пожалована мне с милостивейшей щедростью. И так как подобные грамотысоставляются в разном стиле, с выражением большей или меньшейблагосклонности, и так как я сам был очень непрочь ознакомиться с ее текстомпрежде, чем она будет мне вручена, я хочу привести ее здесь слово в слово,чтобы удовлетворить любопытство тех, кто — если такие найдутся — страдаетэтой болезнью не меньше моего:
Quod Horatius Maximus, Martius Cecius, Alexander Mutus, almae urbisconservatores, de Illustrissimo viro Michaele Montano, equite sanctiMichaelis et a Cubiculo Regis Christianissimi, Romana civitate donando, adsenatum retulerunt, S. P. Q. R. de ea re ita fieri censuit: [*]
Cum veteri more et instituto cupide illi semper studioseque susceptisint, qui, virtute ac nobilitate praestantes, magno Reip. nostrae usui atqueornamento fuissent vel esse aliquando possent. Nos, maiorum nostrorumexemplo atque auctoritate permoti, praeclaram hanc Consuetudinem nobisimitandam ac servandam fore censemus. Quamobrem, cum Illustrissimus MichaelMontanus, Eques sancti Michaelis et a Cubiculo Regis Christianissimi, Romaninominis studiosissimus, et familiae laude atque splendore et propriisvirtutum meritis dignissimus sit, qui summo Senatus Populique Romani iudicioac studio in Romanam Civitatem adsciscatur, placere Senatui P. Q. R.Illustrissimum Michaelem Montanum, rebus omnibus ornatissimum atque huicinclyto populo carissimum, ipsum posterosque in Romanam Civitatem adscribiornarique omnibus et praemiis et honoribus quibus illi fruuntur qui CivesPatriciique Romani nati aut iure optimo facti sunt. In quo censere SenatumP. Q. R. se non tam illi Ius Civitatis largiri quam debitum tribuere, nequemagis beneficium dare quam ab ipso accipere qui, hoc Civitatis munereaccipiendo, singulari Civitatem ipsam ornamento atque honore affecerit. Quamquidem S. C. auctoritatem iidem Conservatores per Senatus P. Q. R. scribasin acta referri atque in Capitolii curia servari, privilegiumque huiusmodifieri, solitoque urbis sigillo communiri curarunt. Anno ab urbe conditaMMCCCXXXI, post Christum natum MDLXXX, III Idus Martii. Horatius Fuscus,sacri S. P. Q. R. scriba. Vincen. Martholus, sacri S. P. Q. R. scriba. [*]
Не являясь гражданином ни одного города, я был весьма рад сделатьсягражданином самого благородного из всех, какие когда-либо были иликогда-либо будут. Если бы и другие всматривались в себя так же пристально,как это делаю я, то и они нашли бы себя такими же, каков я, то естьзаполненными всякой тщетой и всяким вздором. Избавиться от этого я не могуиначе, как избавившись от себя самого. Все мы проникнуты суетой, но кто эточувствует, тот все же менее заблуждается; впрочем, может быть, я и неправ.
Всеобщее обыкновение и стремление всматриваться во что угодно, нотолько не в самих себя, в высшей степени благодетельно для нашего брата.Ведь мы представляем собой не очень-то приятное зрелище: суетность иубожество — вот и вся наша сущность. Чтобы не отнять у нас бодрости духа,природа направила — и, надо сказать, весьма кстати — деятельность нашегооргана зрения лишь на пребывающее вне нас. Мы плывем по течению, а повернутьв обратную сторону и возвратиться к себе — дело исключительно трудное; ведьи море злится и препятствует себе самому, когда, встретив преграду, отходитназад. Посмотрите, говорит каждый, как разыгрывается ненастье, посмотрите наокружающих, посмотрите на иск, предъявленный тем-то, посмотрите на цвет лицатого-то, на завещание, оставленное таким-то; короче говоря, посмотрите вверхили вниз, или вбок, или перед собой, или оглянитесь назад. Но повелениедельфийского бога, полученное нами от него в стародавние времена,предъявляет нам требования, идущие наперекор всем нашим повадкам:«Всмотритесь в себя, познайте себя, ограничьтесь самими собой; ваш разум ивашу волю, растрачиваемые вами вовне, направьте, наконец, на себя; вырастекаетесь, вы разбрасываетесь; сожмитесь, сосредоточьтесь в себе; васпредают, вас отвлекают, вас похищают у вас самих. Разве ты не видишь, чтоэтот мир устремляет свои взоры внутрь себя и его глаза созерцают лишь себясамого? Суетность — вот твой удел и в тебе самом и вне тебя, но, заключеннаяв тесных границах, она все-таки менее суетна. О, человек, кроме тебя одного, — говорит этот бог, — все сущее прежде всего познает самого себя и всоответствии со своими потребностями устанавливает пределы своим трудам исвоим желаниям. И нет ни одного существа, которое было бы столь же нищим иодолеваемым нуждами, как ты, человек, жаждущий объять всю вселенную. Ты —исследователь без знаний, повелитель без прав и, в конце концов,всего-навсего шут из фарса».
Глава XО том, что нужно владеть своей волей
По сравнению с другими людьми меня задевают или, правильнее сказать,захватывают только немногие вещи; что задевают, это вполне естественно, лишьбы они не держали нас в своей власти. Я прилагаю всяческие старания, чтобы спомощью упражнения и размышления усилить в себе душевную неуязвимость, кчему я в немалой мере приуготовлен самой природой и что является большимпреимуществом для человека. Меня увлекает и, стало быть, волнует оченьнемногое. Взгляд у меня острый, но я останавливаю его лишь на немногихпредметах; чувства у меня тонкие и сильные. Но что касается восприимчивостии внимательности, то тут я глух и туп: меня трудно пронять. Насколько это уменя получается, я занимаюсь только собой; но и любовь к себе я бы охотнообуздывал и укрощал, чтобы она не поглотила меня целиком и полностью, потомучто и она направлена на предмет, которым я владею по чужой милости и накоторый судьба имеет больше прав, нежели я. Таким образом, даже здоровья,которое я так высоко ценю, — и его я не должен желать и отдаваться заботам онем с таким пылом, чтобы болезни стали казаться мне чем-то совершенноневыносимым. Следует держаться между ненавистью к страданию и любовью кнаслаждению; и Платон советует избирать средний жизненный путь между этимидвумя чувствами [1].
Но чувствам, отвлекающим меня от себя и привязывающим к чему-либодругому, — им я противлюсь изо всех сил. Я считаю, что хотя и следуетодалживать себя посторонним, отдавать себя нужно только себе самому. Если бымоя воля с легкостью предоставляла себя в распоряжение кого-то другого, я быне выдержал этого, — слишком уж я изнежен и от природы и вследствие давнихмоих привычек,
fugax rerum, securaque in otia natus. [2]
Ожесточенные и упорные прения, в которых мой противник, в конце концов,взял бы надо мной верх, их исход, делающий постыдной мою горячность вотстаивании своей правоты, нанесли бы мне, по всей вероятности, оченьжестокий удар. Если бы я уходил в мои дела с головой, как это бывает сдругими, моя душа никогда бы не смогла справиться с тревогами итреволнениями, неотступно следующими за теми, кто всегда и везде увлекаетсяи горит: этим внутренним возбуждением она была бы немедленно подавлена иразбита. В тех случаях, когда меня все-таки заставляют браться за чужиедела, я обещаю, что возьму их в свои руки, но не в легкие и не в печень; чтовозложу их на себя; что буду о них радеть — это так, — но не стану ради нихрасшибаться в лепешку; я за ними присматриваю, но я их не высиживаю, каккурица яйца. У меня достаточно забот с налаживанием и приведением в порядокмоих собственных дел, которые сидят у меня в печенках и тянут из меня жилы,чтобы принимать и взваливать на себя еще и чужие, и я достаточно поглощенмоими делами — существенными, сугубо личными и навязанными мне самоюприродой, чтобы обременять себя, вдобавок, и посторонними. Кто хорошо видит,в каком он долгу пред собою и сколько обязан для себя сделать, тот понимает,что природа возложила на него достаточно сложное и отнюдь не допускающеепраздности поручение. У тебя сколько угодно дела с самим собой; так неотдаляйся же от себя.
Люди предоставляют себя внаймы. Их способности служат не им, но тем, ккому они идут в кабалу; в них обитают их наниматели, но не они сами. Этовсеобщее поветрие не по мне; нужно оберегать свободу нашей души и ущемлятьее только в тех случаях, когда это безусловно необходимо; а таких случаев,если рассудить здраво, очень немного. Взгляните на людей, которымсвойственно вечно гореть и вмешиваться во все на свете; они делают этовсегда и везде, как в малом, так и в большом, как в том, что их касается,так и в том, что их ни с какой стороны не касается; и они суются во все, чтоим сулит хлопоты и обязанности, и не чувствуют, что живут, если не исполненытревоги и возбуждения. In negotiis sunt negotii causa [3]. Они ищут себе занятий лишь для того, чтобы себя занять.
И это вовсе не потому, что им хочется двигаться, а потому, что они не всостоянии остаться на месте; ни дать ни взять, как падающий с высоты камень,которому никак не остановиться, пока он не шлепнется на землю. Занятость дляизвестного сорта людей — доказательство их собственных дарований и ихдостоинств. Их дух успокаивает встряхивание, подобно тому как младенцев —люлька. Они могли бы себе сказать, что столь же услужливы для других, какнесносны самим себе. Никто не раздает всех своих денег другим, а вот своевремя и свою жизнь раздает каждый; и нет ничего, в чем бы мы были настолькоже расточительны и в чем скупость была бы полезнее и похвальнее.
Что до меня, то я совершенно другого склада. Я цепко держусь за себя иобычно вяло желаю того, чего желаю, а желаю я малого; то же относится и кмоим занятиям и трудам; я предаюсь им редко и не теряя спокойствия. А рвутсяк этому всеми своими помыслами и изо всех сил. Но ведь бывает столько ложныхшагов, что для большей уверенности и безопасности следовало бы ступать поэтому миру полегче и едва касаясь его поверхности. Следовало бы скользить по