— Знать? — я поднял бровь. — Или планировать?
Форбс развел руками в театральном жесте.
— А есть ли разница? Умные деньги всегда знают, куда дует ветер, задолго до того, как остальные почувствуют даже легкий бриз.
Шварц вернулся к креслу, взял папку и достал еще один документ, подробную схему финансовых потоков между крупнейшими банками.
— Continental Trust координирует действия нескольких ключевых участников рынка. Банки, инвестиционные дома, даже некоторые правительственные структуры. Цель простая: обеспечить контролируемое снижение спекулятивного накала.
— Контролируемое, — повторил я. — И кто именно осуществляет этот контроль?
— Люди с достаточными ресурсами и влиянием, чтобы направлять рыночные течения, — уклончиво ответил Форбс. — Люди, понимающие, что иногда краткосрочная боль необходима для долгосрочного здоровья системы.
Я внимательно изучал схему. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: эти люди действительно обладали инструментами для манипулирования рынком. Но размах их планов…
— И какова предполагаемая прибыль от этой операции? — спросил я.
Шварц улыбнулся, и в его улыбке было что-то хищное.
— Консервативные оценки говорят о десяти-двадцати миллиардах долларов. При правильном планировании.
Десять-двадцать миллиардов. На фоне экономики 1929 года это астрономические суммы. Больше, чем годовой бюджет многих стран.
— Впечатляющие цифры, — заметил я. — Но для получения такой прибыли потребуется падение рынка гораздо больше, чем на двадцать-тридцать процентов.
— Возможно, — согласился Форбс. — Но мы готовы к различным сценариям. В том числе к более драматичным.
Вот оно. Они действительно не понимали, что запускают. Или понимали и сознательно шли на это.
— А человеческие потери? — я не удержался от вопроса. — Миллионы семей, которые потеряют сбережения?
Шварц пожал плечами с ледяным равнодушием.
— В любой большой игре есть проигравшие. Мы не можем нести ответственность за тех, кто играет деньгами, которых не может позволить себе потерять.
— К тому же, — добавил Форбс, — коррекция оздоровит систему. Вымоет спекулянтов, снизит маржинальную торговлю, вернет рынок к фундаментальным основам. В долгосрочной перспективе все выиграют.
Я слушал их рассуждения и чувствовал растущее отвращение. Эти люди планировали трагедию, которая разрушит жизни миллионов, и называли это «оздоровлением системы».
— И какова моя роль в этом великом плане? — спросил я, сохраняя нейтральный тон.
Шварц открыл папку и достал последний документ, контракт на нескольких страницах, напечатанный на дорогой бумаге с водяными знаками.
— Мы уже делали вам предложение. Частично вы согласились. Наше сотрудничество оказалось плодотворным. Мы снова предлагаем вам стать официальным партнером операции. Полный доступ к инсайдерской информации, включая точные даты и масштабы планируемых движений. Участие в распределении приобретаемых активов. Ваша доля составит два процента от общей прибыли.
Два процента от самого минимума, десяти миллиардов — двести миллионов долларов. Сумма, которая сделала бы меня одним из богатейших людей Америки.
— Взамен? — спросил я, хотя уже знал ответ.
— Полная координация ваших операций с нашими планами, — ответил Форбс. — Еженедельные отчеты о ваших финансовых операциях. И, разумеется, абсолютная конфиденциальность.
— Фактически, вы хотите, чтобы я стал вашим агентом, — резюмировал я.
— Партнером, — поправил Шварц. — Младшим, но партнером.
Я взял контракт, сделал вид, что внимательно изучаю условия. На самом деле мой мозг лихорадочно анализировал полученную информацию.
Continental Trust действительно планировал биржевой крах. Но они недооценивали масштабы катастрофы, которую собирались запустить. Их расчеты на «контролируемое снижение» были наивными. Когда маржинальная торговля схлопнется, эффект домино будет невозможно остановить.
— Интересное предложение, — наконец сказал я, возвращая контракт на стол. — Но у меня есть обязательства перед существующими клиентами. Вандербильт, Роквуд, другие… Они доверили мне управление своими активами, исходя из определенных обещаний.
Лицо Шварца потемнело.
— Мистер Стерлинг, возможно, вы не до конца понимаете природу нашего предложения. Это не приглашение к участию в дискуссии. Это предложение, которое сложно отклонить.
— Сложно, но возможно? — я встретил его взгляд, не моргнув.
Форбс подошел ближе, его голос приобрел стальные нотки.
— Вы молодой и талантливый человек, мистер Стерлинг. У вас блестящее будущее. Было бы печально, если бы что-то помешало его реализации.
— Например?
— Например, расследование ваших связей с определенными криминальными элементами, — Шварц произнес это с видом человека, обсуждающего погоду. — Или проверка источников вашей удивительной инвестиционной удачи. Регулирующие органы могут задать неудобные вопросы.
Угроза была высказана вежливо, но недвусмысленно.
— Понимаю, — я поднялся с кресла. — Мне нужно время подумать.
— Разумеется, — кивнул Шварц, тоже вставая. — Но не слишком много времени. События развиваются быстро.
— Сколько у меня есть?
— До конца недели, — ответил Форбс. — В понедельник мы ожидаем ваше решение.
Я направился к двери, но голос Шварца остановил меня на пороге.
— Мистер Стерлинг, еще одно. Ваш друг, мистер О’Мэлли… Мы знаем о его прошлом. Боксер, вышибала, а теперь ваш, как бы это деликатно выразиться, консультант по вопросам безопасности. Было бы печально, если бы ему пришлось столкнуться с людьми его же калибра, но менее щепетильными в выборе методов.
Кровь застыла в венах. Они угрожали О’Мэлли.
— Я понял, — процедил я сквозь зубы.
— Прекрасно. Тогда до встречи в понедельник.
Дворецкий проводил меня к выходу молча. В вестибюле я задержался на мгновение, глядя на портреты предков Асторов. Интересно, что бы они подумали о том, как используется их родовое гнездо.
О’Мэлли присоединился ко мне в коридоре и молча шел со мной. Мартинс ждал у машины, прислонившись к капоту и курив сигарету. Когда он увидел меня, то сразу потушил ее и открыл дверцу.
— Как прошло? — спросил он, когда мы поехали обратно в город.
— Они предложили мне стать партнером в ограблении века, — мрачно ответил я. — А когда я отказался, пригрозили убить нас обоих.
О’Мэлли усмехнулся, но в его смехе не было веселья.
— Значит, обычный будний вечерок. Что будем делать?
— Готовиться к войне, Патрик. К самой большой войне в нашей жизни.
За окном мелькали огни пригородов, а впереди, на горизонте, светился Манхэттен. Через месяц этот сияющий город погрузится в хаос. И я был единственным человеком, который мог хотя бы попытаться минимизировать катастрофу.
Даже если для этого придется объявить войну Continental Trust.
Глава 13Последние предупреждения
Первого октября я прибыл в офис раньше обычного. Рассвет едва коснулся стеклянных фасадов небоскребов Манхэттена, а я уже сидел за письменным столом, просматривая список клиентов и составляя план экстренных встреч. Времени оставалось катастрофически мало.
Мисс Говард появилась точно в половине седьмого, как всегда безупречно одетая и готовая к работе. Ее удивление при виде меня за столом в такой ранний час выдали лишь на мгновение приподнятые брови.
— Доброе утро, мистер Стерлинг. Вы сегодня рано.
— Доброе утро, Элеонора. Нам предстоит насыщенный день. Прошу организовать встречи с мистером Вандербильтом, мистером Роквудом и мистером Милнером-младшим. Каждому выделить по полтора часа, начиная с девяти утра.
— Сегодня же? — в ее голосе прозвучала легкая тревога. — Это весьма необычно…
— Сегодня же. И подчеркните срочность. Скажите, что речь идет о критически важных изменениях в их портфелях.
Через полчаса мисс Говард доложила, что все встречи назначены согласно моему расписанию. Вандербильт готов встретиться в девять, Роквуд будет ждать звонка в половине одиннадцатого, а Милнер-младший приедет в час дня.
Уильям Вандербильт Третий появился в моем кабинете ровно в девять утра. Несмотря на ранний час, он выглядел безупречно: костюм от лучшего портного Сэвил-роу, платиновые запонки с сапфирами, выправка потомственного аристократа. Но в его обычно спокойных голубых глазах читалось любопытство, смешанное с легкой тревогой.
— Уильям, — он пожал мне руку, усаживаясь в кресло напротив моего стола. — Ваше сообщение звучало весьма загадочно. Надеюсь, ничего серьезного?
— К сожалению, мистер Вандербильт, все очень серьезно, — я открыл его личное дело, демонстрируя текущее состояние портфеля. — За последние недели я провел детальный анализ рыночной ситуации. То, что я обнаружил, вызывает глубокую обеспокоенность. Я вас уже предупреждал насчет этого. Мы с вами неоднократно обговаривали это. Но сейчас настало время для итоговых, самых важных рекомендаций.
Вандербильт наклонился вперед, изучая цифры.
— Портфель показывает отличные результаты. Прибыль за девять месяцев составила тридцать один процент. Что может вызывать беспокойство при таких показателях?
Я встал, подошел к окну, откуда открывался вид на кипящую жизнью улицу. Толпы клерков спешили на работу, автомобили сигналили в утренних пробках, газетчики выкрикивали заголовки о новых рекордах биржи.
— Мистер Вандербильт, позвольте рассказать вам историю. В 1906 году знакомый моего наставника Харрисона, пожилой брокер из Бостона, заметил тревожные признаки на рынке. Избыточная ликвидность, спекулятивная эйфория, отрыв цен акций от реальной стоимости компаний. Он начал предупреждать клиентов, советовал сокращать позиции.
— И что произошло? — Вандербильт слушал внимательно.
— Большинство не послушало. Рынок продолжал расти еще полгода. Клиенты считали его паникером, некоторые даже сменили брокера. А в октябре 1907 года разразилась паника. Dow Jones потерял сорок девять процентов за год. Те немногие, кто прислушался к предупреждениям, не только сохранили капитал, но и смогли выкупить обесцененные активы по бросовым ценам.