Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла — страница 40 из 83

125. X. Величайшую ненависть ко греху всегда проявляет не тот, кто позволяет, чтобы грех господствовал продолжительное время, и только потом карает за него, но тот, кто искореняет грех еще до его возникновения, т. е. препятствует его появлению. Например, король, так превосходно устроивший свои финансы, что у него никогда не бывает хищений, проявляет большую ненависть к несправедливости своих финансовых деятелей, чем если бы он велел их повесить только после продолжительного терпеливого наблюдения, как они сосут кровь его подданных.

Всегда одна и та же песня, один и тот же чистейший антропоморфизм. Обычно король не должен иметь на сердце своем иной заботы, кроме как оберегать подданных от угнетения. Одна из величайших забот его состоит в приведении в порядок финансов. Тем не менее бывают случаи, когда он обязан терпеть порок и беспорядки. Он предпринимает большую войну, он чувствует себя обессиленным, у него нет выбора в отношении генералов, он должен щадить тех, которых имеет и которые пользуются большим авторитетом среди солдат, как, например, Браччио, Сфорца, Валленштейн. У него не хватает денег на настоятельнейшие нужды; надо обратиться к крупным финансовым деятелям, имеющим твердый кредит, и в то же время надо быть снисходительным к их злоупотреблениям. Верно, что эта несчастная необходимость чаще всего проистекает из предшествующих ошибок. Но всего этого нельзя сказать в отношении Бога; он ни в ком не нуждается; он не допускает никакой ошибки; он делает всегда наилучшее. Даже нельзя желать, чтобы вещи были лучше, когда их понимают, и было бы погрешностью со стороны творца всех вещей, если бы он возжелал исключить существующий при них порок. Это состояние совершеннейшего царствования, когда желают и достигают добра столько, сколько это возможно, когда самое зло служит достижению величайшего блага, – может ли оно быть сравнимо с состоянием государя, дела которого расстроены и который спасается как может? Или с тем государем, который благоприятствует угнетению, чтобы потом наказать его, и радуется, когда видит маленьких людей в нищете, а великих на эшафоте?

126. XI. Пекущийся об интересах добродетели и благе своих подданных правитель употребляет все усилия, чтобы они никогда не преступали ее законов, и если он бывает вынужден наказывать их за непослушание, то делает это, чтобы исцелить их от склонности ко злу и восстановить в их душах прочную и надежную склонность к добру, но вовсе не потому, что у него было желание наказанием преступления укрепить их склонность ко злу.

Для совершенствования человека Бог делает все, что следует, и даже все, что может, если только это не противоречит должному. Самая обычная цель наказания – исправление; но она не единственная, и не всегда она ставится. Выше я сказал об этом несколько слов. Первородный грех, делающий людей склонными ко злу, не есть простое наказание первого греха: он является его естественным следствием. Я также сказал об этом несколько слов, делая свои замечания на четвертое теологическое возражение. Это то же, что пьянство, которое, будучи наказанием за излишнее питье, в то же время есть естественное последствие, легко приводящее к новым грехам.

127. XII. Если допускают зло, которому все же можно было помешать, то не заботятся о том, совершится оно или не совершится, или даже желают, чтобы оно совершилось.

Отнюдь нет. Как часто люди допускают зло, которому могли бы помешать, если бы приложили к этому все свои усилия! Но другие заботы, более настоятельные, препятствуют им в этом. Редко заботятся о приведении в порядок находящейся в обращении монеты, когда несут на своих плечах тяжесть большой войны. То, что сделал английский парламент в этом отношении еще до Рисвикского мира, достойно скорее похвалы, чем подражания. Но можно ли отсюда вывести заключение, что государство не обращает внимания на этот беспорядок или даже что оно желает его? Бог же имеет более основательную и более вескую причину для допущения зла. Он не только извлекает из него наибольшие блага – зло оказывается связанным с величайшими из всех возможных благ, так что было бы несовершенством, если бы Бог не допустил зла.

128. XIII. Большая ошибка с стороны правителя, если его не заботит, порядок или смута царит в его владениях. Его ошибка тем больше, если он желает, чтобы в его государстве были беспорядки. Если он тайными и окольными, но безошибочными путями вызывает в своем государстве мятеж, приводящий его на край гибели, чтобы приобрести себе потом в глазах всего света славу, что он обладает доблестью и умом, необходимыми для спасения большого государства, близкого к гибели, то его образ действий весьма жалок. Но если он возбуждает этот мятеж потому, что в его распоряжении нет другого средства спасти своих подданных от полной гибели и укрепить благосостояние своего народа на новых основаниях на много столетий вперед, то хотя люди и будут сетовать на эту злую необходимость (см. сказанное выше о силе необходимости, § 20, 22, 121), но они будут восхвалять его за то, как он сумел ею воспользоваться.

Это и многие другие приведенные здесь положения неприменимы к управлению Божию. Не говоря уже о том, что слишком невелика та часть его царства, на беспорядки в которой нам указывают, ложно то, будто он не обращает внимания на зло, будто он желает его, будто он позволяет ему возникать, с тем чтобы приобрести славу победой над ним. Бог желает порядка и блага; но случается иногда, что то, что есть беспорядок в отдельной части, является порядком в целом. Я приводил уже следующую аксиому права: «Incivile est nisi tota lege inspecta judicare»[122]. Допущение зла происходит из какой-то моральной необходимости: «Бог побуждается к этому своей мудростью и благостью; это счастливая необходимость, между тем как та, перед которой оказывается государь в приведенных выше примерах, несчастна. Положение этого государя есть самое ненормальное; между тем управление Божие есть наилучшее состояние из всех возможных.

129. XIV. Допущение зла простительно только в том случае, если его нельзя предотвратить, не вызывая еще большего зла, но ни в коем случае непростительно, если под рукой имеются самые действенные средства как против этого зла, так и против всех других бед, которые могли бы возникнуть вследствие его подавления.

Положение верное, но оно не может быть применено к управлению Божию. Высочайший разум обязывает допустить зло. Если бы Бог избирал не то, что было бы во всех отношениях и в абсолютном смысле наилучшим, то это было бы величайшим злом по сравнению со всеми частными проявлениями зла, которые можно было бы предотвратить этим средством. Этот дурной выбор извратил бы его мудрость и его благость.

130. XV. Бесконечно могущественное существо, создатель материи и духов, делает с этой материей и этими духами все, что только пожелает. Нет такого движения, такого положения, такого образа, которых не могло бы придать его всемогущество материи, нет таких мыслей, которых он не мог бы сообщить духам. Следовательно, если это существо допускает физическое или моральное зло, то это происходит не потому, что без этого зла было бы совершенно неизбежно другое, еще большее физическое или моральное зло. Все доказательства необходимости смешивать добро со злом, опирающиеся на ограниченность сил творящего добро, в отношении этого существа отпадают.

Верно то, что Бог творит из материи и духов все, что пожелает; но он, как хороший ваятель из куска мрамора, творит только наилучшее и наилучшим образом. Бог творит из материи прекраснейшую из всех возможных машин, а из духов – прекраснейший из всех мыслимых образов правления; а превыше всего этого он устанавливает для их единства совершеннейшую из всех гармоний, согласно с изложенной мною системой. Итак, поскольку физическое и моральное зло существует в его совершеннейшем создании, то отсюда должно заключить (вопреки тому, что г-н Бейль здесь утверждает), что без этого было бы совершенно неизбежно еще большее зло. Это большее зло означало бы, что Бог намеренно избирает зло, как если бы он избрал не то, что действительно создал. Верно то, что Бог беспредельно могуществен, но его могущество неопределенно; в соединении же с благостью и мудростью оно определяется к совершению одного только наилучшего. В другом месте г-н Бейль делает еще одно возражение, ему одному принадлежащее, которое он выводит из воззрений современных картезианцев, утверждающих, что Бог мог даровать душам мысли, какие ему угодно, не ставя их мышление ни в какую зависимость от тел; этим средством можно избавить души от многих зол, проистекающих единственно из телесных расстройств. Об этом я скажу ниже, а пока ограничусь только замечанием, что Бог не мог установить систему, плохо согласованную и полную несоответствий. Природа души такова, что она частично представляет тела.

131. XVI. Ты в равной мере являешься причиной какого-либо события независимо от того, вызываешь ли ты его моральными средствами или физическими. Государственный министр, который, не выходя из своего кабинета, только благодаря тому, что он умеет пользоваться страстями заговорщиков, нарушает все планы заговора, в такой же степени является причиной пресечения их козней, как если бы он пресек их насильственными действиями.

Я не могу ничего возразить против этого положения. Зло всегда приписывают моральным причинам и никогда – физическим. Замечу только, что если бы я не мог помешать греху другого человека иначе, как только посредством допущения своего собственного греха, то я имел бы основание допустить его, и я не был бы ни соучастником, ни моральной причиной его. В Боге всякое несовершенство было бы грехом, и даже больше, чем грехом, ибо оно уничтожало бы его божественность. И для него было бы величайшим несовершенством, если бы он не мог избирать наилучшее. Я уже говорил об этом несколько раз. В этом случае Бог предотвратил бы грех посредством того, что было бы хуже всякого греха.