Оракул с Уолл-стрит 1
Глава 1Перемещение
Современный Нью-Йорк, крыша небоскреба
Я сделал глоток шампанского, наблюдая за вечеринкой финансовой элиты Нью-Йорка.
Через шесть часов мой самолет вылетает в Сингапур, страну без договора об экстрадиции с США. Новые документы уже ждут в сейфе отеля, как и пять миллионов в криптовалюте, которые я успел вывести до краха. Недостаточно, чтобы компенсировать пятьдесят три миллиона потерянных клиентских денег, но вполне достаточно для нового старта.
«Последние штрихи», — напомнил я себе, сканируя взглядом толпу в поисках Ричардсона, моего бывшего партнера, который за определенную сумму должен обеспечить сорока восьмичасовую задержку в обнаружении моего исчезновения.
Вероятность успешного побега я оценивал в семьдесят шесть целых и три десятых процента. Немало для человека, потерявшего все в грандиозном обвале фондового рынка.
Было рискованно появляться здесь, но мое отсутствие вызвало бы подозрения. К тому же, никто не ожидал, что я покажусь на публике. Это давало элемент неожиданности для моего плана.
Мой телефон завибрировал. Сообщение от Ричардсона: «Встречаемся у бара через десять минут».
Я кивнул сам себе и направился к противоположному концу террасы, где располагался бар. По пути я заметил двух инвесторов, потерявших на моих сделках более миллиона каждый. Они смотрели сквозь меня, словно я уже стал призраком финансового мира.
Подойдя к бару, я заказал еще шампанского и посмотрел на ночной Манхэттен с высоты семидесятого этажа. Огни небоскребов, словно созвездия, складывались в финансовую галактику. В другой жизни я мог бы продолжать быть ее частью.
— Прекрасный вид, не правда ли?
Голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Я не ожидал его здесь. Совершенно точно не ожидал.
Джеймс Ривер, бывший командир спецподразделения, который доверил мне двенадцать миллионов долларов, свои деньги и деньги пяти сослуживцев. Деньги, заработанные кровью в местах, о которых не пишут в отчетах.
Я медленно повернулся. Ривер был один, без видимого оружия, в безупречном вечернем костюме. Это не соответствовало ни одному из моих сценариев угрозы.
— Джеймс, — я сохранял спокойствие. — Не ожидал увидеть тебя здесь.
— Я уверен, что ты многого не ожидал, Фишер, — его улыбка не затрагивала глаз. — Например, что акции упадут на семьдесят процентов за день? Или что твои алгоритмы окажутся бесполезными?
Я отхлебнул шампанского, просчитывая варианты. Ричардсон должен подойти через семь минут. До выхода с террасы двадцать футов. Охрана — в пределах видимости.
— Рынок непредсказуем даже для лучших аналитиков, — ответил я. — Я потерял больше твоего. Все, что я строил десять лет.
— Разница в том, что ты лгал, — его голос оставался спокойным. — Ты знал о проблемах за неделю до краха. Вывел свои деньги, но продолжал уверять нас, что все в порядке.
Он был прав. Я увидел первые признаки обвала и спас что мог, но продолжал заверять клиентов в стабильности инвестиций.
Морально ли это? Нет. Но в финансовом мире выживает тот, кто действует на опережение.
Прежде чем я успел ответить, Ривер сделал едва заметный жест рукой. Внезапно меня обступили трое мужчин, появившихся словно из ниоткуда. В их глазах читался тот же холодный расчет, что и у их командира — оценивающие, просчитывающие каждое движение.
Этого не было в моих расчетах. Абсолютно.
— Что ты делаешь? — я старался говорить ровно, глядя на окружающих гостей. — Здесь сотня свидетелей.
— Которые с удовольствием посмотрят, как разорившийся брокер Алекс Фишер напивается и делает что-то безумное, — улыбнулся Ривер. — Такие истории любят в нашем кругу.
Двое его людей незаметно отсекли нас от основной массы гостей, переместившись к краю террасы. Третий находился позади меня, блокируя отступление.
— Джеймс, — я понизил голос. — Давай обсудим это. У меня есть деньги. Не все, но я могу вернуть часть…
— Слишком поздно, — перебил он. — Знаешь, мы не за деньгами пришли. Мы пришли преподать урок. Таким, как ты, пора понять: за каждой потерянной цифрой стоит чья-то разрушенная жизнь.
Я просчитал вероятность успешного побега — меньше десяти процентов. Слишком много переменных против меня. Но я не собирался сдаваться без борьбы.
— Охрана! — крикнул я, одновременно пытаясь протиснуться между двумя мужчинами.
Это было ошибкой. Один из них молниеносно схватил меня за руку в захвате, который мгновенно обездвижил. Второй заблокировал мою вторую руку. Движения были отточенными, почти незаметными для окружающих.
— Эй, что происходит? — раздался женский голос откуда-то слева.
— Похоже, наш друг перебрал, — спокойно ответил Ривер, пока его люди теснили меня к самому краю террасы. — Отведем его освежиться.
Несколько гостей обернулись, но для них это выглядело как забота о перебравшем коллеге. Никто не спешил вмешиваться.
— Подожди, — прошептал я, когда меня прижали к ограждению. — Я собирался вернуть деньги. У меня есть активы…
Ривер наклонился к моему уху:
— Это уже не имеет значения, Фишер. Ты когда-нибудь задумывался, каково это, потерять все в одно мгновение?
Я почувствовал, как мои ноги отрываются от пола, когда двое мужчин приподняли меня над ограждением.
Теперь люди заметили. Кто-то в толпе закричал. Женщина уронила бокал. Несколько человек достали телефоны и начали снимать происходящее.
— Охрана! Остановите их! — кричал кто-то.
Но было поздно.
— Свободное падение, Фишер, — произнес Ривер. — Так чувствует себя человек, когда его мир рушится.
Последний толчок, и я оказался в пустоте.
Странное чувство — падение с небоскреба. Время растягивается, словно имеешь возможность осмыслить каждую секунду.
Я видел, как люди на террасе бросились к краю. Видел выражения шока и ужаса на их лицах. Камеры телефонов, направленные на меня. Двое охранников, слишком поздно прорвавшихся сквозь толпу.
За те двенадцать секунд, что я летел к земле, у меня было достаточно времени, чтобы пережить свою жизнь заново. Я видел все свои ошибки — не только финансовые, но и человеческие. Я понял, как мог применить свой аналитический дар не только для обогащения.
Где-то на полпути вниз страх ушел, уступив место странному спокойствию. В моей голове проносились расчеты, бессмысленные теперь. С моей массой и текущей скоростью падения шансы на выживание стремились к абсолютному нулю.
Последняя мысль перед ударом была предельно четкой:
«Если бы я только мог начать заново, зная то, что знаю сейчас…»
А затем наступила темнота.
Вместо ожидаемого удара о тротуар я почувствовал… мягкость. И боль. Странную, пульсирующую боль в висках, совсем не похожую на ощущение от столкновения с асфальтом на скорости свободного падения.
Я резко открыл глаза. Вместо яркого света вечности передо глазами потрескавшийся потолок с лепниной и старомодной люстрой на цепях. Не светодиодной, а с настоящими лампами накаливания, излучающими теплый желтоватый свет.
— Какого черта?.. — прохрипел я и замер, услышав свой голос. Он звучал иначе — выше, моложе.
Судорожно ощупав лицо, я понял, что что-то не так. Скулы, нос, подбородок — все было чужим. Я рывком поднялся и тут же пожалел об этом. Комната закружилась, а виски пронзила острая боль.
То, что я увидел, напоминало музейную экспозицию «Американская квартира 1920-х годов».
Массивная кровать красного дерева с высокими спинками. Комод с овальным зеркалом. Настольная лампа с абажуром из цветного стекла в стиле Тиффани. На стуле — аккуратно сложенная одежда: белая рубашка, подтяжки, брюки с высокой талией.
Сквозь частично задернутые шторы из плотного бархата пробивался утренний свет. На прикроватной тумбочке тикали круглые механические часы, показывавшие семь двадцать один утра. Рядом лежала раскрытая книга в потертом кожаном переплете. «О дивный новый мир» Хаксли.
Стоп. Хаксли написал эту книгу в тридцатых. Что-то здесь не так.
Я сделал глубокий вдох. Воздух пах по-другому: легкий аромат угольного дыма, смешанный с запахом кофе и… чего-то еще. Туалетной воды? Одеколона?
С улицы доносились непривычные звуки: скрежет трамвайных рельсов, клаксоны автомобилей, но звучащие не так, как современные, а глубже, грубее. Зычные крики газетчиков, что-то выкрикивающих на углу.
— Спокойно, — сказал я себе. — Спокойно, Алекс. Проанализируй ситуацию.
Я осторожно встал с кровати. Ноги казались непривычно сильными, тело — молодым и гибким. Подойдя к зеркалу над комодом, я застыл от шока.
Из зеркала на меня смотрел незнакомец лет двадцати двух. Высокий лоб, аккуратно зачесанные назад темные волосы, немного угловатое лицо, глаза цвета янтаря. Ни единой морщины. Ни единого признака тридцати пятилетнего Алекса Фишера.
На комоде лежал бумажник из темной кожи. Дрожащими руками я открыл его и извлек документы: водительское удостоверение, визитные карточки и несколько фотографий. На удостоверении значилось:
УИЛЬЯМ ЭДВАРД СТЕРЛИНГ
ДАТА РОЖДЕНИЯ: 17 АПРЕЛЯ 1906 ГОДА
АДРЕС: МАНХЭТТЕН, 42-Я ВОСТОЧНАЯ УЛИЦА, 207, КВ. 15
Визитная карточка гласила:
УИЛЬЯМ СТЕРЛИНГ
СТАЖЕР
ХАРРИСОН ПАРТНЕРЫ
ИНВЕСТИЦИОННАЯ КОМПАНИЯ
УОЛЛ-СТРИТ, 17
— Это невозможно, — прошептал я, разглядывая удостоверение. — Это какой-то странный сон перед смертью.
На тумбочке возле кровати лежала сложенная газета. Я взял ее трясущимися руками.
«THE NEW YORK TIMES»
«ПЯТНИЦА, 15 ИЮНЯ 1928 ГОДА»
Заголовки кричали:
«ПРЕЗИДЕНТ КУЛИДЖ ПОДДЕРЖИВАЕТ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ»
«РЫНОК АКЦИЙ БЬЕТ НОВЫЕ РЕКОРДЫ»
«АВИАТОР ЛИНДБЕРГ ВСТРЕЧАЕТСЯ С ПРЕЗИДЕНТОМ»
1928 год. За шестнадцать месяцев до Черного вторника. До начала Великой депрессии.
Я опустился на кровать, чувствуя, как кружится голова. На полу возле кровати стояло несколько пузырьков с лекарствами.