не пожелала бы поменяться местами с любовницей или подругою своегомужа. Если он привязан к ней как к жене, то чувство это и гораздо почетнее игораздо прочнее. Когда ему случится пылать и настойчиво увиваться возлекакой-нибудь другой женщины, пусть тогда его спросят, предпочел бы он, чтобыпозор пал на его жену или же на любовницу, чье несчастье опечалило бы егосильнее, кому он больше желает высокого положения; ответы, если его бракпокоится на здоровой основе, не вызывают ни малейших сомнений. А то, что мывидим так мало удачных браков, как раз и свидетельствует о ценности иважности брака. Если вступать в него обдуманно и соответственно относиться кнему, то в нашем обществе не найдется, пожалуй, лучшего установления. Мы неможем обойтись без него и вместе с тем мы его принижаем. Здесь происходит тоже, что наблюдается возле клеток: птицы, находящиеся на воле, отчаянностремятся проникнуть в них; те же, которые сидят взаперти, так же отчаянностремятся выйти наружу. Сократ на вопрос, что, по его мнению, лучше — взятьли жену или вовсе не брать ее, — ответил следующим образом: «Что бы ты ниизбрал, все равно придется раскаиваться» [45]. Это — сговор, к которомуточка в точку подходит известное изречение: homo homini или deus или lupus [46]. Для прочного браканеобходимо сочетание многих качеств. В наши дни он приносит больше отрадылюдям простым и обыкновенным, которых меньше, чем нас, волнуют удовольствия,любопытство и праздность. Вольнолюбивые души, вроде моей, ненавидящиевсякого рода путы и обязательства, мало пригодны для жизни в браке,
Et mihi dulce magis resoluto vivere collo. [47]
Руководствуйся я своей волей, я бы отказался жениться даже на самоймудрости, если бы она меня пожелала. Но мы можем сколько угодно твердитьсвое, а обычай и общепринятые житейские правила тащат нас за собой.Большинство совершаемых мною поступков вызвано примером со стороны и невытекает из моего выбора. Я никоим образом не жаждал этого шага; меня взялии повели, и я был подхвачен случайными и посторонними обстоятельствами. Ибоне только вещи сами по себе стеснительные, но и любая вещь, какой быотвратительной, мерзкой и отнюдь не неизбежной для нас она ни была, не можетне стать в конце концов приемлемой в силу известных случайностей и условий, — вот до чего шатки человеческие устои! И, разумеется, я был подготовлен кбраку гораздо хуже и менее пригоден к нему, чем теперь, когда испытал его насебе. И сколь бы развращенным меня ни считали, я в действительности соблюдалзаконы супружества много строже, чем обещал или надеялся в свое время.Поздно брыкаться, раз дал стреножить себя. Свою свободу следует ревнивооберегать, но, связав себя обязательствами, нужно подчиняться законам долга,общим для всех, или, во всяком случае, прилагать усилия к этому. Ктозаключает подобную сделку с тем, чтобы привнести в нее ненависть ипрезрение, тот поступает несправедливо и недостойно. И пресловутое правило,которое, как я вижу, переходит из рук в руки от одних женщин к другим,словно некий священный девиз:
О муже как рабыня пекись
И как врага его берегись,
что означает: оказывай ему, вопреки своей воле, почтение, однаковраждебное и полное недоверия, — правило, похожее на боевой клич и вызов напоединок, — равным образом и оскорбительно и прискорбно.
Я слишком ленив, чтобы вынашивать в себе столь злостные умыслы. Поправде говоря, я все еще не достиг той поистине совершенной ловкости иизворотливости ума, которая позволяет наводить тень на правое и неправое инасмехаться над любыми порядками и правилами, если они мне не по нраву.Какую бы ненависть ни возбуждали во мне суеверия, я не впадаю из-за этогототчас в безверие. Если не всегда выполняешь свой долг, то нужно, по крайнеймере, всегда помнить о нем и стремиться блюсти его. Жениться, ничем несвязывая себя, — предательство. Однако продолжим.
Наш поэт изображает супружество, полное согласия и взаимнойпривязанности, в котором, впрочем, не очень-то много обоюдного уважения.Хотел ли он этим сказать, что вполне возможно предаваться неистовым утехамлюбви и, несмотря на это, сохранять должное почтение к браку и что можнонаносить ему некоторый ущерб и все же не разрушить его? Иной слугаобкрадывает своего господина, хоть и не питает к нему ни малейшей ненависти.Красота, стечение обстоятельств, судьба (ибо и судьба прикладывает здесьруку),
fatum est in partibus illis
Quas sinus abscondit: nam, si tibi sidera cessent,
Nil faciet longi mensura incognita nervi, [48]
сблизили женщину с посторонним мужчиной, быть может, и не так прочно,чтобы в ней не оставалось кое-какой привязанности к законному мужу, котораяи удерживает ее подле него. Это два совершенно различных чувства, путикоторых расходятся и нигде не совпадают. Женщина может отдаться мужчине, закоторого она не пожелала бы выйти замуж, и притом не в силу соображений,связанных с имущественной стороной дела, а просто потому, что он не вполнепришелся ей по душе. Лишь немногие из женившихся на своих прежних подругахне раскаивались в содеянном ими. И то же можно сказать об обитателяхнадзвездного мира. До чего же скверная пара вышла из Юпитера и его жены [49], которую он соблазнил до брака и которой досыта насладился, забавляясьс нею любовными шалостями!
Это, согласно пословице, не что иное, как сперва нагадить в корзину, авслед за тем водрузить ее себе на голову.
В свое время я видел, — и, надо сказать, среди высокопоставленных лиц, — как бесстыднейшим и бесчестнейшим образом прибегали к браку ради исцеленияот любви; однако сущность их слишком разная. Мы можем любить, не испытываяот этого никаких неудобств, две различные и друг другу противоположные вещи.Исократ говорил, что город Афины нравился посещавшим его подобно тому, какнравятся женщины, с готовностью расточающие свою любовь; всякий приезжалсюда, чтобы прогуляться по этому городу и проводить здесь с приятностьювремя, но никто не любил его настолько, чтобы сочетаться с ним браком, тоесть обосноваться в нем и избрать его местом своего жительства [50]. Я счувством досады смотрел на мужей, которые ненавидят жен только лишь потому,что сами грешны перед ними; а их, по-моему, не следует меньше любить из-занашей вины; хотя бы вследствие нашего раскаяния и сострадания они должнысделаться нам дороже, чем были.
Цели, преследуемые любовью и браком, различны, и все же, как говоритИсократ, они некоторым образом совместимы друг с другом. За браком остаютсяего полезность, оправданность, почтенность и устойчивость; наслаждение вбраке вялое, но более всеохватывающее. Что до любви, то она зиждетсяисключительно на одном наслаждении, и в ее лоне оно и впрямь болеевозбуждающее, более пылкое и более острое, — наслаждение, распаляемоестоящими перед ним преградами. А в наслаждении и нужна пряность и жгучесть.И в чем нет ранящих стрел и огня, то совсем не любовь. Щедрость женщин взамужестве чересчур расточительна, и она притупляет жало влечения и желаний.Поглядите, какие старания приложили в своих законах Ликург [51] и Платон,чтобы избежать этой помехи.
Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчинятьсяправилам поведения, установленным для них обществом, — ведь эти правиласочинили мужчины, и притом безо всякого участия женщин. Вот почему у них снами естественны и неминуемы раздоры и распри, и даже самое совершенноесогласие между ними и нами — в сущности говоря, чисто внешнее, тогда каквнутри все бурлит и клокочет. По мнению нашего автора [52], мы ведем себя поотношению к женщинам до последней степени неразумно. Ведь мы хорошо знаем поличному опыту, до чего они ненасытней и пламенней нас в любовных утехах, —тут и сравнивать нечего! — Ведь мы располагаем свидетельством того жрецадревности, который бывал поочередно то мужчиной, то женщиной,
Venus huic erat utraque nota. [53]
Ведь мы слышали, кроме того, из их собственных уст одобрительные отзывыоб императоре, а также императрице римских, живших в разное время, но равнопрославленных своими великими достижениями в этом деле (он в течение ночилишил девственности десяток сарматских пленниц, а она за одну ночь двадцатьпять раз насладилась любовью, меняя мужчин соответственно своим нуждам исвоему вкусу) [54],
adhuc ardens rigidae tentigine vulvae,
Et lassata viris, nondum satiata, recessit. [55]
Ведь в связи с процессом, начатым в Каталонии одной женщиной, — онажаловалась на чрезмерное супружеское усердие своего мужа, к чему еепобудило, по моему разумению, не столько то, что оно было и вправду ей втягость (я верую лишь в те чудеса, которые признает наша религия), сколькожажда свергнуть и обуздать под этим предлогом власть мужей над их женамидаже в том, что есть первейшее и важнейшее в браке, и показать, что женскойзлобности и сварливости нипочем даже брачное ложе и они попирают все, чтоугодно, вплоть до радостей и услад Венеры; на каковую жалобу муж этойженщины (человек и впрямь распутный и похотливый) ответил, что даже впостные дни он не может обойтись самое малое без десятка сближений со своейженой, — ведь в связи с этим процессом последовал знаменательный приговор,вынесенный королевой Арагонской и гласивший, что после обстоятельного