давайте научимся встречать ее грудью и вступать с нею в единоборство.И, чтобы отнять у нее главный козырь, изберем путь, прямо противоположныйобычному. Лишим ее загадочности, присмотримся к ней, приучимся к ней,размышляя о ней чаще, нежели о чем-либо другом. Будемте всюду и всегдавызывать в себе ее образ и притом во всех возможных ее обличиях. Если поднами споткнется конь, если с крыши упадет черепица, если мы наколемся обулавку, будем повторять себе всякий раз: «А что, если это и есть самасмерть?» Благодаря этому мы окрепнем, сделаемся более стойкими. Посредипразднества, в разгар веселья пусть неизменно звучит в наших ушах все тот жеприпев, напоминающий о нашем уделе; не будем позволять удовольствиямзахватывать нас настолько, чтобы время от времени у нас не мелькала мысль:как наша веселость непрочна, будучи постоянно мишенью для смерти, и какимтолько нежданным ударам ни подвержена наша жизнь! Так поступали египтяне, укоторых был обычай вносить в торжественную залу, наряду с самыми лучшимияствами и напитками, мумию какого-нибудь покойника, чтобы она служиланапоминанием для пирующих.
Omnem crede diem tibi diluxisse supremum.
Grata superveniet, quae non sperabitur hora. [21]
Неизвестно, где поджидает нас смерть; так будем же ожидать ее всюду.Размышлять о смерти — значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тотразучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчиненияи принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь —не зло. Когда к Павлу Эмилию явился посланец от несчастного царямакедонского, его пленника, передавший просьбу последнего не принуждать егоидти за триумфальною колесницей, тот ответил: «Пусть обратится с этойпросьбой к себе самому».
По правде сказать, в любом деле одним уменьем и стараньем, если не даноеще кое-что от природы, многого не возьмешь. Я по натуре своей немеланхолик, но склонен к мечтательности. И ничто никогда не занимало моеговоображения в большей мере, чем образы смерти. Даже в наиболеелегкомысленную пору моей жизни —
Iucundum cum aetas florida ver ageret, [22]
когда я жил среди женщин и забав, иной, бывало, думал, что я терзаюсьмуками ревности или разбитой надеждой, тогда как в действительности моимысли были поглощены каким-нибудь знакомым, умершим на днях от горячки,которую он подхватил, возвращаясь с такого же празднества, с душой, полноюнеги, любви и еще не остывшего возбуждения, совсем как это бывает со мною, ив ушах у меня неотвязно звучало:
Iam fuerit, nec post unquam revocare licebit. [23]
Эти раздумья не избороздили мне морщинами лба больше, чем всеостальные. Впрочем, не бывает, конечно, чтобы подобные образы при первомсвоем появлении не причиняли нам боли. Но возвращаясь к ним все снова иснова, можно в конце концов, освоиться с ними. В противном случае — так былобы, по крайней мере, со мной — я жил бы в непрестанном страхе волнений, ибоникто никогда не доверял своей жизни меньше моего, никто меньше моего нерассчитывал на ее длительность. И превосходное здоровье, которым янаслаждаюсь посейчас и которое нарушалось весьма редко, нисколько не можетукрепить моих надежд на этот счет, ни болезни — ничего в них убавить. Меняпостоянно преследует ощущение, будто я все время ускользаю от смерти. И ябез конца нашептываю себе: «Что возможно в любой день, то возможно такжесегодня». И впрямь, опасности и случайности почти или — правильнее сказать —нисколько не приближают нас к вашей последней черте; и если мы представимсебе, что, кроме такого-то несчастья, которое угрожает нам, по-видимому,всех больше, над нашей головой нависли миллионы других, мы поймем, чтосмерть действительно всегда рядом с нами, — и тогда, когда мы веселы, икогда горим в лихорадке, и когда мы на море, и когда у себя дома, и когда всражении, и когда отдыхаем. Nemo altero fragilior est: nemo in crastinum suicertior. [24] Мне всегда кажется, что до приходасмерти я так и не успею закончить то дело, которое должен выполнить, хотя быдля его завершения требовалось не более часа. Один мой знакомый, перебираякак-то мои бумаги, нашел среди них заметку по поводу некоей вещи, которую,согласно моему желанию, надлежало сделать после моей кончины. Я рассказалему, как обстояло дело: находясь на расстоянии какого-нибудь лье от дома,вполне здоровый и бодрый, я поторопился записать свою волю, так как не былуверен, что успею добраться к себе. Вынашивая в себе мысли такого рода ивбивая их себе в голову, я всегда подготовлен к тому, что это можетслучиться со мной в любое мгновенье. И как бы внезапно ни пришла ко мнесмерть, в ее приходе не будет для меня ничего нового.
Нужно, чтобы сапоги были всегда на тебе, нужно, насколько это зависитот нас, быть постоянно готовыми к походу, и в особенности остерегаться, какбы в час выступления мы не оказались во власти других забот, кроме о себе.
Quid brevi fortes iaculamur aevo
Multa? [25]
Ведь забот у нас и без того предостаточно. Один сетует не столько дажена самую смерть, сколько на то, что она помешает ему закончить с блестящимуспехом начатое дело; другой — что приходится переселяться на тот свет, неспев устроить замужество дочери или проследить за образованием детей; этотоплакивает разлуку с женой, тот — с сыном, так как в них была отрада всейего жизни.
Что до меня, то я, благодарение богу, готов убраться отсюда, когда емубудет угодно, не печалуясь ни о чем, кроме самой жизни, если уход из неебудет для меня тягостен. Я свободен от всяких пут; я наполовину ужераспрощался со всеми, кроме себя самого. Никогда еще не было человека,который был бы так основательно подготовлен к тому, чтобы уйти из этогомира, человека, который отрешился бы от него так окончательно, как, надеюсь,это удалось сделать мне.
Miser, о miser, aiunt, omnia ademit
Una dies infesta mihi tot praemia vitae. [26]
А вот слова, подходящие для любителя строиться:
Manent opera interrupta, minaeque
Murorum ingentes. [27]
Не стоит, однако, в чем бы то ни было загадывать так далеко вперед или,во всяком случае, проникаться столь великою скорбью из-за того, что тебе неудастся увидеть завершение начатого тобой. Мы рождаемся для деятельности:
Cum moriar, medium solvar et inter opus. [28]
Я хочу, чтобы люди действовали, чтобы они как можно лучше выполнялиналагаемые на них жизнью обязанности, чтобы смерть застигла меня за посадкойкапусты, но я желаю сохранить полное равнодушие и к ней, и, тем более, кмоему не до конца возделанному огороду. Мне довелось видеть одно умирающего,который уже перед самой кончиной не переставал выражать сожаление, что злаясудьба оборвала нить составляемой им истории на пятнадцатом или шестнадцатомиз наших королей.
Illud in his rebus nec addunt, noc tibi earum
Iam desiderium rerum super insidet una. [29]
Нужно избавиться от этих малодушных и гибельных настроений. И подобнотому, как наши кладбища расположены возле церквей или в наиболее посещаемыхместах города, дабы приучить, как сказал Ликург, детей, женщин ипростолюдинов не пугаться при виде покойников, а также, чтобы человеческиеостанки, могилы и похороны, наблюдаемые нами изо дня в день, постояннонапоминали об ожидающей нас судьбе,
Quin etiam exhilarare viris convivia caede
Mos olim, et miscere epulis spectacula dira
Certantum ferro, saepe et super ipsa cadentum
Pocula respersis non parco sanguine mensis; [30]
подобно также тому, как египтяне, по окончании пира, показывалиприсутствующим огромное изображение смерти, причем державший его восклицал:«Пей и возвеселись сердцем, ибо, когда умрешь, ты будешь таким же», так и яприучал себя не только думать о смерти, но и говорить о ней всегда и везде.И нет ничего, что в большей мере привлекало б меня, чем рассказы о смертитакого-то или такого-то; что они говорили при этом, каковы были их лица, какони держали себя; это же относится и к историческим сочинениям, в которых яособенно внимательно изучая места, где говорится о том же. Это видно хотя быуже из обилия приводимых мною примеров и из того необычайного пристрастия,какое я питаю к подобным вещам. Если бы я был сочинителем книг, я составилбы сборник с описанием различных смертей, снабдив его комментариями. Ктоучит людей умирать, тот учит их жить.
Дикеарх [31] составил подобную книгу, дав ей соответствующее название,но он руководствовался иною, и притом менее полезной целью.
Мне скажут, пожалуй, что действительность много ужаснее нашихпредставлений о ней и что нет настолько искусного фехтовальщика, который несмутился бы духом, когда дело дойдет до этого. Пусть себе говорят, авсе-таки размышлять о смерти наперед — это, без сомнения, вещь полезная. Ипотом, разве это безделица — идти до последней черты без страха и трепета? Ибольше того: сама природа спешит нам на помощь и ободряет нас. Если смерть —