ты еще умножаешь их надуманными; ты и так достаточно жалок, незачем тебеумышленно делать свою участь еще более жалкой. У тебя более чем довольноощутительных и самых что ни на есть настоящих уродств, чтобы создаватьвдобавок и воображаемые. Ужели ты мнишь, что слишком благоденствуешь, если ктвоему благоденствию не примешивается неудовольствие? Ужели ты мнишь, чтовыполнил все обязанности, которые на тебя возложила природа, и что онапокинет тебя или перестанет тебя направлять, если ты не возьмешь на себяновых? Ты ничуть не страшишься преступать ее бесспорные и всеобъемлющиезаконы и цепляешься за свои собственные, фантастические и личные, и чемпричудливее, туманнее и противоречивей эти законы, тем больше ты силишьсяследовать им. Непреклонные правила, которые ты сам изобрел, и правила,принятые в твоем приходе, владеют тобой и связывают тебя, но божественныеустановления и законы всего мироздания нисколько тебя не трогают. Окиньвзглядом примеры, подтверждающие эти мои слова: в них — вся твоя жизнь.
Стихи двух поэтов, повествующих о любострастии со свойственной имсдержанностью и скромностью [147], раскрывают, как мне кажется, и освещаютего с возможною полнотой. Дамы прикрывают грудь кружевами, священникинабрасывают покровы на многие предметы священной утвари, художникнакладывает тени на произведения, созданные его искусством, чтобы тем ярчезаиграл на них свет, и, как говорят, лучи солнца и дуновения ветра наделеныбольшей силою не тогда, когда они прямые, как нитка, но когда онипреломляются. Один египтянин мудро ответил тому, кто спросил его: «Что тыпрячешь там под плащом?!» — «Потому-то оно и спрятано под плащом, чтобы тыне знал, что там такое» [148]. Но существуют иные вещи, которые только затеми прячут, чтобы их показать. Послушайте-ка вот этого: он не в примероткровеннее,
Et nudam pressi corpus adusque meum [149].
да я читаю эти слова, точно бесполое существо. Сколько бы Марциал низадирал Венере подол, ему все равно не показать ее в такой наготе. Ктоговорит все без утайки, тот насыщает нас до отвала и отбивает у нас аппетит;кто, однако, боится высказать все до конца, тот побуждает нас присочинятьто, чего нет и не было. В скромности этого рода таится подвох, и он-товыводит нас, как эти двое [150], на упоительную дорогу воображения. И вделах любви и в изображении их должна быть легкая примесь мошенничества.
Мне нравится любовь у испанцев и итальянцев; она у них болеепочтительная и робкая, более чопорная и скрытная. Не знаю, кто именно заявилв древности, что ему хочется иметь глотку такую же длинную, как журавлинаяшея, дабы он мог подольше наслаждаться тем, что глотает. Подобное желание,по-моему, еще уместнее, когда дело идет о столь бурном и быстротечномнаслаждении, как любовное, и особенно у людей вроде меня, склонных кпоспешности. Чтобы задержать и продлить удовольствие в предвкушенииглавного, испанцы и итальянцы используют все, что усиливает взаимнуюблагосклонность и взаимное влечение любящих: взгляд, кивок головой, слово,украдкой поданный знак. Кто обедает запахом жаркого и ничем больше, несберегает ли груду добра? Ведь это такая страсть, в которой существенного иосязательного самая малость, а все остальное — суетность и лихорадочныйбред; отплачивать и служить ей следует тем же. Так давайте научим дамнабивать себе цену, относиться к себе самим с уважением, доставлять намразвлечение и плутовать с нами. Мы начинаем с того, чему подобает бытьзавершением, и здесь, как повсюду, — причина в нашей французскойстремительности. Затягивая милости дам и смакуя каждую такую милость вподробностях, любой из нас, вплоть до печальной и жалкой старости, будетрасполагать, в меру своих сил и достоинств, хоть каким-нибудь их лоскутком.Но кто не знает других наслаждений, кроме этого наслаждения, кто жаждет лишьсорвать банк, кто любит охоту лишь ради добычи, тому незачем идти в нашушколу. Чем больше пролетов и ступеней на лестнице, тем выше и почетнееместо, которого вы достигаете, поднявшись по ней. Нам должно нравиться,когда нас ведут, как это бывает в великолепных дворцах, через всевозможныепортики и переходы, длинные и роскошные галереи, делая множество поворотов.Это отвлечение идет нам на пользу; мы задерживаемся и любим дольше; безнадежд и желаний мы не доберемся ни до чего стоящего. Нет для женщины ничегоопаснее и страшнее, чем наше господство и безраздельное обладание ею: едваони отдают себя во власть нашей честности и нашего постоянства, как их доляделается сомнительной и незавидной. Это — добродетели редкие, и соблюдать ихдо крайности трудно; как только женщина становится нашей, мы перестаем ейпринадлежать.
Postquam cupidae mentis satiata libido est
Verba nihil metuere, nihil periuria curant. [151]
И юноша-грек Фрасонид был настолько влюблен в свою собственную любовь,что, завоевав сердце возлюбленной, не пожелал насладиться ею из опасенияубить, насытить и угасить наслаждением то беспокойное горение страсти,которым он так гордился и которое питало его [152].
Лакомствам придает вкус их цена. Заметьте, насколько ныне принятыйспособ здороваться, особенно распространенный в нашем народе, снизил, ввидуих доступности, значение и очарование поцелуев, о которых Сократ говорит,что они так всесильны и так легко похищают наши сердца [153]. Пренеприятныйи наносящий оскорбление дамам обычай — подставлять свои губы всякому, когосопровождает трое лакеев, как бы противен он ни был,
Да и мы, мужчины, ничего от него не выигрываем, ибо, — так уже устроенмир, — чтобы поцеловать трех красавиц, надо проделать то же самое сполусотней дурнушек. А для желудка нежного и чувствительного, каков он улюдей моего возраста, невкусный поцелуй обходится много дороже вкусного.
В Италии находятся поклонники и воздыхатели даже у тех, кто торгуетсобою, и эти влюбленные в свое оправдание говорят следующее: в наслажденииможет быть несколько степеней, и своими ухаживаниями они жаждут добитьсятой, где оно наиболее самозабвенно и целостно. Женщины эти торгуют толькосвоим телом; волю их невозможно пустить в продажу, она для этого слишкомнезависима и своенравна. Таким образом, их поклонники заявляют, что хотятзавоевать волю, и их желание вполне обоснованно. Именно за волей нужноухаживать, именно ее нужно пленять. Я не могу представить себе безсодрогания свое тело свободным от всякого чувства влюбленности, и мнекажется, что подобное исступленное и голое вожделение мало чем отличается отвожделения юноши, набросившегося в любовном чаду на чудесное изваяниеВенеры, созданное Праксителем [155], или от вожделения того бешеногоегиптянина, который воспылал страстью к трупу, отданному ему длябальзамирования и облачения в погребальное одеяние, — последнее и дало поводк обнародованию закона, введенного позднее в Египте и содержавшего в себепредписание выдерживать трое суток трупы молодых и красивых женщин, а такжеженщин знатного рода и лишь после этого доверять их тем, кому будет порученоприготовить их к погребению [156]. А Периандр — его поступок еще чудовищнее,ибо, охваченный супружеским влечением (более упорядочным и правомерным), оннаслаждался и со своей покойной женою Мелиссой [157].
Не является ли подлинно лунатической причудой Луны то, что она, не имеявозможности наслаждаться с Эндимионом, своим милым, усыпила его на несколькомесяцев, чтобы трепетать от счастья с юношей, содрогавшимся только во сне? [158].
Равным образом, я утверждаю, что любить тело без его согласия и желания — то же самое, что любить тело без души или без чувств. Наслаждение никоимобразом не одинаково: бывают наслаждения, так сказать, чахоточные и чахлые:тысячи других причин, кроме благоволения, могут доставить нам этуснисходительность женщин. Она не может быть сочтена достаточнымсвидетельством их влечения; в ней может таиться предательство, как и во всемостальном; порою они участвуют в любовном соитии только своими бедрами иничем больше,
tanquam thura merumque parent:
Absentem marmoreamve putes. [159]
Я знаю таких, которые предоставляют вам это охотнее, чем свою карету, икоторые не знают других видов общения, кроме этого. Нужно выяснить, нравитсяли им ваше общество еще чем-нибудь, или вы нужны им только для этого, каккакой-нибудь здоровенный конюх, и как они к вам относятся, и насколько васценят,
tibi si datur uni,
Quo lapide illa diem candidiore notet. [160]
А что, если она насыщается вашим хлебом, сдабривая его вкуснойподливкой, изготовленной ее воображением?
Те tenet, absentes alios suspirat amores. [161]
Не видели ли мы в наши дни кое-кого, кто использовал любовные ласки,чтобы свершить ужасную месть, чтобы отравить и убить в эти мгновения, как они сделал, честную и ни в чем не повинную женщину?