волично, как будто природа и экономика вместе готовились к долгой зиме.
По дороге домой я размышлял о встрече. Удалось ли донести всю серьезность ситуации? Вряд ли. Политики привыкли думать месяцами и годами, а у нас оставались считанные недели.
Но семена сомнений посеяны. Когда рынок начнет рушиться, они вспомнят мои предупреждения. И возможно, тогда будут готовы слушать более внимательно.
Дома меня ждал О’Мэлли с вечерними сводками и очередной порцией тревожных новостей из Европы. Лондонская биржа показывала признаки нестабильности, немецкие банки сокращали кредитование, французские инвесторы выводили капиталы из американских активов.
— Похоже, все идет по плану, босс, — мрачно заметил ирландец. — Ваши предсказания сбываются одно за другим.
— К сожалению, да, — я сел в кресло, чувствуя усталость. — И самое страшное еще впереди.
Через два дня после встречи в клубе «Cosmos» мне позвонил губернатор Рузвельт. Лично. Его узнаваемый голос, полный энергии даже через телефонную трубку, прозвучал в моем кабинете около полудня.
— Мистер Стерлинг, добрый день. Франклин Рузвельт беспокоит. Помните наш разговор у Роквудов в мае? Вы упоминали тогда некоторые тревожные тенденции в экономике.
— Разумеется помню, губернатор. Надеюсь, ситуация с банком в Олбани разрешилась благополучно?
— Блестяще! Ваши советы оказались неоценимыми. Собственно, поэтому и звоню. Не согласитесь ли встретиться сегодня вечером? Есть вопросы, которые требуют конфиденциального обсуждения.
Я взглянул на часы. Половина первого, до конца рабочего дня оставалось достаточно времени для подготовки к такой важной встрече.
— С удовольствием, господин губернатор. Где вам будет удобно?
— У меня в городском особняке на Восточной 65-й улице. Восемь вечера, если вас устроит. И Стерлинг… Приезжайте один. Разговор будет строго между нами.
После этого звонка я отменил все вечерние дела и провел оставшуюся часть дня, готовясь к встрече. Рузвельт не из тех людей, кто тратит время на пустые разговоры. Если он просил о конфиденциальной встрече, значит, на горизонте маячили серьезные политические решения.
Ровно в восемь вечера я поднялся по ступеням элегантного особняка на Восточной 65-й улице. Дворецкий, пожилой негр в безукоризненной ливрее, встретил меня в дверях.
— Мистер Стерлинг? Губернатор ожидает вас в кабинете. Позвольте проводить.
О’Мэлли остался ждать меня внизу, в гостиной. Я поднялся наверх по лестнице.
Кабинет Рузвельта отражал характер хозяина, энергичный, но организованный. Массивный дубовый стол завален документами и картами, книжные полки заставлены томами по истории и политике, а на стенах висели карты штата Нью-Йорк с пометками разноцветными карандашами.
Губернатор сидел за столом в удобном кресле, изучая какие-то бумаги. Услышав мои шаги, он поднял голову и широко улыбнулся.
— Стерлинг! Отлично, что смогли приехать. Присаживайтесь, прошу вас. Виски? Или предпочитаете что-то другое?
— Виски будет кстати, — ответил я, устраиваясь в кресле напротив его стола. — Надеюсь, у вас хорошие новости?
Рузвельт налил два стакана из хрустального графина, подвинул один ко мне.
— Новости разные. Хорошие и не очень. Начну с хороших. Банковская инспекция, которую мы провели по вашему совету, прошла блестяще. Central State Bank стабилизировался, паники удалось избежать. Метод оказался настолько эффективным, что я планирую применить его на федеральном уровне.
— Рад слышать. А какие новости плохие?
Губернатор отпил виски, его лицо стало серьезным.
— Плохие новости касаются того, о чем вы предупреждали еще в мае. Мои экономические советники начинают разделять ваши опасения относительно финансовых рынков.
Он встал, прихрамывая, прошелся по кабинету к карте США на стене, где красными флажками были отмечены различные штаты.
— Чарльз Пэрриш провел анализ банковских резервов по всей стране. Картина… скажем так, не внушает оптимизма. Слишком много маржинальных кредитов, слишком мало реальных активов в качестве обеспечения.
— И что вы планируете предпринять? — спросил я, хотя уже догадывался о направлении его мыслей.
— Вот здесь мне нужен ваш совет, — Рузвельт вернулся к столу, достал толстую папку. — Я изучал вашу деятельность после нашего знакомства. Ваши клиенты показывают удивительную стабильность в нестабильные времена. Ваши прогнозы сбываются с завидной точностью. Это не случайность.
Он открыл папку, показал мне документы — анализ моих инвестиционных рекомендаций за последние месяцы.
— Вы не просто талантливый финансист, Стерлинг. Вы видите на несколько шагов вперед. Именно такие люди нужны мне для подготовки к тому, что может произойти.
— К чему именно? — я сделал глоток виски, внимательно изучая лицо губернатора.
— К экономическому кризису, который может оказаться серьезнее всего, что переживала Америка, — прямо ответил Рузвельт. — И к необходимости кардинально пересмотреть роль правительства в экономике.
Он придвинул кресло ближе к моему, понизил голос.
— Стерлинг, я скажу вам то, что не говорю публично. Нынешняя экономическая система порочна в самой своей основе. Слишком много власти у слишком малого числа людей. Слишком много риска для простых американцев, которые не имеют возможности защитить себя от махинаций финансовых магнатов.
— Сильные слова для губернатора, — заметил я. — Особенно учитывая, что большинство ваших избирателей процветают благодаря нынешней системе.
— Большинство моих избирателей живут в иллюзии процветания, — поправил он. — Они покупают акции на заемные деньги, верят в «новую эру» постоянного роста, тратят будущие доходы на сегодняшние удовольствия. Когда пузырь лопнет, а он лопнет, эти люди окажутся на улице.
Рузвельт поднялся, прошелся по кабинету, опираясь на трость. Несмотря на физическое ограничение, в его движениях чувствовалась энергия человека, готового изменить мир.
— Именно поэтому мне нужны советники, которые понимают как финансовые механизмы, так и человеческие последствия экономических решений. Люди вроде вас.
— Что конкретно вы имеете в виду? — спросил я.
— Неофициальное сотрудничество, — он остановился напротив меня. — Вы продолжаете заниматься своим бизнесом, но время от времени консультируете меня по экономическим вопросам. Помогаете разрабатывать программы, которые понадобятся после кризиса.
— После кризиса? — я поднял бровь. — Вы так уверены, что он произойдет?
— Стерлинг, я политик с двадцатилетним стажем. Умею читать знаки времени. И все знаки указывают на приближающуюся бурю.
Он вернулся к столу, достал еще одну папку, намного более тонкую.
— Вот что я уже подготовил, черновые наброски программы экономического восстановления. Общественные работы, социальное страхование, реформа банковской системы. Но это лишь общие идеи. Мне нужны детальные разработки от человека, который понимает практические аспекты финансов.
Я взял папку, быстро просмотрел содержимое. Даже в черновом виде это революционные для Америки 1929 года идеи. Государственное регулирование банков, программы помощи безработным, федеральные инвестиции в инфраструктуру.
— Амбициозные планы, — заметил я. — Но реализация потребует огромных средств. Откуда правительство возьмет деньги?
— Из того же источника, откуда берутся деньги во время войны, — ответил Рузвельт с улыбкой. — Государственные займы, новые налоги, дефицитное финансирование. Экономический кризис — это тоже война, только против бедности и отчаяния.
Его слова поразили меня точностью. Он интуитивно понимал принципы, которые Кейнс сформулирует в теории лишь через несколько лет.
— А политическая реализуемость? — спросил я. — Конгресс, бизнес-сообщество, избиратели — все они привыкли к невмешательству государства в экономику.
— Когда люди голодают, политические теории отступают на второй план, — жестко ответил губернатор. — Кризис создаст спрос на решительные действия. Моя задача — быть готовым к этому спросу.
Он наклонился вперед, его глаза загорелись тем огнем, который позже покорит всю Америку.
— Стерлинг, я хочу предложить вам стать частью команды, которая перестроит американскую экономику. Не сейчас, когда все процветают и никто не хочет перемен. Но когда наступит кризис и люди поймут, что старая система их подвела.
— Вы говорите так, будто уже планируете президентскую кампанию, — заметил я.
— Планирую, — откровенно признался он. — 1932 год. К тому времени кризис уже разразится, Гувер дискредитирует себя неспособностью справиться с ситуацией, а страна будет готова к переменам.
Он встал, подошел к окну, откуда был виден вечерний Нью-Йорк.
— Понимаете, большинство политиков реагируют на события после того, как они произошли. Я хочу быть готовым к событиям до их наступления. Вот почему мне нужны люди вроде вас, те, кто видит будущее раньше других.
Я присоединился к нему у окна. Внизу, на освещенных улицах, спешили люди.
— Господин губернатор, — сказал я осторожно, — готов ли я помочь вам в разработке антикризисных программ? Безусловно. Но должен предупредить: мои прогнозы относительно сроков кризиса могут показаться излишне пессимистичными.
— Излишне пессимистичными? — он повернулся ко мне. — То есть кризис может наступить раньше, чем думает большинство?
— Намного раньше. Возможно, уже в этом месяце.
Рузвельт присвистнул, что было совершенно несвойственно его обычным манерам.
— В этом месяце? Вы серьезно?
— Более чем серьезно. Именно поэтому программы восстановления должны быть готовы заранее. Когда кризис разразится, времени на разработки не будет.
Губернатор вернулся к столу, достал чистый блокнот.
— Хорошо. Тогда давайте работать исходя из предположения, что кризис начнется через две-три недели. Что должно быть готово в первую очередь?
Следующие два часа мы провели, обсуждая детали будущей антикризисной программы. Я поделился своими знаниями о том, какие меры окажутся наиболее эффективными, а Рузвельт адаптировал их к политическим реалиям Америки.