Опыты — страница 193 из 287

губить столько людей» [29].

Если бы я был на месте врачей, я окружил бы медицину священным итаинственным ореолом: врачи в свое время положили хорошее начало этому делу,но не довели его до конца. Врачи умно поступили, объявив богов и демоновродоначальниками медицины, создав особый язык и особую письменность,невзирая на философское наставление, гласящее, что безумно давать человекублагие советы на непонятном ему наречии — Ut si quis medicus imperet utsumat:

Terrigenam, herbigradam, domiportam, sanguine cassam. [30]

Под стать их искусству было правило — его придерживаются все пустые имнимые науки, толкующие о сверхъестественном, — которое требовало, чтобыбольной заранее верил им и был убежден в правильности их действий. Онитвердо держатся этого правила и считают, что самый невежественный инесмышленый лекарь более полезен больному, который верит в него, чем самыйопытный, но незнакомый больному врач. Даже выбор большинства их лекарствзагадочен и таинствен; вроде, например, левой ноги черепахи, мочи ящерицы,испражнений слона, печени крота, крови, взятой из-под правого крыла белогоголубя, а для нас, злополучных почечных больных (до того глубоко ихпрезрение к нашей болезни!), истолченный в порошок крысиный помет; можноперечислить еще много подобных нелепостей, которые скорее смахивают наколдовские чары, чем на серьезную науку. Я не стану распространяться оприписывании несчетного количества пилюль, о выделении особых дней ипраздников в году для лечебных целей, об установленных часах для сборацелебных трав и, наконец, об их противных и высокомерных манерах вобхождении с больным, над чем издевался даже Плиний. Но я хочу сказать, чтоони просчитались, положив врачебному искусству столь блестящее начало и неприсовокупив правила, в силу которого их совещания и консультации должныбыть окружены ореолом святости и таинственности; никто из простых смертныхне должен был бы иметь к ним доступа, так же как и к таинственным обрядам,посвященным Эскулапу [31]. Действительно, ввиду отсутствия такого правила ихколебания, несостоятельность их доводов и предсказаний, резкость их споровмежду собой, проникнутых ненавистью и завистью другу к другу, — у всех навиду, и надо быть слепым, чтобы не понимать, как рискованно очутиться у нихв лапах. Видел ли кто-нибудь врача, который согласился бы с назначениемсвоего коллеги, ничего не вычеркнув или не прибавив? Они предают этим своюнауку и выдают себя с головой, показывая, что больше заботятся о своейрепутации и, следовательно, о своей выгоде, чем об интересах больного.Наиболее мудрым из сословия врачей был тот из них, кто в давние временапредписал, чтобы больного лечил только один врач, ибо если он не преуспеет вэтом, то ущерб для врачебного искусства будет невелик, так как вина падетвсего лишь на одного врача, и наоборот, если ему посчастливится, то этобудет к вящей славе медицины; если же врачей, лечащих больного, много, тоони все роняют свою профессию, поскольку большей частью их постигаютнеудачи. Врачи должны были бы не увеличивать и без того огромный разбродмнений, существующий у виднейших античных представителей медицинской науки,ибо об этой разноголосице знают только книжники, и не выставлять напоказперед народом своих нескончаемых споров и сомнений.

Приведем образчик старинных споров, которые ведутся в медицинскойнауке. Гиерофил считает исконной причиной болезней соки; Эрасистрат —артериальную кровь; Асклепиад — невидимые атомы, проникающие в поры нашегоорганизма; Алкмеон усматривает причину их в избытке или, наоборот, вистощении физических сил; Диоклес — в неодинаковом значении различныхэлементов нашего организма и в качестве воздуха, которым мы дышим; Стратон —в нашей пище, которая слишком обильна, недоброкачественна и плохопереваривается; наконец, Гиппократ считает источником болезней населяющихтело духов. Один из доброжелателей медицины, которого врачи знают лучше, чемя [32], воскликнул по этому поводу, что медицина самая важная из наших наук,поскольку она печется о нашем здоровье и долголетии, но, к несчастью, она жеи самая недостоверная, ибо в ней множество невыясненных вопросов и всепостоянно меняется. Не будет большой беды, если мы ошибемся, измеряя высотусолнца над горизонтом или напутав в дробях при каком-нибудь астрономическомподсчете; но в медицине, где речь идет о нашей жизни, неразумно отдаватьсяна волю борющихся между собой стихий.

До Пелопоннесской войны медицина находилась в зачаточном состоянии [33]. Гиппократ создал ей популярность. Но все установленное Гиппократомбыло отвергнуто Хрисиппом, а вслед за тем внук Аристотеля, Эрасистрат,опроверг все, что писал Хрисипп. На смену им пришли эмпирики, которые вотличие от древнейших врачей стали на совершенно новый путь в примененииврачебного, искусства. Когда популярность эмпириков стала сходить на нет,Гиерофил ввел новый вид этого искусства, который в свою очередьраскритиковал и уничтожил Асклепиад. Вслед за тем приобрели силу медицинскиевоззрения Фемисона, после него — Мусы, а еще позднее — Вексия Валента,врача, известного своими услугами Мессалине [34]. Во времена Нероназаконодателем в области медицины сделался Фессал, развенчавший и отменившийвсе, что принято было в медицине до него. Учение Фессала было опровергнутоКрином из Марселя, который вновь установил, что все медицинские предписаниядолжны сообразоваться с движением светил, что следует есть, пить и спать вчасы, угодные Луне и Меркурию. Вслед за тем очередным авторитетом в медицинестал Харин, врач из того же города Марселя. Последний отрицал не только всюстаринную медицину, но и выступил против принятых на протяжении многих вековтеплых ванн. Он предписывал людям купаться в холодной воде, даже зимой, иназначал им окунаться в источники при той температуре воды, которая была имсвойственна. Вплоть до времен Плиния ни один римлянин еще не отваживалсязаниматься медицинской практикой; этим делом занимались только иностранцы игреки, подобно тому как у нас, французов, ею занимаются «латинисты», ибо,как утверждает один выдающийся врач, мы не доверяем лечению, которое нампонятно, так же как и лекарственным травам, которые мы сами собираем. Еслинароды отдаленных стран, из которых мы ввозили гваяковое дерево,сальсапарель и хинное дерево, имеют лечебные средства, то мы полагаем, чтоони намного превосходят капусту или петрушку, так как они дороги, редки инеобычны, — ибо кто посмеет отнестись с недоверием к вещам, которыеприбывают из-за моря, подвергаясь опасностям столь далекого путешествия?

Все перевороты, о которых я говорил, произошли в медицине в давниевремена, но с тех пор в ней произошло еще бесчисленное множество других,большей частью очень решительных и всеобъемлющих. Они продолжаются и по сейдень; примером могут служить реформы, произведенные в наше времяПарацельсом, Фьораванти и Аржантье [35]. Эти врачи дают больным не толькоиные предписания, но, как мне сообщали, совершенно меняют самую основу ипринципы медицины, обвиняя в невежестве и обмане тех, кто занимался ею доних. Предоставляю вам самим решить, как должен себя чувствовать при этомнесчастный пациент!

Если бы в тех случаях, когда врачи ошибаются, мы могли быть уверены,что их назначения, не помогая нам, по крайней мере не приносят нам вреда,нас утешала бы мысль, что, стремясь к лучшему, мы по крайней мере ничем нерискуем.

В одной из своих басен Эзоп рассказывает [36]: некий хозяин, купившийраба-мавра, решил, что его чернота случайного происхождения и вызвана дурнымобращением прежнего хозяина. Поэтому он принялся усиленно лечить егонепрерывным отмыванием и различными снадобьями, но добился только того, чтомавр, нисколько не побелев, утратил свое первоначальное здоровье.

А сколько раз случается нам быть свидетелями того, как врачи обвиняютдруг друга в смерти их пациентов! Мне припоминается эпидемия очень опаснойболезни со смертельным исходом, которая несколько лет тому назадсвирепствовала в городах моей области; когда эта буря, унесшая множестволюдей, улеглась, один из самых прославленных наших врачей выпустил брошюру [37], касающуюся этой болезни. В ней он пересмотрел свое отношение ккровопусканию и пришел к выводу, что применение его при этой болезни былоошибочным; он признает, что это была одна из главных причин гибели множествалюдей. Более того, врачи считают, что нет такого лекарства, которое не былобы в какой-то мере вредным для организма. Но если даже помогавшие намлекарства причиняют известный вред, то что сказать о тех средствах, которыенам прописываются совершенно ошибочно?

Я же считаю, что не следует заставлять глотать лекарства тех, кому онопротивно, ибо в трудную минуту болезни подобное усилие опасно и вредно; яполагаю, что это слишком большое испытание для больного в момент, когда онособенно нуждается в покое. Кроме того, расценивая обстоятельства, в которыхврачи обычно усматривают причину наших болезней, я нахожу их предположениявесьма легковесными и неубедительными, — из чего я делаю вывод, чтонебольшая ошибка в прописанном ими лечении может причинить нам серьезныйвред.

Но если ошибка врача — вещь опасная, то наше дело совсем дрянь, ибоврачу нелегко не впадать постоянно в ошибки. Врач должен знать очень много осамом больном, учитывая множество обстоятельств и соображений, чтобыправильно назначить лечение. Он должен знать физический склад больного, еготемперамент и нрав, его склонности, его действия, даже его мысли ипредставления. Врач должен учитывать внешние обстоятельства, характер