они гонятся вовсе не ради служения обществу, а скорей ради того, чтобыизвлечь из общественных дел выгоду для себя. Бесчестные средства, с помощьюкоторых многие в наши дни возвышаются, ясно говорят о том, что и цели такжене стоят доброго слова. А честолюбию давайте ответим, что оно-то и прививаетнам вкус к уединению, ибо чего же чуждается оно больше, чем общества, и кчему оно стремится с такой же настойчивостью, как не к тому, чтобы иметьруки свободными? Добро и зло можно творить повсюду: впрочем, еслисправедливы слова Бианта, что «большая часть — это всегда наихудшая» [1],или также Экклезиаста, что «и в целой тысяче не найти ни одного доброго», —
Rari quippe boni: numero vix sunt totidem, quot
Thebarum portae, vel divitis ostia Nili [2]
то в этой толчее недолго и заразиться. Нужно или подражать людямпорочным, или же ненавидеть их. И то и другое опасно: и походить на них, ибоих превеликое множество, и сильно ненавидеть их, ибо они на нас непохожи.
Купцы, отправляясь за море, имеют все основания приглядываться к своимпопутчикам на корабле, не развратники ли они, не богохульники ли, не злодеили, считая, что подобная компания приносит несчастье. Вот почему Биант,обратившись к тем, которые, будучи с ним на море во время разыгравшейсябури, молили богов об избавлении от опасности, шутливо сказал: «Помолчите,чтобы боги не заметили, что и вы здесь вместе со мной!»
Еще убедительнее пример Альбукерке [3], вице-короля Индии вцарствование португальского короля Мануэля. Когда кораблю, на котором оннаходился, стала угрожать близкая гибель, он посадил себе на плечи мальчика,с той единственной целью, чтобы этот невинный ребенок, судьбу которого онсвязал со своей, помог ему снискать и обеспечил милость всевышнего, и темсамым спас бы их от гибели.
Сказанное вовсе не означает, что мудрец не мог бы жить в своеудовольствие где угодно, чувствуя себя одиноким даже среди толпы придворных;но если бы ему было дано выбирать, то, как учит его философия, он постаралсябы даже не глядеть на этих людей. Он готов снести это, если окажетсянеобходимым, но если дело будет зависеть от него самого, он выберетсовершенно иное. Ему будет казаться, что он и сам не вполне избавился отпороков, если ему понадобится бороться с пороками остальных.
Харонд карал как преступников даже тех, кто был уличен, что он водитсяс дурными людьми. И нет другого существа, которое было бы столь женеуживчиво и столь же общительно, как человек: первое — по причине егопороков, второе — в силу его природы.
И Антисфен, когда кто-то упрекнул его в том, что он общается с дурнымилюдьми, ответил, по-моему, не вполне убедительно, сославшись на то, что иврачи проводят жизнь среди больных. Дело в том, что, заботясь о здоровьебольных, врачи, бесспорно, наносят ущерб своему собственному, поскольку онипостоянно соприкасаются с больными и имеют дело с ними, подвергая себяопасности заразиться.
Цель, как я полагаю, всегда и у всех одна, а именно жить свободно инезависимо; но не всегда люди избирают правильный путь к ней. Часто онидумают, что удалились от дел, а оказывается, что только сменили одни надругие. Не меньшая мука управлять своею семьей, чем целым государством: ведьесли что-нибудь тяготит душу, она уже полностью отдается этому; и хотяхозяйственные заботы не столь важны, все же они изрядно докучливы. Сверхтого, отделавшись от двора и городской площади, мы не отделались от основныхи главных мучений нашего существования:
ratio et prudentia curas,
Non locus effusi late maris arbiter, aufert. [4]
Честолюбие, жадность, нерешительность, страх и вожделения не покидаютнас с переменой места.
Et post equitem sedet atra cura. [5]
Они преследуют нас нередко даже в монастыре, даже в убежище философии.Ни пустыни, ни пещеры в скалах, ни власяницы, ни посты не избавляют от них:
haeret lateri letalis arundo. [6]
Сократу сказали о каком-то человеке, что путешествие нисколько его неисправило. «Охотно верю, — заметил на это Сократ. — Ведь он возил с собойсебя самого».
Если не сбросить сначала со своей души бремени, которое ее угнетает, то вдорожной тряске она будет еще чувствительней. Ведь так же и с кораблем: емулегче плыть, когда груз на нем хорошо уложен и закреплен. Вы причиняетебольному больше вреда, чем пользы, заставляя его менять положение; шевеляего, вы загоняете болезнь внутрь. Чем больше мы раскачиваем воткнутые вземлю колья и нажимаем на них, тем глубже они уходят в почву и увязают вней. Недостаточно поэтому уйти от людей, недостаточно переменить место,нужно уйти и от свойств толпы, укоренившихся в нас; нужно расстаться с собой изатем обрести себя заново.
Rupi iam vincula dicas:
Nam luctata canis nodum arripit; attamen illi,
Cum fugit, a collo trahitur pars longa catenae. [8]
Мы волочим за собой свои цепи; здесь нет еще полной свободы — мыобращаем свой взор к тому, что оставили за собой, наше воображение ещезаполнено им;
Nisi purgatum est pectus, quae proelia nobis
Atque pericula tunc ingratis insinuandum?
Quantae conscindunt hominem cuppedinis acres
Sollicitum curae, quantique perinde timores?
Quidve superbia, spurcitia, ac petulantia, quantas
Efficiunt clades, quid luxus desidiesque? [9]
Зло засело в нашей душе, а она не в состоянии бежать от себя самой:
In culpa est animus qui se non effugit unquam [10].
Итак, ей нужно обновиться и замкнуться в себе: это и будет подлинноеуединение, которым можно наслаждаться и в толчее городов и при дворахкоролей, хотя свободнее и полнее всего наслаждаться им в одиночестве. А размы собираемся жить одиноко и обходиться без общества, сделаем так, чтобынаша удовлетворенность или неудовлетворенность зависели всецело от нас;освободимся от всех уз, которые связывают нас с ближними; заставим себясознательно жить в одиночестве, и притом так, чтобы это доставляло намудовольствие.
Стильпону удалось спастись от пожара, опустошившего его родной город;но в огне погибли его жена, дети и все его имущество. Встретив его и непрочитав на его лице, несмотря на столь ужасное бедствие, постигшее егородину, ни испуга, ни потрясения, Деметрий Полиоркет [11] задал ему вопрос,неужели он не потерпел никакого убытка. На это Стильпон ответил, что делообошлось без убытков и ничего своего, благодарение бога, он не потерял. Тоже выразил философ Антисфен в следующем шутливом совете: «Человек должензапасать только то, что держится на воде и в случае кораблекрушения можетвместе с ним вплавь добраться до берега» [12].
И действительно, мыслящий человек ничего не потерял, пока он владеетсобой. После разрушения варварами города Нолы тамошний епископ Павлин,потеряв все и попав в плен к победителям, обратился к богу с такой молитвой:«Господи, не дай мне почувствовать эту потерю; ибо ничего из моего, как тебеведомо, они пока что не тронули». Те богатства, которые делали его богатым,и то добро, которое делало его добрым, остались целыми и невредимыми.
Вот что значит умело выбирать для себя сокровища, которые невозможнопохитить, и укрывать их в таком тайнике, куда никто не может проникнуть, такчто выдать его можем только мы сами. Надо иметь жен, детей, имущество и,прежде всего, здоровье, кому это дано: но не следует привязываться ко всемуэтому свыше меры, так, чтобы от этого зависело наше счастье. Нужно приберечьдля себя какой-нибудь уголок, который был бы целиком наш, всегда к нашимуслугам, где мы располагали бы полной свободой, где было бы главное нашеприбежище, где мы могли бы уединяться. Здесь и подобает нам вести внутренниебеседы с собой и притом настолько доверительные, что к ним не должны иметьдоступа ни наши приятели, ни посторонние; здесь надлежит нам размышлять ирадоваться, забывая о том, что у нас есть жена, дети, имущество, хозяйство,слуги, дабы, если случится, что мы потеряем их, для нас не было бы чем-тонеобычным обходиться без всего этого. Мы обладаем душой, способной общатьсяс собой; она в состоянии составить себе компанию; у нее есть на что нападатьи от чего защищаться, что получать и чем дарить. Нам нечего опасаться, что вэтом уединении мы будем коснеть в томительной праздности:
in solis sis tibi turba locis. [13]
Добродетель, говорит Антисфен, довольствуется собой: она не нуждаетсяни в правилах, ни в воздействии со стороны.
Среди тысячи наших привычных поступков мы не найдем ни одного, которыймы совершали бы непосредственно ради себя. Посмотри: вот человек, которыйкарабкается вверх по обломкам стены, разъяренный и вне себя, будучи мишеньюдля выстрелов из аркебуз; а вот другой, весь в рубцах, изможденный, бледныйот голода, решивший скорее подохнуть, но только не отворить городские ворота