и и скачущие всадники. С трудом добравшись до лестницы храма, села прямо на одну из них. Служитель вынес ей кусок хлеба и кружку воды, они подкармливали её жалея. Поблагодарив юного служителя храма, съев хлеб и выпив воду, отдала кружку, ну хоть что-то за три дня. После последнего похода сюда она заболела, простыла под дождём. Как выжила, одним богам видно.
Хотела ли она смерти, наверно да, устала, измучалась совсем. Но словно что-то держало её тут, какой-то долг. Она вздохнула тяжко, и протянула сухую сморщенную ладонь к поднимавшийся по ступеням людям в надежде на подаяние. Подавали хоть и мало, но к вечеру набрала целую горсть медяков, завернув их драный платок и спрятав за пазухой, оставила две монетки, одна богам на подаяние, чтоб попросить о лёгкой смерти, вторая купить еды. Покряхтев с трудом, встала и шаг за шагом шла по каменной лестнице, пересчитывая ступени. Перешагнув последнюю с трудом разогнувшись, зашла под своды храма, тепло сухо, не то, что у неё в хижине, она насквозь дырявая, продуваемая всеми ветрами, как не затыкай щели. Сегодня пойду к богу смерти, может всё-таки услышит её сегодня, ведь сегодня, когда боги слышат просьбы и небеса открыты для всех прошений. Вздохнув, доковыляла до чёрной статуи, кинув монету, зашептала молитву, напоследок дотронувшись до подола плаща бога. Показалась словно она дотронулась до ткани, хотя наверно показалось, камень он и есть камень. Снова пошла к выходу, дойдя до дверей, облокотилась передохнуть, ещё в лавку надо зайти, лавочник специально держит товар, который не берут, а ей он продаёт за копейки, да ещё и лишнего бывает сунет, тоже жалеет. Она прожила простую жизнь много работала, пережила всех родных, и теперь ждала, когда смерть и её заберёт. Навстречу шла большая толпа народу, воины, окружавшие богатого горожанина. Старуха была подслеповата, поэтому протянув руку, надтреснутым голосом попросила подать, богатые бывают щедры к нищенке.
— Ты старуха что предсказывает будущее?
— Я мой господин!
— Хорошо предскажешь, дам серебра горсть!
— Господин так щедр, к бедной старухе…
Старуха напряглась, вглядываясь в человека, горсть серебра — это дрова на всю зиму. Смотря, ловила обрывки видений, и увидела свою смерть от рук этого же человека, предсказание было ужасным, за это она заслужит смерть, но то, что боги показали ей, что будет после смерти, понравилось ей. Ну что ж, вот оно её предназначение.
— Ну что ж Правитель слушай, да внимательно! Горячо любимая юная жена, родила детей не от тебя, её силой отдали за тебя замуж и отец детей, ждёт, когда они подрастут, чтоб выкинуть тебя с трона!
— Как ты смеешь мерзкая старуха такое мне говорить! Сдохни!
Воткнув кинжал ей в живот, Правитель смотрел с ненавистью в ясные, вдруг ставшие цветными глаза старухи. Она, рассмеявшись сухим каркающим звуком, произнесла.
— Это ещё не всё! Смерть твоя вернётся с детьми рабыни, которую ты продал, как только она забеременела от тебя близнецами! Истинные правители придут через пятнадцать лет и зальют дворец кровью, и будут править они и их потомки железной рукой, целым миром.
Глаза потухли, кровь залила пол храма, тело, соскользнув с кинжала, уже мёртвое упало на пол. Жрецы причитали и шептали молитвы, старший жрец, выйдя из толпы, посмотрел на правителя.
— Тебе больше нет входа в храм, боги не пустят святотатца на порог, ты будешь проклят ими, а слова провидицы сбудутся!
Громыхнул гром, храм вздрогнул и мгновение ока правитель оказался лежащим на земле за приделами храма.
— Приготовьте тело к сожжению, она должна уйти достойно, её прах будет развеян у реки!
Проводил взглядом, блеснувшую искру, отделившуюся от тела, и прошептал.
— Возвращайся Оракул скорее, наш веер стоит на пороге гибели, идёт война, мор, голод. Одна ты способна снова вернуть равновесие.
23
Осколок второй. Валькирия.
Война терзавшие миры не кончалась уже больше двести лет, кровь лилась рекой. Тела сжигались горами. Воевать шли всё, кто мог держать в руках оружие. И она пошла в шестнадцать лет вместе с сёстрами по племени, взвалив именную секиру на крупные плечи увитыми мышцами руками, вздохнула, вытирая большой рукой, пот с лица. Вроде перерыв наметился. Начали стаскивать трупы в кучу сильно раненных добивали, остальных лечили, утаскивая в палатки. После сожжения и прощания с погибшими, наконец-то сели за поздний ужин, ополоснувшись в ближайшей речушке вместе с тремя оставшимися сёстрами из тридцати пришедших двадцать лет назад. Они были из древнего рода воительниц, их женщины рождались крупными, росли не меньше, чем хороший мужик, их тренировали с трёх лет, они были достойными воинами. Уважение, заслуженное ими, было справедливым, поэтом подходя к костру им сразу освобождали место, выдавали миски с едой и фляжки с вином.
Её звали Залина, младшая из трёх, была любима орком, который бился всегда рядом, защищая её, и видя в ней мать его детей. Она, видя это тоже полюбила его ненавязчивую опеку, но к телу не допускала, так как это грех, воительницам нельзя было любить и рожать детей, хотя после того, что она видела здесь, важно ли это? Возможно, завтра её просто не станет, она так и узнает, что такое мужская ласка. Телом она отличалась от воительниц сестёр, была стройной, с широкими бёдрами и крепкой высокой грудью. Много воинов лишились зубов, пытаясь хотя бы пощупать её.
Она очередной раз вздохнув и после ужина встала и решительно прошла мимо орка, чуть задев его рукой. Сёстры посмотрели ей вслед и всё поняв не стали её осуждать, они сами уже подарили выбранным им воинам благосклонность, ни разу не пожалели об этом.
Орк встал и прихватив плащ ушёл вслед за возлюбленной. Дойдя до берега речушки, он увидел её обнажённой купающейся в реке. Скинув одежду и слушая словно в агонии бьющееся сердце, пошёл к любимой. Она замерла, глядя на него, неожиданно оробев от его обнажённого вида. Он подхватил её на руки и перейдя речку на другой берег унёс на полянку с мягкой травой, скинув сплеча плащ, постелил его на траву. Заглянув в глаза ей, увидел отражение своих чувств, нежно поцеловал. Она расслабилась, словно отпустила свои страхи, и доверилась его рукам и губам, жарко покрывающих её тело поцелуями.
Он нежно мял и гладил её тело своими огромными ручищами, а она плавилась под его руками. Когда его рука нырнула между ног, гладя уже влажные складочки, она застонала и раздвинула ноги, полностью сдаваясь.
Расположившись между её ног, и приставив орудие к лону, произнёс, глядя на неё, глаза в глаза.
— Признаёшь ли ты меня своим мужем перед богами? Как я признаю тебя своей женой и клянусь быть с тобой рядом до последнего своего вздоха. Пусть боги будут свидетелями!
— Да, я признаю тебя своим мужем, и клянусь быть с тобой рядом до последнего вздоха.
Одним резким движением он, порвав девственную преграду, ворвался в тугое лоно, консумируя брак, на их руках засветилась брачная вязь, с каждым его движением в ней и её вскриком, вязь становилась отчётливой, пока вместе с последним криком в оргазме захлестнувшим обоих, засветилась серебром и погасла. Они любили друг друга до самого рассвета, вернувшись в лагерь одетыми и готовыми к бою. Прозвучал тревожный рог, и они, выпив вина с одной фляжки и подняв свои боевые секиры, плечом к плечу вступили в бой.
Бой был страшный, огромные клыкастые твари неслись по полю, насаживая воинов на свои клыки, они успешно уже убили несколько, действуя в паре, чётко отслеживая движения друг друга. Ближе к вечеру, когда бой был почти закончен внезапно материализовалась ещё одна тварь, она неслась прямо на неё, он, поняв, что не успевает бежал, крича в агонии, пытаясь обратить внимание на себя, тварь же насаживая её тело на клыки и попутно поворачиваясь в его сторону и на ходу, насаживая и его. Её сёстры, увидев гибель сёстры, бежали с двух сторон и в прыжке, перерубая секирами, шею твари. Сняв умирающих с клыков, положили их рядом на плаще, он с трудом повернув голову в её сторону, позвал по имени, она, повернув к нему голову, струйка крови текла у неё изо рта, прохрипела, «вместе навсегда» он, поцеловав её, прошептал «вместе навсегда». Глаза закрылись и их души покинули тела, стоявший рядом седой жрец, проводил взглядом искру, прошептал вслед ей «Возвращайся скорее, Оракул».
24
Осколок третий. Королева.
Она правила твёрдой рукой уже двадцать лет, король покинул это мир в войне, идущей уже более двести лет, успев подарить наследницу. Дочь радовала материнское сердце, и она надеялась, что зять будет достойный, станет опорой королевства, не даст пропасть под гнётом тварей извне и врагам, жаждущим власти.
Дочь перебирала немногочисленных женихов и никак не могла определиться, слишком привередлива была, хотела многого от кандидата. Не видела она, что творится рядом с ней, как кандидаты всё чаще отказывались приезжать, мотивируя странными отговорками.
Один из военачальников давно жаждал получить власть и юную принцессу, но он ей не нравился. Что только он не делал, даже угрожал желающим получить её руку. Распугав в итоге всех, он пришёл под благовидным предлогом к принцессе и подсыпав в вино порошок, вызывающий желание, ждал, когда он подействует, жадно следя за принцессой. Когда же она, изнемогая от желания, которое никогда не испытывала, повисла на нём он, сорвав с неё платье, кинул на кровать, смотря как её ломает под действием порошка. Раздвинув ей ноги, он одним движением порвал девственную преграду, заткнув ей рот рукой, чтоб не сбежались служанки на её крик, принцесса уже не извивалась от страсти, а корчилась от боли и ужаса. Военачальник, дойдя до пика, больно до синяков, сжал юную грудь, вызвав слёзы, кончал, разрывая лоно. Выйдя из неё, он посмотрел с непогасшим похотливым огоньком в глазах на растерзанное тело в крови.
— После того как я взял тебя, тебя больше никто не захочет, ты будешь опозорена. Выход у тебя один, завтра сказать матери, что всё было добровольно и попросить благословить брак.