есть известное преимущество в том, чтобы распоряжаться, будь то даже нариге, и держать в повиновении всех домашних, но такого рода удовольствиеслишком однообразно и утомительно. И, кроме того, с ним непрерывно связанымногочисленные и тягостные заботы: то вас гнетет нищета и забитость вашихкрестьян, то ссора между соседями, то посягательства с их стороны на вашиправа:
Aut verberatae grandine vineae,
Fundusque mendax, arbore nunc aquas
Culpante, nunc torrentia agros
Sidera, nunc hiemes iniquas; [10]
и к тому же, едва ли в полгода раз господь ниспошлет погоду, котораявполне бы устраивала вашего земледельца, и притом, если она благоприятна длявиноградников, то как бы не повредила лугам:
Aut nimiis torret fervoribus aetherius sol,
Aut subiti perimunt imbres, gelidaeque pruinae,
Flabraque ventorum violento turbine vexant. [11]
Добавьте к этому «новый и красивый башмак» человека минувших времен,немилосердно жмущий вам ногу [12], и еще то, что посторонний не понимает,чего вам стоит и до чего хлопотно поддерживать, хотя бы внешне, порядок,наблюдаемый всеми в ваших домашних делах и покупаемый вами слишком дорогойценой.
Я поздно принялся за хозяйство. Те, кого природа сочла нужнымпроизвести на свет передо мной, долгое время избавляли меня от этой заботы.Я уже успел привыкнуть к другой деятельности, более подходившей к моемудушевному складу. И все же на основании личного опыта я могу заявить, чтоэто занятие — скорее докучное, нежели трудное: всякий, способный к другимделам, легко справится также и с этим. Если бы я стремился разбогатеть,такой путь мне показался бы чересчур долгим; я предпочел бы служить королям,ибо это ремесло прибыльнее любого другого. Так как единственное, чего яхочу, — это приобрести репутацию человека, хотя и не сделавшего никакихприобретений, но вместе с тем и ничего не расточившего, и так как воставшиеся мне немногие дни я не в состоянии совершить ни чего-либо оченьхорошего, ни чего-либо очень дурного и стремлюсь лишь к тому, чтобыкак-нибудь их прожить, я могу, благодарение богу, достигнуть этого безособого напряжения сил.
На худой конец, ускользайте от разорения, урезывая свои расходы. Я этои делаю, одновременно стараясь поправить свои дела, прежде чем они заставятменя взяться за них. А пока я установил для себя различные ступенисамоограничения, имея в виду довольствоваться меньшим, чем то, что у меняесть; и хотя я говорю «довольствоваться», это вовсе не означает, что яобрекаю себя на лишения. Non aestimatione census, verum victu atque cultu,terminatur pecuniae modus [13]. Мои действительныепотребности не таковы, чтобы поглотить без остатка мое состояние, и судьба —разве что она подомнет меня под себя — не найдет на мне такого местечка, гдебы ей удалось меня укусить.
Мое присутствие, сколь бы несведущ и небрежен я ни был, все же немалоспособствует благополучному течению моих хозяйственных дел: я занимаюсь ими,хотя и не без досады. К тому же в моем доме так уж заведено, что, когда ярасходую деньги где-нибудь на стороне, траты моих домашних от этогонисколько не уменьшаются.
Путешествия обременительны для меня лишь по причине связанных с нимииздержек, которые велики и для меня непосильны. И так как я привыкпутешествовать не только с удобствами, но и с известной роскошью, мнеприходится сокращать сроки своих поездок и предпринимать их не так уж часто,употребляя для этого только излишки и сбережения, выжидая и откладываяотъезд, пока не накопятся нужные средства. Я не хочу, чтобы удовольствие отпутешествий отравляло мне душевный покой дома; напротив, я забочусь о том,чтобы они взаимно поддерживали и питали друг друга. Судьба мне в этомблагоприятствовала, и так как мое главнейшее житейское правило состояло втом, чтобы жить спокойно и беспечно и скорее в лености, чем в трудах, онаизбавила меня от нужды приумножать богатство ради обеспечения кучинаследников. А если моей единственной наследнице кажется недостаточным то,чего мне было достаточно сверх головы, то тем хуже для нее: ее безрассудствоне заслуживает того, чтобы я сгорал от желания оставить ей побольше.
И кто по примеру Фокиона обеспечивает своих детей так, чтобы они жилине хуже его, тот обеспечивает их вполне достаточно [14].
Я никоим образом не одобряю поступка Кратеса. Он оставил свои деньги насохранение ростовщику, оговорив следующие условия: если его дети окажутсядураками, пусть он им отдаст его вклад; если они окажутся рассудительными иделовыми, пусть распределит эти деньги среди самых несмышленых в народе [15]. Словно дураки, меньше других умеющие обходиться без денег, лучшедругих сумеют ими распорядиться.
Как бы то ни было, пока я в состоянии выдержать проистекающий от моегоотсутствия ущерб, он, по-моему, не стоит того, чтобы не воспользоватьсявозможностью отвлечься на время от докучных хлопот по хозяйству, где всегданайдется что-нибудь идущее вкривь и вкось. Постоянно вас треплют заботы тооб одном из ваших домов, то о другом. Все, что вы видите, — слишком близкоот вас; ваша зоркость в таких случаях вам только вредит, как, впрочем, онавредит и во многом другом. Я закрываю глаза на многие вещи, которые могутменя рассердить, и не хочу знать о том, что обстоит дурно; и все же я не всилах устроить свои дела таким образом, чтобы не натыкаться на каждом шагуна то, что мне явно не нравится. Плутни, которые от меня утаиваются особоусердно, я понимаю лучше, чем любые другие, и вижу их насквозь. Иполучается, что я сам должен помогать прятать их концы в воду, если хочу,чтобы они меня меньше раздражали. Все это — ничтожные уколы, подчас сущиепустяки, но это все же всегда уколы. Мельчайшие и ничтожнейшие помехи —чувствительнее всего; и как мелкий шрифт больше, чем всякий другой, режет иутомляет глаза, так и любое дело: чем оно незначительней, тем назойливее ихлопотнее. Тьма крошечных неприятностей досаждает сильнее, чем если бы навас навалилась какая-нибудь одна, сколь бы большой она ни оказалась. И чеммногочисленнее и тоньше эти подстерегающие нас в нашем доме шипы, темболезненнее и неожиданнее их уколы, застающие нас чаще всего врасплох.
Я не философ: несчастья меня подавляют, каждое в зависимости от своейтяжести, а она зависит как от их формы, так и от их сущности и частопредставляется мне больше действительной; я это знаю лучше других и поэтомутерпеливее, чем они. Наконец, если иные несчастья не затрагивают меня заживое, все же они так или иначе меня задевают. Жизнь — хрупкая штука, инарушить ее покой — дело нетрудное. Лишь только я поддался огорчению (nemoenim resistit sibi cum coeperit impelli [16]), как бы нелепа ни была вызвавшая его причина, япринимаюсь всячески сгущать краски и бередить себя, и в дальнейшем моемрачное настроение начинает питаться за свой собственный счет, хватаясь завсе, что придется, и громоздя одно на другое, лишь бы найти себе пищу.
Stillicidii casus lapidem cavat. [17]
Эти непрестанно падающие капли точат меня.
Повседневные неприятности никогда не бывают мелкими. Они нескончаемы, ис ними не справиться, в особенности если их источник — ваши домашние,неизменно все те же, от которых никуда не уйдешь.
Когда я рассматриваю положение моих дел издали и в целом, то нахожу —возможно, из-за моей не слишком точной памяти, — что до сих пор онипроцветали сверх моих расчетов и ожиданий. Впрочем, я вижу в таких случаях,как кажется, больше существующего на деле: их успешность вводит меня взаблуждение. Но когда я погружен в свои хлопоты, когда наблюдаю в моемхозяйстве каждую мелочь,
Tum vero in curas animum diducimur omnes, [18]
тысяча вещей вызывает во мне неудовольствие и тревогу. Отстраниться отних очень легко, но взяться за них, не испытывая досады, очень трудно. Сущаябеда находиться там, где все, что вы видите, не может не занимать вашихмыслей и вас не касаться. И мне представляется, что в чужом доме я вкушаюбольше радостей и удовольствий, чем у себя, и смакую их не в примернепосредственнее. И когда Диогена спросили, какой сорт вина, по его мнению,наилучший, он ответил совсем в моем духе: «Чужой» [19].
Страстью моего отца было отстаивать Монтень, где он родился, и во всемходе моих хозяйственных дел я люблю следовать его примеру и правилам и,насколько смогу, приучу к тому же моих преемников. И я сделал бы для негомного больше, располагай я такою возможностью. Я горжусь, что его воля ипосейчас оказывает через меня воздействие и неукоснительно выполняется. Дане дозволит господь, чтобы в Монтене, пока он в моих руках, я по нерадивостиупустил хоть что-нибудь из того, чем мог бы возвратить подобие жизни стользамечательному отцу. И если я взял на себя труд достроить какой-нибудь кусокстарой стены или привести в порядок часть плохо отделанного фасада, то этобыло предпринято мной скорее из уважения к его замыслам, чем радисобственного удовольствия. Я виню себя за бездеятельность, за то, что неосуществил большего, не завершил прекрасных его начинании в доме, и я темболее виню себя в этом, что, вернее всего, я последний из моего рода владеюим и должен был бы закончить начатое. А что касается моих личныхсклонностей, то ни удовольствие строиться, которое считают такимзавлекательным, ни охота, ни разведение плодовых садов, ни все остальные