Европейцы бежали с американского рынка, но делали это тихо, без лишнего шума. Умные люди уже давно поняли, что американский бум — это пузырь. Теперь они выводили средства, не желая быть последними.
— Мисс Говард, — позвал я секретаршу, — подготовьте сводку наших европейских контактов. Завтра утром нужно будет координировать операции через лондонских и цюрихских партнеров.
— Конечно. Что-то еще?
— Пока все, благодарю вас.
Самому мне надо связаться с Кляйном. В очередной раз напомнить, что «событие X» может произойти раньше запланированного срока.
«Событие X» — наш кодовый термин для биржевого краха. Массерия и Мэдден должны быть готовы к резким движениям на рынке.
В это же время Сара Левински вошла в кабинет, держа в руках вечерние газеты.
— Посмотрите на заголовки, босс, — она развернула «New York Times». — «ФОНДОВЫЙ РЫНОК ДОСТИГАЕТ НОВЫХ ВЫСОТ», «ЕВРОПЕЙСКИЙ КРИЗИС УКРЕПЛЯЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ЭКОНОМИКУ», «ЭКСПЕРТЫ ПРОГНОЗИРУЮТ НЕПРЕРЫВНЫЙ РОСТ ДО 1930 ГОДА».
Я взял газету, прочитал передовую статью. Автор, известный экономический обозреватель, писал о «новой эре постоянного процветания», о том, что Америка навсегда избавилась от экономических циклов прошлого.
Ах да, это же Ирвинг Фишер. Один из самых уважаемых экономистов страны. Через неделю эти слова станут символом профессиональной некомпетентности.
— Сэр, — Лавински села в кресло напротив моего стола, — скажите честно. Вы действительно уверены, что все рухнет именно сейчас? Может, стоит подождать еще немного?
Я понимал ее сомнения. Вокруг все выглядело стабильным, процветающим. Доу-Джонс держался на высоких уровнях, компании отчитывались о рекордных прибылях, безработица находилась на минимальных отметках.
— Сара, — сказал я, складывая газеты, — Девять миллиардов долларов маржинальных кредитов против пятисот миллионов банковских резервов. Отток европейских капиталов. Переоцененность акций в три-четыре раза относительно реальной стоимости компаний. И самое главное, психология толпы, которая в любой момент может смениться с жадности на панику.
Я встал, подошел к сейфу, достал папку с финальными расчетами.
— Вот математика краха. Мы готовили ее вместе с вами. Если Доу-Джонс упадет на пятнадцать процентов, это вызовет маржин-коллы на сумму полтора миллиарда долларов. Принудительные продажи еще снизят рынок на десять процентов, что приведет к новой волне маржин-коллов. И так далее, пока система не рухнет полностью.
— А триггер? Что запустит первое падение?
— Может быть что угодно. Плохие новости от какой-то крупной компании. Неосторожное заявление политика. Слух о проблемах в банке. Когда система находится на грани, достаточно легкого толчка.
Левински долго молчала, обдумывая услышанное.
— И когда это случится?
— Очень скоро, — я закрыл папку, убрал в сейф. — Завтра, послезавтра. Максимум, к концу недели.
Она кивнула и встала из кресла.
— Тогда лучше выспаться как следует. Похоже, впереди нас ждут тяжелые дни.
Когда она ушла, я остался один в темнеющем кабинете. За окном зажигались огни ночного Нью-Йорка, самого богатого города самой богатой страны мира.
Телефонный звонок поступил ровно в полночь. Я еще не спал, сидел в кресле у камина в своем особняке на Пятой авеню, перечитывая последние сводки из Европы. О’Мэлли дремал в соседнем кресле, но звонок мгновенно привел его в боевую готовность.
— Мистер Стерлинг? — голос в трубке звучал учтиво, но холодно. — Александр Шварц беспокоит. Надеюсь, не разбудил?
— Нет, я не спал. Что случилось?
— Ничего экстраординарного. Просто подумал, что настало время для нашего обещанного разговора. Помните, мы договаривались о вашем решении к концу недели?
Я взглянул на календарь на каминной полке. Действительно, неделя истекала.
— Помню. Где вы хотели бы встретиться?
— В том же месте, что и в прошлый раз. Особняк Астор на Лонг-Айленде. Завтра в полночь. И мистер Стерлинг… на этот раз, пожалуйста, приезжайте один.
Линия оборвалась, Шварц не дал мне возможности возразить.
О’Мэлли подошел ко мне, когда я вешал трубку.
— Кто звонил в такой час?
— Наши друзья из Continental Trust. Хотят встретиться завтра ночью.
— Не нравится мне это, босс, — ирландец нахмурился. — Полночь, требование приехать одному… Пахнет ловушкой.
— Возможно. Но выбора у нас нет. Нужно выяснить их планы.
Хотя, что там выяснять. Все и так понятно. Continental Trust готовится обрушить карточный домик рынка и заранее интересуется, не помешаю ли я им.
О’Мэлли прошелся по гостиной, его тренированный глаз автоматически проверял окна и двери.
— Кстати о планах, босс. Днем я заметил усиление наблюдения. Теперь нас отслеживают минимум четыре человека посменно. Профессионалы, хорошо обученные.
— Что-то изменилось в их поведении?
— Да. Раньше они просто следили, держались на расстоянии. Теперь подходят ближе, изучают наш распорядок более детально. Один из них сегодня разговаривал с швейцаром в офисном здании, расспрашивал о ваших привычках.
Это не сулило ничего хорошего. Continental Trust переходил от наблюдения к подготовке активных действий.
— А что с нашей безопасностью?
— Усилил. Договорился с парнями синдиката, они выставили дополнительных часовых вокруг особняка. Плюс проверил все входы и выходы, установил сигнализацию на окна первого этажа.
Я кивнул, ценя предусмотрительность ирландца. В ближайшие дни она может оказаться жизненно важной.
Следующий день прошел в лихорадочной подготовке. С утра я завершил последние операции по защите капитала клиентов, дал финальные инструкции мисс Говард, созвонился с представителями швейцарских банков для координации завтрашних действий.
К вечеру все готово. Наши позиции ликвидированы, короткие продажи оформлены, европейские партнеры предупреждены. Оставалось только ждать первого толчка, который обрушит перевернутую пирамиду американской финансовой системы.
В половине двенадцатого ночи я покинул особняк через черный ход, ведущий в служебный переулок. О’Мэлли категорически возражал против моей поездки в одиночку, но я настоял. Continental Trust ясно дал понять, что любое нарушение условий встречи будет воспринято как враждебный акт.
Паккард ждал меня в двух кварталах от дома. За рулем сидел Мартинс.
— Сэр? — он повернулся ко мне, когда я сел на заднее сиденье. — Едем?
Я кивнул, и автомобиль плавно тронулся с места.
Дорога на Лонг-Айленд заняла сорок минут. Мартинс не произнес ни слова за всю поездку, лишь изредка поглядывал в зеркало заднего вида, проверяя, не следят ли за нами.
Особняк Астор встретил меня знакомой атмосферой скрытой власти и старых денег. Тот же дворецкий проводил меня в ту же Зеленую библиотеку, где горел камин и ждали Шварц с Форбсом.
Но на этот раз атмосфера была совершенно иной. Никаких любезностей, никакого коньяка. Оба мужчины сидели за массивным столом, словно судьи на трибунале.
— Мистер Стерлинг, — Шварц не поднялся с места, лишь указал на кресло напротив. — Садитесь. У нас мало времени.
Я опустился в кресло, изучая их лица. Шварц выглядел напряженным, но контролирующим ситуацию. Форбс откровенно демонстрировал враждебность.
— Итак, — продолжил Шварц, — неделя истекла. Каково ваше решение относительно нашего предложения?
Я выдержал паузу, тщательно подбирая слова.
— Боюсь, должен отклонить ваше предложение, джентльмены. У меня есть обязательства перед существующими клиентами, которые не позволяют участвовать в подобных операциях.
Форбс усмехнулся, но смех его был лишен всякого веселья.
— Обязательства перед клиентами? Как благородно. А обязательства перед криминальными элементами из Синдиката, они тоже мешают сотрудничеству с нами?
— Мои деловые связи — мое личное дело, — спокойно ответил я.
— Не совсем, — Шварц открыл папку, достал несколько документов. — Вот отчеты о ваших встречах с Массерией и Лучиано три дня назад. О ваших регулярных контактах с бухгалтером Мэддена. О переводах крупных сумм через счета, связанные с нелегальным бизнесом.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я, хотя уже понимал направление разговора.
— То, что ваш отказ от сотрудничества ставит нас в затруднительное положение, — Форбс наклонился вперед. — Мы предложили вам партнерство из уважения к вашим способностям. Но если вы предпочитаете оставаться в стороне от исторических событий…
— Какие исторические события? — перебил я.
Шварц и Форбс переглянулись. В их взглядах мелькнуло что-то вроде удовлетворения.
— Мистер Стерлинг, — медленно произнес Шварц, — скоро начнется контролируемая коррекция американского рынка. Мы уже не спрашиваем вашего мнения. Мы информируем о свершившемся факте.
— Скоро? — я не смог скрыть удивления. — Вам не кажется, что это слишком рано. Рынок еще не готов к такому шоку.
— Наоборот, — Форбс достал еще одну толстую папку с документами. — Рынок перезрел. Каждый дополнительный день увеличивает риск неконтролируемого коллапса.
Он открыл папку, показал мне схемы и графики.
— Посмотрите на эти расчеты. Объем маржинальных кредитов достиг критической массы. Европейские инвесторы уже начали выход. Нужен лишь небольшой толчок, чтобы запустить цепную реакцию.
— И что именно вы планируете?
Шварц встал, подошел к камину, повернулся ко мне спиной.
— Несколько крупных инвестиционных домов одновременно начнут массовые продажи. Скоординированно, по заранее составленному плану. Объем достаточный, чтобы сбить рынок на десять-пятнадцать процентов.
— Этого хватит для запуска маржин-коллов, — продолжил Форбс. — А дальше процесс пойдет сам. Принудительные продажи вызовут новое падение, новое падение — новые маржин-коллы. И так далее.
Я слушал их объяснения, чувствуя нарастающий ужас. Эти люди действительно собирались запустить финансовую катастрофу с холодной расчетливостью инженеров, взрывающих дамбу.