«Ключевые игроки: Морган, Митчелл, Меллон, Леманы, Голдман-Сакс, Кун-Леб,» — добавил я в свои заметки.
Особое внимание я уделил механизму маржинальной торговли, то есть покупке акций в долг. В 1928 году инвестор мог приобрести акции, внеся всего десять процентов их стоимости и заняв остальные девяносто процентов. Это создавало огромный леверидж и, соответственно, огромные риски.
«Маржинальные займы достигли беспрецедентных 8,5 миллиардов долларов к июню 1928 года,» — выписал я из одного отчета. Учитывая покупательную способность доллара того времени, это астрономическая сумма.
Я сделал еще одно важное наблюдение.
Скорость передачи информации. В моем двадцать первом веке котировки менялись за миллисекунды, алгоритмы торговали на опережение, а новости разлетались мгновенно.
Здесь же информация двигалась со скоростью телеграфа и телефона. Тикерная лента, выплевывающая бумажные полоски с котировками, отставала от реального рынка на минуты, а иногда и на часы.
«Информационная асимметрия — ключевое преимущество,» — отметил я. — «Тот, кто получает новости первым, может опередить рынок.»
Я закрыл глаза, пытаясь сформулировать стратегию. Мои знания о будущем давали мне преимущество, которого не было ни у кого на всей планете.
Я знал, что крах произойдет 29 октября 1929 года. Знал, что некоторые сектора пострадают больше других. Знал, какие компании выживут и даже будут процветать во время Депрессии.
Но как использовать эти знания, не вызывая подозрений?
— Стерлинг, ты что, спишь? — голос Бейкера вернул меня к реальности.
— Нет, просто думаю, — ответил я, открывая глаза.
— Думаешь он заметил? — Бейкер кивнул в сторону кабинета Харрисона.
— Заметил что?
— Твою выходку на совещании.
— Это не выходка. Это была обоснованная рекомендация.
Бейкер покачал головой:
— Ты не понимаешь, да? Сейчас не время для консерватизма. Рынок растет, все зарабатывают. Предлагать клиентам диверсификацию сейчас — все равно что советовать пассажирам «Олимпика» надеть спасательные жилеты в солнечный день.
«Олимпик» — близнец «Титаника». Интересная аналогия.
— Предпочитаю анализировать данные, а не следовать общему настроению, — ответил я.
— Как знаешь, — пожал плечами Бейкер. — Кстати, Ван Дорен устраивает вечеринку сегодня в «Коттон Клубе». Джаз, выпивка, девушки. Ты с нами?
— В другой раз, — отказался я. — Нужно закончить презентацию для Харрисона.
— Твое дело, — он направился к выходу, но остановился. — Кстати, держись подальше от Чарльза Риверса. Этот журналист уже разрушил несколько карьер своими «разоблачениями».
Когда Бейкер ушел, я вернулся к заметкам, набрасывая план действий.
1. Накопить начальный капитал, используя знания о краткосрочных колебаниях рынка.
2. Постепенно переводить средства в стабильные активы — золото, компании потребительских товаров.
3. К середине 1929 года полностью выйти из рискованных позиций.
4. В день краха и последующие недели скупать акции фундаментально сильных компаний за бесценок.
Это простая, но эффективная стратегия. Лишь бы только не привлекать много внимания слишком быстрыми успехами.
Я закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман пиджака. Настало время проверить свои знания на практике.
Глава 4Премия
К середине дня стало ясно, что мои знания из двадцать первого века не всегда были преимуществом. Иногда они превращались в помеху. Серия неловких моментов началась за обедом в столовой фирмы.
— Можно к вам? — спросил я, подходя к столу, где сидели Эдвардс и Прайс.
— Конечно, Стерлинг, — кивнул Эдвардс. — Как продвигается презентация для Харрисона?
— Работаю над ней, — ответил я, ставя на стол поднос с сэндвичем и кофе.
— Слышали о твоем выступлении на совещании, — Прайс покачал головой. — Смелый ход для стажера.
Я пожал плечами и достал портсигар, который нашел в кармане пиджака Стерлинга. Открыв его, я вытащил сигарету, поднес ее ко рту и… замер.
Я не курил уже лет десять и понятия не имел, как обращаться с этими старомодными сигаретами без фильтра.
— Что с тобой, Стерлинг? Забыл, как курить? — усмехнулся Прайс.
— Доктор сказал ограничить курение из-за головных болей, — выкрутился я, неловко возвращая сигарету в портсигар.
— Кстати о странностях, — подхватил Эдвардс. — Ты сегодня дважды пытался использовать настольную счетную машину как пишущую машинку. И смотрел на телефон так, будто впервые его видишь.
— Просто рассеянность, — я почувствовал, как щеки начинают гореть.
— А еще ты назвал мисс Петерсон «офис-менеджером», — добавил Прайс. — Все знают, что она секретарша Харрисона.
Черт, я действительно использовал термин из будущего, который в 1928 году звучал как нечто из научной фантастики.
— Просто оговорился, — пробормотал я. — В Йеле так называли административных сотрудников.
— В Йеле? — Эдвардс поднял бровь. — Ты же говорил, что бросил после второго курса.
Еще одна ошибка. Я путался в деталях биографии Стерлинга.
— Я имею в виду, что слышал этот термин там, — я попытался исправиться.
— Ты сегодня странный, Стерлинг, — покачал головой Прайс. — Еще страннее, чем обычно.
Ситуация стала еще хуже, когда после обеда меня попросили отправить телеграмму клиенту в Чикаго. Я стоял перед телеграфным аппаратом, не имея ни малейшего представления, как с ним обращаться.
— Первый день на работе, Стерлинг? — с сарказмом спросил проходивший мимо Ван Дорен. — Ты смотришь на телеграф так, будто это марсианская технология.
— Просто обдумываю, как лучше сформулировать сообщение, — ответил я.
— Конечно, — закатил глаза Ван Дорен. — Потому что формулировки лучше обдумывать, уставившись на клавиатуру аппарата. Особенно если ты отправлял десятки телеграмм за последние месяцы.
К счастью, мимо проходила мисс Петерсон, секретарша Харрисона.
— Мистер Стерлинг, если вам нужно отправить телеграмму, я могу помочь, — сжалилась она над моим замешательством.
— Спасибо, мисс Петерсон, — с благодарностью ответил я. — Это срочное сообщение для мистера Эббота в Чикаго.
Когда она занялась телеграммой, Ван Дорен тихо произнес, проходя мимо:
— Что с тобой сегодня, Стерлинг? Ты как будто с луны свалился.
Эта фраза была ближе к истине, чем он мог предположить.
Апогей моей неуклюжести наступил, когда Харрисон вызвал всех стажеров в кабинет для проверки знаний. Он задавал вопросы о текущих рыночных реалиях, и каждый должен был отвечать без подготовки.
— Прайс, текущая учетная ставка Федерального резерва? — начал Харрисон.
— Четыре с половиной процента, сэр, — четко ответил тот.
— Ван Дорен, крупнейшие держатели акций United States Steel?
— J. P. Morgan Co., Mellon Bank и группа европейских инвесторов во главе с Ротшильдами, сэр.
— Эдвардс, объем торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже вчера?
— Четыре миллиона шестьсот тысяч акций, сэр.
— Стерлинг, — Харрисон повернулся ко мне, — структура капитала Radio Corporation of America и текущее соотношение цены к прибыли?
Я замер. RCA была одной из самых перегретых акций конца 1920-х, но конкретные цифры по состоянию на июнь 1928 года?
— RCA имеет шесть с половиной миллионов обыкновенных акций в обращении, — начал я, надеясь, что память о прочитанных исторических материалах не подведет. — Текущая цена около восьмидесяти пяти долларов за акцию, что при прибыли… — я запнулся, не зная точных данных.
— Продолжайте, Стерлинг, — холодно произнес Харрисон.
— При прибыли около двух долларов на акцию дает коэффициент P/E примерно сорок два целых пять десятых, — закончил я, сделав довольно точное предположение.
Харрисон удивленно поднял бровь:
— Верно. Хотя большинство аналитиков округляют до сорока трех. Теперь скажите мне, это высокий или низкий коэффициент по историческим меркам?
— Чрезвычайно высокий, сэр, — ответил я, не задумываясь. — Исторически средний P/E для промышленных компаний составляет от десяти до пятнадцати.
— И что это значит для инвестора?
Я понимал, что Харрисон проверяет не только мои знания, но и мою лояльность духу времени. Сказать правду — что RCA катастрофически переоценена и через полтора года ее акции рухнут на девяносто пять процентов — значило нарушить негласный кодекс бычьего рынка.
— Это означает, что инвесторы верят в экстраординарный потенциал роста радиовещания, — дипломатично ответил я. — Они готовы платить премию за акции компании, которая определяет будущее отрасли.
— Хорошо сказано, — кивнул Харрисон. — Хотя я заметил тень сомнения в вашем взгляде. Вы не разделяете этот оптимизм?
Все взгляды обратились ко мне. Опасный момент.
— Я восхищаюсь достижениями RCA, сэр, — осторожно начал я. — Но как аналитик не могу игнорировать исторические прецеденты. Активы, торгующиеся с таким высоким P/E, требуют особого внимания к управлению рисками.
В кабинете повисла напряженная тишина.
— Занятно, — наконец произнес Харрисон. — Большинство молодых людей сейчас ринулись бы покупать RCA, не задумываясь. Ваша осторожность… необычна. — Он сделал паузу. — Джентльмены, вы свободны. Стерлинг, задержитесь на минуту.
Когда остальные вышли, Харрисон внимательно посмотрел на меня:
— Откуда такой скептицизм, молодой человек? Это не типично для вашего поколения.
— Мой отец потерял все на текстильной фабрике, сэр, — ответил я, используя реальную историю Стерлинга. — Он всегда говорил, что успешный бизнес должен приносить реальную прибыль, а не обещания будущих доходов.
— Мудрый человек, — кивнул Харрисон. — Хотя слишком осторожный для нынешних времен. — Он встал из-за стола. — Знаете, Стерлинг, у меня есть для вас особое задание. Только что я получил запрос от одного из наших важнейших клиентов — Саймона Вестона. Нефтяной магнат из Оклахомы, сколотил состояние на месторождениях Кушинга. Теперь хочет диверсифицировать инвестиции. Завтра он прибывает в Нью-Йорк.