предательского убийства выдал убийцу матери покойного (они были братьямитолько по отцу); она же, в его присутствии, собственными руками вспоролаубийце живот и, нащупав сердце, вырвала его еще дымящимся и трепещущим ибросила на съедение псам [25].
И наш король Хлодвиг приказал повесить троих слуг Канакра, предавшихему своего господина и ради этого подкупленных им [26].
Да и отъявленным злодеям, после того как они извлекли выгоду изкакого-нибудь бесчестного поступка, бывает очень приятно пристегнуть к немус полной уверенностью в успехе что-нибудь свидетельствующее об ихсправедливости и доброте и о том, что их якобы мучит совесть и они хотят ееоблегчить.
К этому нужно добавить, что сильные мира сего смотрят на исполнителейстоль отвратительных злодеяний как на людей, изобличающих их в преступлении.И они стараются уничтожить их, чтобы устранить свидетелей против себя изамести, таким образом, следы своих происков.
Если при случае они все же вознаграждают вас за совершенное вамипредательство, дабы общественная необходимость не была лишена этогоотчаянного и крайнего средства, тот, кто делает это, не перестает считатьвас — если только он сам не таков — законченным мерзавцем и висельником, и вего глазах вы еще больший предатель, чем в глазах вашей жертвы, ибо онизмеряет низость вашей души по вашим рукам, а они беспрекословно емуповинуются и ни в чем не отказывают. Использует же он вас совсем так же, какпользуются отпетыми негодяями при совершении казней, — их обязанности стольже полезны, сколь малопочтенны. Подобные поручения, не говоря уже об ихгнусности, растлевают и развращают совесть. Дочь Сеяна, которую римскиесудьи не могли наказать смертью, так как она была девственница, сначала былаобесчещена палачом, дабы законы не потерпели ущерба, и лишь после этогоудавлена им [27]; не только руки его, но и его душа — рабы государственнойвласти, располагающей ими по своему усмотрению.
Когда Мурад Первый, желая усугубить тяжесть наказания тех из своихподданных, которые оказали поддержку его мятежному сыну, — а тот задумал нечто иное, как отцеубийство, — повелел их ближайшим родственникамсобственноручно совершить над ними казнь, некоторые предпочли бытьнесправедливо обвиненными в содействии чужому отцеубийству, чем статьорудиями убийства своих родичей [28], и я нахожу, что они поступили в высшейстепени честно. И когда уже в мое время в кое-каких взятых приступомгородишках мне доводилось встречать негодяев, которые, чтобы спасти своюжизнь, соглашались вешать своих друзей и товарищей, я неизменно считал, чтосудьба их — еще более жалкая, тех судьба тех, кого они вешали.
Рассказывают про Витовта, князя Литовского, что им некогда был изданзакон, согласно которому осужденные на смерть преступники должны былисамолично исполнять над собой приговор, ибо он не постигал, как это ни в чемне повинные третьи лица могут привлекаться и понуждаться к человекоубийству [29].
Если крайние обстоятельства или какое-нибудь чрезвычайное инепредвиденное событие, угрожающее существованию государства, заставляютгосударя изменить своему слову и обещаниям или как-нибудь по-иному нарушитьсвой долг, он должен рассматривать подобную необходимость как удар бичабожьего; порока тут нет, ибо он отступается от своих принципов радиобщеобязательного и высшего принципа, но это, конечно, несчастье, и стольбольшое несчастье, что тому, кто меня спрашивал: «Что же тут поделаешь?» — яответил: «Ничего поделать нельзя. Если он и вправду оказался зажатым в тискиэтими двумя крайностями (sed videat ne quaeratur latebra periurio [30]), следовалопоступить именно так, как он поступил; если он сделал это без горечи, еслиему не был тягостен шаг, это верный признак того, что он не в ладах со своейсовестью».
Найдись среди государей кто-нибудь с такой щепетильной совестью, чтодаже полное исцеление от всех зол не бы примирить его со столь отчаяннымсредством, то и в этом случае я не стал бы его порицать. Он не мог быпогибнуть более извинительным и пристойным образом. Мы не всесильны; ведьтак или иначе нам часто приходится препоручать наш корабль божественномупромыслу, видя в нем якорь спасения. Что же более насущно необходимое можетсовершить государь? [31]. Разве не наименее возможное для него то, что онможет сделать лишь ценою утраты доверия к его слову и за счет своей чести —а слово и честь должны быть ему, пожалуй, дороже его собственногоблагополучия, больше того — благополучия его подданных? И если, пребывая вполном бездействии, он попросту взовет к помощи бога, не будет ли у негооснований надеяться, что благость господня не откажется поддержать своеймилостивой рукой руку праведную и чистую?
Случаи, когда государям приходится нарушать свой долг, — дурные игибельные примеры; они представляют собою редкие и печальные исключения изнаших естественных правил. Здесь надо уступать обстоятельствам, но возможноумереннее и с оглядкою; никакая личная выгода не оправдывает насилия,совершаемого нами над нашей совестью; общественная — дело другое, но и толишь тогда, когда она вполне очевидна и очень существенна.
Тимолеон [32] смыл чудовищность совершенного им слезами, которыепролил, вспоминая о том, что убитый его рукою тиран — родной брат ему; и егосовесть была справедливо смущена тем, что общественная польза могла бытьдостигнута лишь ценою его бесчестия. Даже сенат, освобожденный Тимолеоном отрабства, и тот не осмелился вынести окончательное решение относительно этоговысокого подвига и разделился в этом вопросе на два несогласных между собойи противостоящих друг другу стана. Случилось, однако, что как раз в этовремя прибыли послы от сиракузцев к коринфянам с мольбой о защите ипокровительстве и с просьбой направить к ним полководца, способноговозвратить их городу былое величие и очистить Сицилию от различныхугнетавших ее мелких тиранов, и сенат отправил туда Тимолеона.Воспользовавшись этим новым предлогом, сенат заявил, что приговор по делуТимолеона будет вынесен в соответствии с тем, хорошо или дурно он будетвести себя, выполняя свое поручение, и что его ждет либо милость, подобающаяосвободителю родины, либо немилость, подобающая братоубийце. При всейнесообразности такого решения его можно в известной степени извинить ввидуопасности показанного Тимолеоном примера и важности возложенного на негодела. И сенат поступил правильно, отложив свой приговор и стремясь найти длянего опору со стороны, в соображениях, не имеющих прямого касательства ксамому делу. И что же! поведение Тимолеона во время этого путешествия вскорепролило дополнительный свет на сущность его деяния — так достойно идоблестно вел он себя в любых обстоятельствах; да и удача, сопутствовавшаяему во всем, несмотря на трудности, которые ему пришлось преодолеть привыполнении своего благородного дела, была ниспослана, казалось, самимибогами, сговорившимися споспешествовать его оправданию.
Цель Тимолеона, убившего брата-тирана, оправдывает его, если вообщетакое деяние может быть оправдано. Но стремление увеличить государственныедоходы, толкнувшее римский сенат принять то бессовестное решение, о которомя намерен сейчас рассказать, не настолько возвышенно, чтобы оправдать явнуюнесправедливость.
Несколько городов, внеся денежный выкуп, с разрешения и по указу сенатаполучили от Суллы свободу. Этот вопрос был подвергнут новому обсуждению, исенат объявил, что они должны вносить налоги по-прежнему, деньги же,выплаченные ими в качестве выкупа, не подлежат возвращению [33]. Гражданскиевойны преподносят нам на каждом шагу столь же отвратительные примерыковарства, ибо мы наказываем ни в чем не повинных людей только за то, чтоони верили нам, когда мы сами были иными, и должностное лицо налагаетнаказание за перемену в своих взглядах на тех, кто в этом нисколько невиноват: учитель порет ученика за его покорность, поводырь — следующего заним по пятам слепца. Гнуснейшее подобие правосудия! И философия также несвободна от правил ложных и уязвимых. Пример, который нам приводят вдоказательство того, что личная выгода может брать порой верх над даннымнами словом, не кажется мне достаточно веским, несмотря на примешивающиесясюда обстоятельства. Вас схватили разбойники и затем отпустили на волю,связав предварительно клятвою, что вы заплатите им определенную мзду;глубоко неправ тот, кто утверждает, будто порядочный человек, вырвавшись изих рук, свободен от своего слова и может не платить обещанных денег. Онникоим образом от него не свободен. То, что я пожелал сделать, побуждаемыйстрахом, я обязан сделать и избавившись от него, и даже если он принудил кподобному обещанию мой язык, а не волю, я все равно должен соблюсти вточности мое слово. Что до меня, то я всегда совестился отрекаться от своегослова даже тогда, когда оно неосторожно слетало у меня с уст, опередивмысль. Иначе мы мало-помалу сведем на нет права тех, кому мы даем клятвы иобещания. Quasi vero forti viro vis possit adhiberi [34]. Личные соображения могутсчитаться законными и извинять нас при нарушении нами обещанного лишь водном-единственном случае, а именно, если мы обещали что-нибудь само по себенесправедливое и постыдное, ибо права добродетели должны стоять выше прав,вытекающих из обязательств, которыми мы связали себя.
Я поместил когда-то Эпаминонда [35] в первом ряду лучших людей и неотступаюсь от этого. До чего же возвышенно понимал он свой долг, он, которыйни разу не убил ни одного побежденного и обезоруженного им в схватке;