Я посмотрел в его молодые, полные веры глаза и понял, что переубедить его невозможно. Как и остальных в этом зале.
— Желаю удачи, — тихо сказал я и направился к выходу.
На улице прохладный октябрьский воздух показался освежающим после душной атмосферы яхт-клуба. Мартинс уже ждал с открытой дверцей Packard.
— Домой, босс? — спросил О’Мэлли, устраиваясь на заднем сиденье.
— Нет, в банк — я поглядел в окно на огни ночного Нью-Йорка. — И, Патрик?
— Да, сэр?
— Больше никаких вечеринок до Нового года. У меня нет сил наблюдать, как люди празднуют приближение собственной гибели.
О’Мэлли молча кивнул, понимая мое настроение. Автомобиль плавно тронулся с места, увозя нас прочь от храма финансового безумия, где сотни людей продолжали танцевать на краю пропасти, не подозревая, что музыка вот-вот оборвется.
Через полчаса автомобиль остановился перед величественным зданием First National Bank на углу Уолл-стрит и Бродвея. Даже в девять вечера окна верхних этажей светились. Банкиры работали допоздна, пытаясь справиться с растущими проблемами.
— Подождите здесь, — сказал я Мартинсу. — Встреча может затянуться.
О’Мэлли вышел вместе со мной.
Ночной охранник, пожилой ирландец с седыми усами, узнал меня и кивнул:
— Добрый вечер, мистер Стерлинг. Мистер Крэнстон ожидает вас в кабинете. Лифт справа.
Джордж Крэнстон, управляющий директор First National Bank, был одним из немногих банкиров, которые понимали истинное положение дел. Высокий, худощавый мужчина шестидесяти лет с проницательными серыми глазами, он начинал карьеру еще до паники 1907 года.
Его кабинет на восьмом этаже представлял собой образец консервативного вкуса: темно-зеленые стены, массивный дубовый стол, книжные полки с кожаными томами по экономике и банковскому делу. Единственным современным элементом была новейшая модель телефона с несколькими линиями.
— Стерлинг, — Крэнстон поднялся из-за стола, протягивая руку. — Спасибо, что пришли так поздно. Ситуация требует немедленного обсуждения.
— Судя по тому, что вы созвали совещание вечером, дела плохи, — я пожал его сухую, но твердую ладонь.
— Хуже, чем плохи, — он указал на кресло напротив стола. — Налить виски? Боюсь, нам обоим понадобится.
Крэнстон достал из сейфа бутылку односолодового шотландского виски Macallan восемнадцатилетней выдержки и два хрустальных стакана. Налил щедрые порции и придвинул один стакан мне.
— Что именно вас беспокоит? — спросил я, хотя и подозревал ответ.
Крэнстон открыл массивную папку из черной кожи и достал несколько документов:
— Посмотрите на эти цифры. Объем непогашенных маржинальных кредитов в нашем банке достиг восьми с половиной миллионов долларов. Это втрое больше, чем год назад.
Я изучил отчет. Цифры даже хуже, чем я предполагал. Средний размер кредита составлял двенадцать тысяч долларов, а средний срок — всего четыре месяца.
— И это только видимая часть айсберга, — продолжал Крэнстон. — Многие заемщики сейчас покрывают проценты по старым кредитам, взяв новые. Классическая финансовая пирамида, только на индивидуальном уровне. Что нам делать, Стерлинг?
В его голосе звучал неприкрытый страх.
Глава 11Грозные признаки
В отличие от банкира, я смотрел на ситуацию с высоты знаний из прошлой жизни, так что ничего не боялся.
— Какой процент заемщиков может реально обслуживать свои долги без постоянного роста рынка? — поинтересовался я.
— По нашим оценкам, не более тридцати процентов, — Крэнстон отпил виски, морщась от крепости. — Остальные семьдесят процентов полностью зависят от продолжения бычьего рынка.
Он достал еще один документ, список крупнейших заемщиков банка:
— Например, мистер Мур, которого вы, кажется, знаете. Занял тридцать тысяч под залог акций RCA стоимостью тридцать три тысячи. Если RCA упадет хотя бы на десять процентов, мы потребуем дополнительного обеспечения.
— Которого у него нет, — закончил я.
— Именно. А таких Муров у нас двести тридцать семь человек.
Крэнстон встал и подошел к окну, глядя на огни ночного финансового района:
— Стерлинг, я работаю в банковском деле сорок лет. Видел панику 1907 года, послевоенную рецессию 1920-го. Но ничего подобного нынешней ситуации не было никогда.
— Что конкретно вас пугает больше всего? — я присоединился к нему у окна.
— Скорость. В 1907 году кризис развивался постепенно, у банков было время принять меры. Сейчас все взаимосвязано через маржинальные кредиты. Если рынок начнет падать, лавина маржин-коллов сметет все за считанные дни.
Крэнстон вернулся к столу и достал толстую папку:
— Поэтому я созвал экстренное совещание совета директоров. Мы должны увеличить золотой резерв банка минимум вдвое. Сейчас у нас триста тысяч долларов в золотых слитках, нужно довести до шестисот тысяч.
Он открыл папку, показывая планы закупки золота:
— Уже договорились с поставщиками в Южной Африке и Канаде. Но процесс займет несколько недель, а времени у нас может не быть.
Я внимательно изучил документы. План Крэнстона разумный с точки зрения традиционного банковского дела, но он не учитывал одного важного фактора.
— Джордж, — осторожно начал я, — а что, если золото окажется не таким надежным убежищем, как кажется?
— О чем вы? — удивился Крэнстон. — Золото — основа денежной системы. Доллар привязан к золоту, унция стоит двадцать долларов пятьдесят центов. Это незыблемо.
— Незыблемо до тех пор, пока правительство не решит изменить правила игры, — я сделал глоток виски, выбирая слова. — Представьте: масштабный экономический кризис, банковская паника, массовая безработица. Как вы думаете, что предпримет правительство?
— Стандартные меры. Снижение процентных ставок, увеличение денежной массы…
— Которые не сработают, если банки разорены, а экономика парализована, — перебил я. — Тогда правительство может пойти на радикальные шаги. Например, конфисковать частное золото для стабилизации валюты.
Крэнстон рассмеялся:
— Стерлинг, это невозможно! Конституция защищает частную собственность. Правительство не может просто забрать золото у граждан.
— Конституция не запрещает временных чрезвычайных мер в период национального кризиса, — возразил я. — А если экономика рухнет так, как я предсказываю, кризис будет именно национальным.
Я встал и подошел к карте Соединенных Штатов на стене:
— Представьте: тридцать процентов безработицы, банкротство тысяч банков, голодные бунты в крупных городах. В такой ситуации правительство объявит, что золото должно служить национальным интересам, а не частным.
— Даже если вы правы, — Крэнстон нахмурился, — что еще можно использовать как резерв? Государственные облигации? Они тоже могут обесцениться.
— Недвижимость в правильных местах, — я указал на карту. — Сельскохозяйственные угодья на Среднем Западе. Промышленные предприятия, которые производят товары первой необходимости. Коммунальные компании, люди всегда нуждаются в электричестве и газе.
— Банк не может владеть фермами и заводами, — возразил Крэнстон. — Это противоречит банковскому законодательству.
— Но может владеть акциями компаний, которые владеют этими активами, — я вернулся к креслу. — Или предоставлять кредиты под залог такой недвижимости.
Крэнстон задумчиво барабанил пальцами по столу:
— Вы предлагаете создать портфель из реальных активов вместо золота?
— Не вместо, а вместе с золотом, — уточнил я. — Диверсификация — ключ к выживанию. Часть резервов в золоте, часть в недвижимости, часть в акциях стабильных компаний, часть в наличных.
— А как насчет иностранных активов? — поинтересовался Крэнстон. — Швейцарские франки, британские фунты?
— Швейцарские франки — да, но не более двадцати процентов от общего резерва, — я открыл блокнот и начал набрасывать схему. — Британские фунты рискованны, Англия слишком зависит от международной торговли. Если мировая экономика рухнет, фунт пострадает.
Крэнстон встал и подошел к сейфу в углу кабинета. Набрав комбинацию, он достал еще несколько папок:
— У меня есть детальные отчеты о финансовом положении наших крупнейших корпоративных клиентов. Может быть, стоит пересмотреть кредитную политику?
— Безусловно, — я взял папки. — Но не только ужесточить требования к новым кредитам. Нужно начать досрочное возвращение наиболее рискованных займов.
— Под каким предлогом? — спросил Крэнстон. — Формально большинство заемщиков выполняют свои обязательства.
— Пересмотр кредитных рейтингов, — предложил я. — Новые требования к обеспечению. Повышение процентных ставок для высокорискованных займов.
Крэнстон наливал себе еще виски, предлагая и мне:
— Знаете, Стерлинг, полгода назад я бы назвал ваши идеи паранойей. Но сейчас… Сейчас я начинаю думать, что вы единственный человек на Уолл-стрит, который понимает, что происходит.
— Понимаю, потому что изучаю историю, — я отказался от добавки. — Все, что происходит сейчас, уже случалось раньше. Просто в меньших масштабах.
— И что показывает история? — Крэнстон откинулся в кресле.
— Что после каждого спекулятивного пузыря следует болезненная коррекция. Чем больше пузырь, тем болезненнее коррекция. А нынешний пузырь самый большой в истории.
Зазвонил телефон. Крэнстон снял трубку:
— Да… Понимаю… Завтра утром в восемь? Хорошо. — Он повесил трубку и посмотрел на меня. — Это был Моргентау из Chase National Bank. Просит экстренную встречу президентов крупнейших банков.
— Значит, проблемы не только у вас, — заметил я.
— Боюсь, что так, — Крэнстон встал. — Стерлинг, можете присутствовать на этой встрече как консультант? Ваш взгляд может оказаться полезным.
— С удовольствием, — я поднялся. — Но при одном условии.
— Каком?
— Не говорите другим банкирам о наших планах по диверсификации резервов. Пока не убедитесь в их лояльности.
Крэнстон кивнул: