Часто врачи весьма благотворно согласуют свои предписания с темисильными желаниями, которые возникают у больных: такая сила потребности вчем-то внушается самой природой, и в ней не может быть ничего вредного. Изатем, как важно утолить свою фантазию! На мой взгляд, все зависит от этого,во всяком случае, больше, чем от чего-либо другого. Самые частые и тяжкиеболезни — те, которыми мы обязаны своему воображению. Мне во многихотношениях чрезвычайно нравится испанская поговорка: Defenda me dios de mi [67]. Когда я болен, то оченьжалею, если у меня нет желания, удовлетворив которое, я мог бы получитьудовольствие, и врачам было бы нелегко отвратить меня от этого. Так жеобстоит со мной, и когда я здоров: самое лучшее для меня — надеяться ихотеть. Плохо, когда и желания твои слабы и хилы.
Искусство врачевания еще не имеет столь твердо установленных правил,чтобы мы, делая что угодно, не могли сослаться на какой-либо авторитет:предписания медицины меняются в зависимости от климата, от лунных фаз, оттеорий Фернеля или Скалигера [68]. Если ваш врач не дает вам спать вволю,пить вино, есть такой-то сорт мяса, не тревожьтесь: я найду вам другого,который выскажет противоположное мнение. Различия во мнениях и доводах уврачей принимают любого рода формы. На моих глазах некий больной изнемогал имучился от жажды, чтобы выздороветь, а после другой врач смеялся над ним,осуждая этот совет, как пагубный. На пользу ли ему пошла его мука? Недавноот камней в почках умер один человек того же ремесла, прибегнувший дляборьбы со своей болезнью к самой крайней воздержанности. Сотоварищи егоутверждают, что, напротив, голодовка только иссушила ему ткани, и песок унего в почках спекся.
Я заметил, что при ранениях и во время болезни говорить мне вредно, таккак это возбуждает меня не меньше, чем беспорядочные движения. Голос у менягромкий, резкий, я напрягаюсь и утомляюсь, когда говорю. Доходило до того,что когда я являлся к сильным мира беседовать о важных делах, им приходилосьпросить меня умерить мой голос. Вот рассказ, который меня позабавил: в однойгреческой школе кто-то говорил очень громко, как я; наблюдавший за порядкомвелел передать ему, чтобы он говорил потише. «Пусть он мне покажет, —возразил тот, — каким тоном должен я говорить». Ему ответили, чтобы онравнялся на слушающего [69]. Ответ неплохой, но при условии, что смысл егобыл таков: говорите так или иначе в зависимости от сути того, что хотитесказать своему собеседнику. Ибо если совет означал: достаточно, чтобы он васуслышал, — или: соразмеряйтесь с его слухом, — я не считаю его правильным.На мой взгляд, тон, высота голоса всегда что-то выражают и обозначают. Я идолжен пользоваться им так, чтобы он меня представлял. Один голос поучает,другой льстит, третий бранит. Я хочу, чтобы мой голос не только дошел дослушающего, но чтобы он, когда нужно, поразил его и пронзил. Когда яраспекаю своего слугу резким и язвительным голосом, ему подобает сказатьмне: «Хозяин, говорите-ка потише, я вас отлично слышу». Est quaedam vox adauditum accommodata, non magnitudine, sed proprietate [70]. Произнесенные словапринадлежат наполовину говорящему, наполовину слушающему. Последний долженпринимать их так, как они ему брошены, подобно тому как во время игры в мячпринимающий делает те или иные движения в зависимости от движений бросающегоили от характера броска.
Опыт научил меня и тому, что мы губим себя нетерпением. Беды наши имеютсвою жизнь и свой предел, свои болезни и свое здоровье. Болезни обладают темже строением, что и живые существа. Едва зародившись в нас, они следуютсвоей строго определенной судьбе, им тоже дается некий срок. Тот, кто хочетво что бы то ни стало насильственно сократить или прервать их течение,только удлиняет его, только усиливает недуг, вместо того чтобы его затушить.Я согласен с Крантором, что не следует ни упорно и безрассудносопротивляться болезни, ни безвольно поддаваться ей, а надо предоставить ееестественному течению в зависимости и от ее свойств и от наших [71]. Пустьболезни проходят сами собой, и я нахожу, что они меньше длятся у меня, невмешивающегося в их течение. Даже от самых упорных и стойких недугов яизбавлялся благодаря bх естественному прекращению, без помощи врачевания ивопреки правилам медицины. Предоставим природе действовать по ее усмотрению:она лучше знает свое дело, чем мы. — Но, — говорят мне, — такой-то умер отэтой болезни. — Вы тоже умрете, не от этой, так от другой. А сколько людейумерло от нее, хотя за ними и ходили три врача? Пример — зеркало довольнонеясное: все в него смотрятся и все, что угодно, в нем видят. Если вампредлагают приятное лечение, соглашайтесь на него: на этом вы ничего непотеряете. Меня не смутят ни название, ни цвет лекарства, если оно приятнона вкус и вызывает аппетит.
Удовольствие — одно из главных видов пользы. Сколько раз нападали наменя и сами собою проходили простуда, флюс, подагрические и сердечныеприступы, мигрени, которые оставили меня, когда я уже почти примирился стем, что надолго буду их жертвой. С ними легче справляться, потакая им, чемсопротивляясь. Мы должны кротко подчиняться установленному для нас самойсудьбой закону. Ведь мы и созданы для того, чтобы стареть, слабеть, болеть,несмотря ни на какое врачевание. Это первый урок, который мексиканцыпреподают своему потомству; едва оно успеет появиться из материнского чрева,как они приветствуют его словами: «Дитя, ты явилось в мир, чтобы терпеть:терпи же, страдай и молчи».
Несправедливо жаловаться на то, что с кем-то случилось нечто такое, чтоможет случиться с каждым, indignare si quid in te inique proprie constitutumest [72]. Взгляните на старика, который молит бога, чтобы ондаровал ему полноту сил и здоровья, то есть вернул ему молодость.
Stulte, quid haec frustra votis puerilibus optas? [73]
Разве это не глупость, противная естественным условиям возраста?Подагра, почечные колики, несварение желудка — признаки пожилых лет, какзной, дождь и ветер — неизменные спутники длительных путешествий. Платон несчитает, что Эскулап озабочен тем, чтобы благодаря его предписаниямсохранить жизнь в разрушенном, ослабевшем теле, бесполезном отечеству,бесполезном делу, которым оно занималось, бесполезном и для производстваздорового, крепкого потомства. Не считает он также, что божественноймудрости и справедливости, все ведущей ко благу, подобало бы об этомзаботиться [74]. Милейший старик, ничего не поделаешь: тебя уже не поставитьна ноги. Можно немножко починить, немножко подправить, продлить еще нанесколько часов твое жалкое существование,
Non secus instantem cupiens fulcire ruinam,
Diversis contra nititur obicibus,
Donec certa dies, omni compage soluta,
Ipsum cum rebus subruat auxilium. [75]
Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать. Наша жизнь, подобномировой гармонии, слагается из вещей противоположных, из разнообразныхмузыкальных тонов, сладостных и грубых, высоких и низких, мягких и суровых.Что смог бы создать музыкант, предпочитающий лишь одни тона и отвергающийдругие? Он должен уметь пользоваться всеми вместе и смешивать их. Так должнобыть и у нас с радостями и бедами, составляющими нашу жизнь. Самосуществование наше немыслимо без этого смешения; тут необходимо звучание итой и другой струны. Пытаться восставать против естественной необходимости —значит проявлять то же безумие, что и Ктесифонт, который бил своего муланогами, чтобы с ним справиться [76].
Я редко обращаюсь к врачам, когда чувствую себя плохо, ибо люди эти,видя, что вы в их власти, становятся заносчивыми. Они забивают вам ушисвоими прогнозами, а недавно, найдя меня ослабевшим от болезни, онигнуснейшим образом донимали меня своими догматами и своей ученойнапыщенностью, угрожая мне то тяжкими страданиями, то близкой смертью. Я небыл этим ни угнетен, ни потрясен, но меня охватили раздражение и возмущение.И хотя мысли мои не ослабели и не помутились, им все же пришлось преодолетькакие-то препоны, а это всегда означает волнение и борьбу.
Между тем я стараюсь, чтобы воображение мое ничем не омрачалось, и еслибы я только мог, то избавил бы его от малейшей неприятности, малейшегосмятения. Ему надо по возможности приходить на помощь, ласкать его,обманывать. Разум мой к этому весьма склонен — у него наготове любые доводы,и он оказывал бы мне большую услугу, если бы его проповеди всегда убеждали.
Хотите пример? Он говорит, что камни в почках для меня даже к лучшему;что вполне естественно в моем возрасте немного страдать от подагры (моиморганам уже пришло время слабеть и портиться; это для всех неизбежно, и немогу же я рассчитывать, что ради меня произойдет чудо? Тем самым я плачудань старости и даже довольно дешево отделываюсь); что я не один в такомположении и должен этим утешаться: болезнь эта — самая в моем возрастеобычная (повсюду вижу я людей, страдающих от того же самого, и для меня дажепочетно находиться в их обществе, тем более что подагра чаще всего одолеваетзнатных людей и по самой природе своей обладает неким благороднымдостоинством); что мало кто из людей, страдающих ею, получал облегчение таклегко, как я: им это стоило строгого режима и повседневной докуки приниматьлекарства, мне же в данном случае просто повезло, ибо я без всякогоотвращения проглотил несколько бесполезных, на мой взгляд, настоек