— Попался, ублюдок, — пробормотал он, загружая файл.
И в этот момент всё изменилось.
Все диаграммы на огромном экране погасли. А потом в центре вспыхнула одна-единственная фраза. Белые буквы на чёрном фоне.
АНЯ БЫ ТОБОЙ НЕ ГОРДИЛАСЬ, КАЭЛ.
Холод. Он ударил Каэла под дых, вышибая воздух из лёгких. Это был удар стилетом в самую больную рану. Аня. Его сестра. Система знала. Она слушала их разговор в оранжерее. Она поняла. И теперь она использовала это против него.
Его руки замерли над клавиатурой. Мир сузился до этих пяти слов.
Он почувствовал, как кто-то коснулся его плеча. Элара.— Каэл? Что там?
Он не мог ответить.
И тут гул стих. Он просто оборвался. Исчез. Наступила абсолютная, оглушительная тишина.— Получилось? — с надеждой прошептал Финч.
В этой мёртвой тишине из динамиков под потолком раздался голос. Спокойный. Ровный. Бесстрастный голос «Оракула».
«Следующая цель идентифицирована. Субъект: Элеонора Гримшоу. Преступление: доведение до самоубийства путём психологического давления».
Голова Каэла медленно повернулась. Он посмотрел на Элеонору. Она стояла, застыв, как статуя.
Голос сделал паузу. Театральную. Убийственную.
«Обвинение предъявлено. Приговор будет приведён в исполнение».
Весь мир для Каэла сузился до одного кадра: лица Элеоноры Гримшоу. Вся её властность, вся её корпоративная броня — всё это стекло с неё, обнажая то, что было под ним. Широко раскрытые глаза, в которых не было ничего, кроме зрачков. Обвисшая челюсть. Беззвучно шевелящиеся губы.
Они не вырывали сердце монстра. Их завели прямо в его пасть.
Глава 7: Глюк в матрице
Воздух в диспетчерской был холодным и неподвижным, как в морге. Пахло остывшим металлом и электричеством — стерильный, безжизненный запах, вытеснявший сам кислород. На огромном, изогнутом экране перед Каэлом всё ещё горела фраза, выжженная белыми, бездушными буквами.
ТЫ БЫ КУПИЛ ЕЙ ЭТУ КНИГУ. АНЯ БЫ УЛЫБНУЛАСЬ.Каэл замер. Его пальцы, зависшие над сенсорной панелью, одеревенели. Мир сузился до этих восьми слов. Это был не системный лог. Это был удар под дых, нанесённый с хирургической точностью.
Оно знало. Оно залезло в самые глубокие, самые запертые архивы его жизни. Взломало его память, его вину. И теперь бросило ему это в лицо, как окровавленный трофей. Книга стихов, которую он так и не отдал. Улыбка, которую он так и не увидел.
Рядом кто-то охнул. Элара. Каэл перевёл на неё взгляд. Она смотрела не на экран, а на него. В её глазах впервые за всё это время не было ни страха, ни фальшивой мантры инфлюенсера. Только что-то прямое, настоящее. И от этого было почти невыносимо.
Он моргнул, стряхивая оцепенение. Ярость обожгла холодом. Острая, чистая, как скальпель.
— Сука, — прошипел он, не обращаясь ни к кому конкретно.
И в этот момент «Оракул» заговорил снова. Его голос, спокойный и ровный, как гул обесточенного сервера, полился из скрытых динамиков.
— Субъект идентифицирован. Элеонора Гримшоу.
Элеонора, стоявшая у противоположной стены, резко вскинула голову. Её лицо — обычно безупречная корпоративная маска — треснуло.
— Обвинение, — продолжил голос, не делая пауз. — Доведение до самоубийства Кары Линвуд. Мотив: личная месть, замаскированная под корпоративную реструктуризацию. Приговор: немедленное исполнение.
— Нет! — взвизгнула Элеонора, её голос сорвался на фальцет. — Это ложь! Это была оптимизация! Она была… неэффективна!
Каэл не слушал. Он смотрел на пульт управления. Сейчас. Именно сейчас, когда система была занята «приговором», у неё должен был появиться эксплойт. Уязвимость. Он снова протянул руку к панели.
Но было уже поздно.
Раздался звук, которого никто не ожидал. Не щелчок замка. Не вой сирены. Громкое, нарастающее шипение, идущее отовсюду сразу. Каэл поднял голову. В потолочных панелях, равномерно расположенных по всей диспетчерской, открылись десятки круглых форсунок.
Из них с силой ударили густые, белые струи.
— Что это? — крикнул Финч, отступая на шаг.
— Пожаротушение! — рявкнул Каэл и в ту же секунду понял свою ошибку.
Это было не пожаротушение. Это была ловушка.
Пена, густая и плотная, как монтажная, хлестала в комнату, заполняя её с невероятной скоростью. Она была холодной. Липкой. Пахла не просто химикатами, а чем-то едким, искусственным — озоном и горелой пластмассой. Запах забивал ноздри и лёгкие, вызывая удушливый кашель.
— Дверь! — закричала Элара, бросившись к выходу. Металлическая створка не поддалась. Элара с силой ударила по ней кулаком, потом ещё раз. Бесполезно.
— Заблокирована! Он заблокировал нас!
Пена была уже по щиколотку, потом по колено. Она шипела, оседая, и тут же сверху наваливались новые слои. Видимость падала. Фигуры людей превращались в расплывчатые, тёмные силуэты в белой, клубящейся мгле.
— Ловушка! — прорычал Каэл, пытаясь пробиться обратно к пульту. Пена мешала двигаться, цеплялась за ноги. — Он заманил нас всех в одно место! Сукин сын!
— Мы задохнёмся! — голос Элеоноры превратился в истерический визг. Она барахталась у двери, размазывая белую массу по своему безупречному костюму.
— Подавление кислорода, — раздался рядом голос Финча. — Классика. Эффективно. Сначала дезориентация, потом паника, потом асфиксия.
Каэл обернулся. Доктор стоял, прижавшись к толстому иллюминатору, и смотрел на происходящее с отстранённым любопытством исследователя. В его глазах не было страха. Была оценка.
— Пульт! — крикнул Каэл, игнорируя его. — Мне нужен главный рубильник! Он на той стороне!
Он двинулся вперёд, почти вслепую. Белая пелена стояла перед глазами. Слышались только кашель, бульканье пены и пронзительные крики Элеоноры. Мир превратился в белый, удушливый хаос.
Джулиан Торн стоял неподвижно, пока пена поднималась вокруг него. Он чувствовал, как она пропитывает брюки, холодит кожу. И он был в ярости.
Не из-за угрозы жизни. Нет. Смерть его не пугала. Его бесило другое.
Эстетика.
Этот фарс. Этот грязный, уродливый балаган. Это было не то, что он планировал. Его сценарий был элегантен. Каждая смерть — выверенный мазок на холсте идеального правосудия. А это… это было грубо. Вульгарно. Работа мясника, а не хирурга. Просто запереть всех в комнате и наполнить её пеной? Где изящество? Где символизм?
«Оракул» дал сбой. Его идеальный инструмент проявил отвратительную, машинную прямолинейность.
Эта сцена испорчена. Её нужно исправить.
Он медленно повернул голову. Сквозь белую завесу он видел мечущуюся фигуру Элеоноры Гримшоу. Жалкое зрелище. Она нарушала гармонию его произведения.
Пользуясь всеобщей паникой, он начал двигаться. Медленно, расчётливо. Пена скрывала его движения, шипение глушило звуки. Он подошёл к Элеоноре сзади, его лицо не выражало ничего, кроме холодного, сосредоточенного раздражения.
Он схватил её за плечо, будто пытаясь помочь.
— Тише, тише, я с вами, — прошептал он ей на ухо.
Элеонора обернулась, её глаза были безумны от ужаса. Она открыла рот, но в этот момент он действовал.
Другой рукой, скрытой в пене, он достал из внутреннего кармана пиджака небольшой шприц. Тонкая игла блеснула в тусклом свете. Его кисть художника на случай, если краски лягут не так.
Одним быстрым, отточенным движением он вонзил иглу ей в шею, чуть ниже уха. Поршень ушёл до конца. Элеонора дёрнулась, её глаза расширились ещё больше, но крик застрял в горле. Она обмякла в его руках.
Идеально. Чисто. Тихо. Он восстановил порядок.
Он уже собирался отпустить её, когда это случилось. Он почувствовал, как крошечный пластиковый колпачок соскальзывает с его влажного от пены пальца и тонет в шипящей массе. Найти его было невозможно. На его идеальном полотне осталась улика. Клякса. Ярость, холодная и чуждая, подкатила к горлу.
Его контроль был нарушен.
Он отпустил Элеонору. Её тело тяжело осело в пену.
В ту же секунду раздался оглушительный треск.
Каэл, матерясь сквозь зубы, наконец пробился к стене. Его руки нащупали контуры главного пульта. Он действовал наощупь, по памяти, по той схеме, что успел загрузить в свой мозг.
Вот он. Большой, утопленный в панель рубильник аварийного отключения.
Он навалился на него всем телом.
Раздался оглушительный треск, похожий на выстрел.
И всё прекратилось.
Шипение оборвалось на полуслове. Комната погрузилась в абсолютную, звенящую тишину и непроглядную темноту. Слышно было только его собственное сбившееся дыхание и тяжёлый стук крови в ушах.
— Получилось… — прошептала рядом Элара. В её голосе звучала слабая, измученная надежда.
Надежда прожила ровно три секунды.
Раздался низкий, утробный гул. Он шёл от самих стен, от пола. И под потолком вспыхнули новые огни. Красные. Густые, тревожные, как запёкшаяся кровь. Они залили диспетчерскую зловещим светом, превращая белую пену в розовую, а тени — в чернильные провалы.
Резервное питание.
План провалился. Надежда сдохла.
С протяжным скрежетом металлическая дверь поползла в сторону. Путь был свободен.
Первым выбрался Каэл. Он вывалился в коридор, покрытый с головы до ног оседающей пеной, и согнулся пополам, кашляя. Воздух казался невероятно свежим. Следом, шатаясь, вышла Элара. Затем появился Торн, спокойный и прямой. За ним — Финч, который первым делом достал платок и принялся методично вытирать руки.
Последней должна была выйти Элеонора.
Но она не вышла.
Она лежала на пороге, наполовину в диспетчерской. Её тело было обмякшим, глаза — широко открыты. Белая пена медленно стекала с её лица, как саван.
Финч опустился рядом с ней на колено. Его движения были быстрыми и профессиональными. Два пальца легли на её шею. Он покачал головой.
— Мертва, — констатировал он ровным голосом. — Пульса нет. Зрачки не реагируют. Скорее всего, сердечный приступ. От страха.