Борьба за Байкал.
О решении строить на Байкале крупный целлюлозный завод я впервые узнал от одного из организаторов строительства Академгородка, когда он был у нас проездом из Иркутска в Москву. Данные ученых и проектировщиков говорили об опасности предстоящего строительства: Байкалу грозило загрязнение, опасность которого усугублялась из-за высокой сейсмичности района. Тогда же меня попросили попробовать повлиять на выбор другого места для строительства.
В Москве я прежде всего повидался с академиком В., который, как мне сказали, дал положительное заключение на строительство. Разговор с В. был коротким.
— Вы давали положительное заключение по комбинату на Байкале?
— Да, давал, но при условии полной очистки стоков.
— А это можно осуществить?
— Я не знаю, и об этом меня не спрашивали.
Оставалась еще возможность использовать такой довод, как опасность и сильное удорожание строительства по причине сейсмичности. Я написал об этом письмо в правительство. Письмо было послано на заключение в Академию наук, где была создана небольшая комиссия с участием руководителей промышленности, явно заинтересованных в комбинате. Решение комиссии гласило: “В Японии строят, и нам можно”. Я все же еще раз пошел к Н.С. Хрущеву, но получил резкий отказ, а на сессии Верховного Совета Хрущев в своей речи отметил, что некоторые ученые, и Лаврентьев тоже, хотят ловить рыбку и купаться в Байкале, хотя бы во вред всей нашей стране, которой очень нужна целлюлоза.
На строительство комбината были брошены большие силы, но у него было и много противников. В 60-х годах вокруг Байкала разгорелась острая дискуссия, она шла и в государственных организациях и ведомствах, и на страницах печати.
Руководство Сибирского отделения и его институты (Институт земной коры, Лимнологический, Институт леса и древесины и другие) твердо стояли на том, что проектное задание на Байкальский комбинат составлено неудовлетворительно и недостаточно обоснованно, что оно не обеспечивает защиту Байкала от опасных загрязнений. Особенно много сил положил на это академик А.А. Трофимук.
Было много заключений, экспертиз, записок, ожесточенных споров. Академия наук и Сибирское отделение долго отстаивали вариант переброски промышленных стоков по трубопроводу из бассейна Байкала в реку Иркут (приток Ангары), настаивали на том, чтобы лес перевозился по Байкалу не в плотах, а в сухогрузных судах и т. д. Но под нажимом целлюлозников все эти предложения были отвергнуты.
Положение, сложившееся с Байкалом, потребовало серьезных решений. В 1969 году вышло постановление Совета Министров СССР “О мерах по сохранению и рациональному использованию природных комплексов бассейна озера Байкал”, в котором министерствам и ведомствам были определены их обязанности. В частности, предусматривалось строительство надежных очистных сооружений, упорядочение рубки, прекращение сплава леса и т. д.
В 1970 году я участвовал в работе правительственной комиссии, проверяющей состояние дел по развитию целлюлозно-бумажной промышленности в районе Байкала и по сохранению его природных богатств. Члены комиссии подробно ознакомились с материалами, посетили Байкальский и строящийся Селенгинский комбинаты, некоторые лесные массивы. Большая часть членов комиссии (в том числе ее руководители и председатели подкомиссий) подчеркивали необходимость сохранить Байкал как уникальное водохранилище, имеющее не только всесоюзное, но и мировое значение. Выдвигалась идея о превращении Байкала и его окрестностей в государственный заповедник со строгим соблюдением правил охраны вод, леса, почвы, фауны, с восстановлением того, что было уничтожено или повреждено предыдущим неразумным хозяйствованием производственных и местных организаций.
Существенные расхождения в точках зрения получились в подкомиссиях по вопросу, в какой мере целлюлозно-бумажные комбинаты в Байкальске (действующий) и Селенгинский (почти построенный и уже частично оборудованный) своими промстоками загрязняют Байкал. И второй вопрос — сопровождаются ли порубка и доставка леса на комбинаты достаточным восстановлением леса, сохранением почвы и чистоты как притоков Байкала, по которым идет сплав, так и самого озера.
Свои личные впечатления и сложившиеся выводы я изложил в записке на имя руководителей комиссии. Вот некоторые положения, которые представлялись мне бесспорными.
1. Большая мощность и культура строительных организаций дали возможность в сравнительно короткие сроки построить и произвести монтаж оборудования на очень высоком строительном и техническом уровне.
2. Несмотря на большое количество трудностей — суровые природные условия, текучесть кадров, дефекты в проектах, — Байкальский завод дает продукцию, крайне нужную нашему государству.
3. Загрязнение Байкала все же имеет место. Загрязнение идет в значительной степени от нарушения технологии и ее несовершенства. При сплаве древесины часть ее тонет и дополнительно загрязняет и Байкал, и притоки. Есть предполагаемая угроза, что при возможном 9—10-балльном землетрясении очистные сооружения будут разрушены. Тогда значительное количество грязи попадет в Байкал сразу, кроме того, восстановление очистных сооружений потребует много времени, и неизбежно встанет вопрос: или останавливать завод на длительный срок, или продолжать сбрасывать отходы завода без очистки. Кроме того, существенное загрязнение Байкала создает река Селенга, несущая стоки промпредприятий.
Понимая, что закрытие Байкальского и переконструирование завода — непомерно дорогие мероприятия, и учитывая, что в создании комбинатов вложено много труда тысяч рабочих и инженеров, я предлагал прежде всего провести некоторые немедленные мероприятия, гарантирующие сохранность чистоты Байкала; одновременно расширить научные работы по всему комплексу охраны Байкальской зоны, по совершенствованию технологии производства целлюлозы и очистке стоков.
В качестве неотложной меры я предлагал создать в 10—12 километрах от Байкальского комбината емкость, в которую можно было бы сбрасывать отходы производства в течение ближайших пяти-десяти лет. Такую емкость можно получить за несколько месяцев при помощи одного или серии подземных взрывов особой мощности.
Кардинальное решение по отводу промстоков из бассейна Байкала принято не было, а я получил от председателя комиссии телеграмму с выговором за мое строптивое поведение.
Скажу попутно, что я проявил строптивость еще по одному вопросу. Некоторые представители целлюлозной промышленности были склонны свалить все неприятности со сбросом отработанной воды в Байкал на Лимнологический институт во главе с Г.И. Галазием, который “не дал универсальное средство для очистки воды”. Вскоре я как председатель СО АН СССР получил сверху распоряжение “укрепить руководство Лимнологического института”. Я выполнил приказ буквально: назначил Г.И. Галазию еще одного заместителя, сохранив за ним самим место директора. Несколько лет руководители Байкальского комбината опротестовывали это решение и требовали снятия Галазия. К этому времени у него как раз кончился срок, на который он был избран. По существующему порядку вопрос был поставлен на очередном Общем собрании Академии наук. При голосовании Г.И. Галазий был утвержден директором на новый срок и продолжает с большим энтузиазмом бороться за сохранность Байкала. Несколько лет тому назад он избран членом-корреспондентом АН СССР.
В 1971 году вышло новое правительственное постановление “О дополнительных мерах по обеспечению рационального использования и сохранению природных богатств бассейна озера Байкал”, весьма обстоятельное и предъявившее суровые требования ко всем ведомствам, ответственным за судьбу Байкала. Большие обязательства были возложены и на Сибирское отделение.
С тех пор сделано многое. В Сибирском отделении действует Научный совет по проблеме Байкала во главе с А.А. Трофимуком, который координирует научные исследования всех ведомств, связанных с изучением, освоением и сохранностью озера и его бассейна. В этой работе участвует около двух десятков институтов Отделения. Наши ученые предложили новые методы очистки сточных вод и утилизации осадков, правила использования байкальских лесов, разработали варианты переброски промышленных стоков. На Байкале многое изменилось: на целлюлозных заводах построены мощные очистные сооружения, прекратился молевой сплав древесины по рекам, восстановлено поголовье омуля.
Но успокаиваться нельзя. Сибирское отделение продолжает настаивать на том, чтобы решить проблему кардинально — отвести стоки Байкальского и Селенгинского комбинатов от озера соответственно в реку Иркут и в бессточные котловины вблизи Улан-Удэ.
Охрана природы и наука.
Сегодня всем ясно, что при выборе места для байкальских комбинатов, а также при проектировании сооружений и технологии были допущены серьезные ошибки, даже частичное исправление которых обошлось недешево. Немалая, а может быть, главная ответственность за это ложится на ученых. Я уже говорил о первых уклончивых ответах некоторых академиков на вопросы по Байкалу.
Главная проблема, которая стоит перед наукой, — это научиться прогнозировать долговременное глобальное влияние на природу новых гигантов индустрии, гидросооружений. Сегодня люди способны в обозримые сроки превратить степи в богатые урожайные земли, вырастить леса. Но они способны и уничтожить уникальные водоемы, превратить цветущие районы в пустыни. Печальным примером этому служат некоторые озера США, превращенные в вонючие болота.
Наше отношение к природным богатствам должно быть принципиально иным. Советский закон запрещает варварскую эксплуатацию природных богатств — за нарушение законов об охране природы виновники должны идти под суд.
Перед нашими учеными, инженерами, строителями партия и правительство ставят задачу: использовать природные богатства так, чтобы наши потомки помянули нас добрым словом. Мы можем и должны сохранить и леса, и реки, и чистый воздух.
Еще недавно многие ученые могли бы сказать так: “Заниматься экспертизами, вмешиваться в работу проектных и строительных организаций — не дело Академии наук. Это область инженерии”. Сегодня мы понимаем, что большие народнохозяйственные задачи тесно переплелись с большими техническими и научными задачами. Сегодня большая наука не может существовать без большой промышленности, и нет такой области промышленности, строительства, планирования, где не была бы нужна самая передовая наука.