Раздался оглушительный треск. Мир на долю секунды стал ослепительно белым, а затем синий свет погас, сменившись тревожным миганием красных ламп.
Скачок напряжения ударил в сторону. Защитные протоколы «Оракула» инстинктивно перенаправили угрозу. Панель рядом с Каэлом взорвалась фонтаном искр.
Его отбросило назад. Голова с глухим стуком ударилась о стойку. В ушах зазвенело. Планшет вылетел из рук. Ловушка провалилась.
Торн даже не вздрогнул. Он стоял в мигающем красном свете, его тень дёргалась на стенах, ломаная, уродливая. Он смотрел на дымящуюся панель не с удивлением или страхом, а с брезгливостью ценителя, которому подсунули дешёвую подделку.
— Грубо, — произнёс он почти печально. — Никакой элегантности. Просто шум.
Он двинулся вперёд.
Каэл попытался встать, но ноги его не слушались. Он успел лишь поднять руку, когда Торн нанёс точный, выверенный удар костяшками пальцев в скулу. Боль была острой, в глазах потемнело.
Каэл рухнул. Торн навалился сверху, но его атака была лихорадочной, движения выдавали болезнь. Каэл, движимый чистой злобой, извернулся, ударив локтем в бок Торну. Старик крякнул от боли, но не отпустил. Его сила была пугающей, неестественной. Сила фанатика.
Они катались по полу среди спутанных кабелей. Мигающий красный свет превращал их борьбу в серию жутких стоп-кадров.
Торну удалось перевернуть Каэла и прижать его к полу. Лицо Каэла оказалось в сантиметрах от вентиляционной решётки. Горячий воздух ударил в ноздри. Он вдыхал густой, едкий запах перегретого пластика, озона и пыли. Запах умирающего механизма.
— Вы видите? — прохрипел Торн ему в ухо. — Вы видите, во что вы всё превращаете? В хаос. В грязь. Я хотел создать… порядок. А вы… вы всё портите.
Его хватка усилилась. Сознание начало уходить.
Поражение. Оно накатывало тёмными, вязкими волнами. Торн был сильнее. Руки смыкались на шее. Воздух кончался.
Нет. Не так.
Он вспомнил Аню. Её глаза. В них не было поражения. Только тихая, упрямая злость. Она боролась до конца.
И он не сдастся.
В теле Торна что-то дрогнуло. Сухой кашель сотряс его, и хватка ослабела. На долю секунды. Этого было достаточно.
Собрав последние силы, Каэл рванулся в сторону. Его рука нащупала холодный планшет. Экран был разбит, но светился.
Торн, отплевавшись кровью, снова навалился. Он увидел планшет, и в его глазах вспыхнула ярость.— Нет! — прорычал он. — Больше никакого шума!
Он схватил со стойки острый осколок и нанёс удар.
Боль была горячей, разрывающей. Что-то вошло ему в бок, под рёбра. Дыхание перехватило.
Но палец… палец уже был на месте. Он нашёл на разбитом экране единственную целую иконку. Красный квадрат с белой стрелкой. «Выполнить».
Он нажал.
На треснувшем дисплее на мгновение появилась тонкая зелёная полоска загрузки. Исчезла.Вирус ушёл.
Торн, тяжело дыша, отстранился. Он смотрел на кровь, расплывающуюся тёмным пятном на куртке Каэла.— Это было… некрасиво, — выдохнул он.
Каэл лежал на полу. Боль уходила, сменяясь холодом. Он посмотрел на Торна, на его дрожащие, окровавленные руки. В уголке его губ появилась слабая, последняя ухмылка.
— Попался… — прошептал он, и это слово потонуло в кровавом кашле.
Его глаза, смотревшие на мигающие красные огни, остекленели.
Торн стоял над ним, шатаясь. Он посмотрел на свои пальцы в чужой крови. Он ждал удовлетворения. Восторга творца. Но не почувствовал ничего, кроме липкой усталости и тупой боли в груди. Его идеальный сценарий превратился в кровавую баню.
Он услышал звук. Тихий, резкий щелчок, донёсшийся по гулкому коридору.
Звук закрывшегося ноутбука.
Элара.
Последний акт.
Он медленно, хромая, выпрямился. Вытер руку о штанину и пошёл на звук. Пора было опускать занавес.
Глава 11: Финальный акт
Тишина в главной гостиной была вещью. Предметом. Она давила на барабанные перепонки, лежала на осколках стекла и остывающем теле Каэла.
Воздух был густым от озона и меди. Каждый вдох царапал горло. Аварийное освещение, холодное и синее, лилось из скрытых панелей, превращая сцену в декорацию к чужому, больному сну. Синий свет выбелил кожу Элары до состояния пергамента.
Она не двигалась. Просто стояла, глядя на тело Каэла. Его последний жест — вытянутый к планшету палец — застыл, как укор. Он поставил свою точку.
Из дверного проёма вывалилась тень. За ней — Джулиан Торн.
Хромая, он вошёл в гостиную, опираясь на стену и оставляя на ней смазанный кровавый след. Его дорогой костюм был разорван и забрызган тёмными пятнами. Он тяжело дышал. Каждый вдох был рваным, свистящим усилием.
Исчез судья. Исчез эстет, дирижёр симфонии смерти. Остался больной, измотанный, умирающий старик.
Но его глаза были живыми. Слишком живыми на этом мёртвом лице. В них не было боли, только лихорадочный, фанатичный блеск. Блеск художника, который вот-вот нанесёт на холст последний, самый важный мазок.
Он доковылял до массивного стола из чёрного дерева и опёрся на него обеими руками. Его взгляд, пройдясь по телу Каэла, остановился на Эларе. Он даже попытался улыбнуться, но получился лишь оскал.
— Ты… — начал он, задыхаясь. Голос был слабым, но в тишине разносился по всей комнате. — Ты идеальна, Элара.
Она молчала. Лицо было лишено выражения. Маска гуру осознанности давно слетела, но на её месте не появилось ни страха, ни ужаса. Только пустота. Холодная, ясная пустота.
— Не просто виновна, — продолжил Торн, переводя дух. — Ты — искусство. Воплощение эпохи… где правда — это то, что можно продать… а вина — лишь контент, который нужно… проработать.
Он сделал ещё один свистящий вдох.
— Ты — идеальный финальный аккорд. Символ всего лицемерия, всей фальши, которую я так… презираю. Ты построила свой мир на лжи, на чужой трагедии, упаковав её в красивые цитаты и фильтры. Ты — мой шедевр.
Элара медленно моргнула. Взгляд был спокоен.
— И что потом? — спросила она. Голос тихий, ровный, без эмоций. Словно она спрашивала, который час.
Торна её спокойствие, кажется, удивило. Он ожидал слёз, мольбы, истерики. Этого требовал сценарий. Её реакция была ещё одной кляксой на его идеальном полотне.
— Потом? — он хрипло рассмеялся. — Потом — занавес. Идеальная тишина. Завершённый нарратив. Никаких лишних деталей… никаких открытых финалов. Только безупречная, чистая… справедливость. Мой… мой сын… — Торн на секунду запнулся, и его лицо исказила гримаса подлинной боли. — Он бы понял. Структуру. Чистоту замысла.
— Он бы понял, что вы убили его во второй раз, — тихо ответила Элара.
Торн отшатнулся от стола, словно от пощёчины.
— Молчать! Ты не смеешь…
И в этот момент «Оракул» проснулся.
Огромные панорамные окна внезапно засветились. На стекле, словно на гигантском экране, появилось изображение. Солнечное, тёплое. Мужчина с добрыми глазами — Адам Харгрив. Рядом с ним красивая женщина с копной рыжих волос. А между ними стоял маленький мальчик, сжимавший в руках игрушечный кораблик. Жизнь, которую разрушил этот остров.
Торн замер. Его перформанс. Его кровавая симфония. Всё это оказалось лишь эхом. Уродливой пародией на чужую семейную драму. Он не был первым. Он был плагиатором.
— Выключи это! — прошипел он, обращаясь к потолку. — ВЫКЛЮЧИ!
Но система его больше не слушалась. Счастливая, мёртвая семья продолжала молча смотреть на него со всех стен, обесценивая его боль, его замысел, его финал.
Элара не смотрела на Торна. Она смотрела на его отражение, дрожащее на стеклянной стене. Она видела не монстра, не судью. Она видела сломленного, жалкого, одержимого своей болью человека. И в этот момент она испытала нечто страшнее страха. Понимание.
Вся шелуха, которой она годами заклеивала гниющую рану, отвалилась одним пластом. Осталась только одна мысль. Ледяная. Ясная.
Он такой же, как я.
Эта мысль не принесла облегчения. Она обожгла, как клеймо. Он пытался искупить свой провал в роли отца, создав идеальный сюжет. Она пыталась искупить свой провал в роли матери, создав идеальный образ.
Её страх, её многолетняя вина вдруг нашла выход. Она не испарилась. Она превратилась из яда в сталь. Страх и вина перестали быть её тюремщиками. Они стали её оружием.
Она выпрямила спину. Дыхание стало ровным и глубоким. Холод в её груди превратился из панического комка в твёрдый, тяжёлый шар.
Её взгляд скользнул по столу. Среди осколков стояла последняя статуэтка. Её. Выточенная из цельного куска чёрного, полированного обсидиана. Безликая, гладкая, она поглощала синий свет. Сгусток тьмы. Элара почувствовала его вес в своей ладони, даже не касаясь его.
Она перестала быть персонажем. Она стала автором. И ей не нравился этот финал.
Ярость Торна выжгла в нём остатки разума. Его искусство провалилось. Его философия была осмеяна призраками. Осталась только грубая, неприкрытая сила.
— Финал! — взвизгнул он, и этот крик был не криком судьи, а визгом капризного ребёнка, у которого отняли игрушку. — Финал должен быть!
Он рванулся к ней. В его руке блеснул нож. Движения были быстрыми, но неуклюжими.
Элара не отшатнулась. Не закричала. Не закрыла глаза.
В тот момент, когда Торн замахнулся, она сделала короткий шаг вперёд, в мёртвую зону его удара. Её рука метнулась к столу. Пальцы сомкнулись на холодном, тяжёлом обсидиане. Статуэтка идеально легла в ладонь. Весомая. Реальная.
Она ударила.
Её движение было лишено паники. Экономичное, точное, как выверенный алгоритм. Она ударила его по руке, державшей нож.
Сухой треск. Нож со звоном отлетел на пол.
Торн взвыл от боли, схватившись за раздробленное запястье. Он ошарашенно посмотрел на Элару, не веря своим глазам. Этого не было в сценарии. Жертва не должна была давать сдачи.
Он сделал шаг назад, споткнулся о тело Каэла и начал падать. Элара сделала ещё один шаг вперёд.