, и упорствует в стремленииумереть, тот слишком изнежен и слаб. Наше сердце должно уметь принуждатьсебя к жизни, если это необходимо для блага наших близких, нужно иногдаполностью отдаваться друзьям и ради них отказываться от смерти, которой мыхотели бы для себя. Оставаться в живых ради других — это доказательствовеликой силы духа, как об этом свидетельствует пример многих выдающихсялюдей; исключительное великодушие в том, чтобы стараться продлить своюстарость (величайшее преимущество которой в том, что можно не заботиться опродлении своего существования и жить, ничего не боясь и ничего не щадя),если знаешь, что это является радостью, счастьем и необходимостью для того,кто глубоко тебя любит. И как же велика награда за это, — ибо есть ли насвете большее счастье, чем представлять для своей жены такую ценность, чтотебе приходится дорожить и собой. Наказав мне заботиться о себе, моя Паулинане только передала мне свой страх за меня, но и усугубила мой собственный. Яне мог больше думать о том, чтобы умереть с твердостью, а должен был думатьо том, как невыносимо будет для нее это страдание. И я подчинилсянеобходимости жить, ибо величие души иногда в том, чтобы предпочесть жизнь».Таковы слова Сенеки, столь же замечательные, как и его деяния.
Глава XXXVIО трех самых выдающихся людях
Если бы меня попросили произвести выбор среди всех известных мне людей,я, мне кажется, счел бы наиболее выдающимися следующих трех человек.
Первый из них — Гомер; и не потому, чтобы Аристотель или, к примеру,Варрон были менее знающими, чем он, или чтобы с его искусством нельзя былосравнить, скажем, искусство Вергилия. Я не берусь этого решать ипредоставляю судить тем, кто знает и того, и другого. Мне доступен толькоодин из них, и я, в меру отпущенного мне понимания в этом деле, могу лишьсказать, что, по-моему, вряд ли даже сами музы превзошли бы римского поэта:
Tale facit carmen docta testudine quale
Cynthius impositis temperat articulis. [1]
Однако же при этом сопоставлении, следует помнить, что своимсовершенством Вергилий больше всего обязан Гомеру; именно Гомер является егоруководителем и наставником, и самый замысел «Илиады» послужил образцом,давшим жизнь и бытие непревзойденной и божественной «Энеиде». Но для меня вГомере важно не это, мне Гомер представляется существом исключительным,каким-то сверхчеловеком по другим причинам. По правде говоря, я нередкоудивляюсь, как этот человек, который сумел своим авторитетом создать такоемножество богов и обеспечить им признание, не сделался богом сам. Слепойбедняк, живший во времена, когда не существовало еще правил науки и точныхнаблюдений, он в такой мере владел всем этим, что был с тех пор для всехзаконодателей, полководцев и писателей — чего бы они ни касались: религии,философии со всеми ее течениями или искусства, — неисчерпаемым кладеземпознаний, а его книги — источником вдохновения для всех:
Quidquid sit pulchrum, quid turpe, quid utile, quid non,
Plenius ac melius Chrisippo ac Crantore dicit; [2]
или, как утверждает другой поэт:
А quo, ceu fonte perenni
Vatum Pieriis labra rigantur aquis; [3]
или, как выражается третий:
Adde Heliconiadum comites, quorum unus Homerus
Astra potitus; [4]
или, как заявляет четвертый:
cuiusque ex ore profuso
Omnis posteritas latices in carmina duxit,
Amnemque in tenues ausa est deducere rivos,
Unius foecunda bonis. [5]
Созданные им самые замечательные в мире произведения не укладываются нив какие привычные рамки и почти противоестественны; ибо, как правило, вещи вмомент их возникновения несовершенны, они улучшаются и крепнут по мерероста, Гомер же сделал поэзию и многие другие науки зрелыми, совершенными изаконченными с самого их появления. На этом основании его следует назватьпервым и последним поэтом, так как, согласно справедливому, сложившемуся онем в древности изречению, у Гомера не было предшественников, которым он могбы подражать, но не было зато и таких преемников, которые оказались бы всилах подражать ему. По мнению Аристотеля [6], слова Гомера — единственныеслова, наделенные движением и действием, исключительные по значительностислова. Александр Великий, найдя среди оставленных Дарием вещей драгоценныйларец, взял этот ларец и приказал положить в него принадлежавший ему личносписок поэм Гомера, говоря, что это его лучший и вернейший советчик во всехвоенных предприятиях [7]. На том же основании сын Александрида, Клеомен,утверждал, что Гомер — поэт лакедемонян, так как он наилучший наставник ввоенном деле [8]. По мнению Плутарха, Гомеру принадлежит та редчайшая иисключительная заслуга, что он единственный в мире автор, который никогда неприедался и не надоедал людям, а всегда поворачивался к ним неожиданнойстороной, всегда очаровывая их новой прелестью. Беспутный Алкивиад попросилнекогда у одного писателя какое-то из сочинений Гомера и влепил ему оплеуху,узнав, что у писателя его нет [9]; это все равно, как если бы укакого-нибудь нашего священника не оказалось молитвенника. Ксенофан однаждыпожаловался сиракузскому тирану Гиерону на свою бедность, которая доходиладо того, что он не в состоянии был прокормить двух своих слуг. «А тыпосмотри, — ответил ему Гиерон, — на Гомера, который, хоть и был во многораз беднее тебя, однако же и по сей день, лежа в могиле, питает десяткитысяч людей» [10].
А что иное означали слова Панэция, когда он назвал Платона Гомеромфилософов [11]? Какая слава может сравниться со славой Гомера? Ничто неживет в устах людей такой полной жизнью, как его имя и его произведения,ничего не любят они так и не знают так, как Трою, прекрасную Елену и войныиз-за нее, которых, может быть, на самом деле и не было. До сих пор мы даемсвоим детям имена, сочиненные им свыше трех тысяч лет назад. Кто не знаетГектора и Ахилла? Не отдельные только нации, а большинство народов стараетсявывести свое происхождение, опираясь на его вымыслы. Разве не писал турецкийсултан Мехмед II папе Пию II [12]: «Я поражаюсь, почему сговариваются иобъединяются против меня итальянцы? Разве мы не происходим от одних и тех жетроянцев и не у меня ли та же цель, что и у них, — отомстить за кровьГектора грекам, которых они натравливают на меня?» Разве не грандиозенспектакль, в котором цари, республиканские деятели и императоры в течениестольких веков стараются играть гомеровские роли? И не является ли аренойэтого представления весь мир? Семь греческих городов оспаривали друг у другаправо считаться местом его рождения; так, даже самая невыясненность егобиографии служит к вящей славе его.
Smyrna, Rhodos, Colophon, Salamis, Chios, Argos, Athenae. [13]
Вторым наиболее выдающимся человеком является, на мой взгляд, АлександрМакедонский. Если учесть, в каком раннем возрасте он начал совершать своиподвиги, с какими скромными средствами он осуществил свой грандиозный план,каким авторитетом он с отроческих лет пользовался у крупнейших и опытнейшихполководцев всего мира, старавшихся подражать ему; если вспомнитьнеобычайную удачу, сопутствовавшую стольким его рискованным — чтобы несказать безрассудным — походам, —
impellens quicquid sibi summa petenti
Obstaret, gaudensque viam fecisse ruina; [14] —
если принять во внимание, что в возрасте тридцати трех лет он прошелпобедителем по всей обитаемой вселенной и за полжизни достиг такого полногорасцвета своих дарований, что в дальнейшие годы ему нечего было прибавить нив смысле доблести, ни в смысле удач, — то нельзя не признать, что в нем былонечто сверхчеловеческое. Его воины положили начало многим царским династиям,а сам он оставил после себя мир поделенным между четырьмя своимипреемниками, простыми военачальниками его армии, потомки которых напротяжении многих лет удерживали затем под своей властью эту огромнуюимперию. А сколько было в нем выдающихся качеств: справедливости, выдержки,щедрости, верности данному им слову, любви к ближним, человеколюбия поотношению к побежденным. Его поступки и впрямь кажутся безупречными, если не